— Милорды, — поклонился слуга. — Брат Джеффри привез новости от короля.

Де Воррен кивнул, отпустил распорядителя и подозвал монаха.

— Говори, — велел он.

Человек встал на колени:

— Милорды, король одержал великую победу. Он велел передать вам, что захватил принца Артура, а также Гуго и Вальтера де Лузиньянов.

— Что? — Вильгельм жестом разрешил монаху подняться.

Монах встал.

— В Мирабо, милорды, где те пытались захватить королеву Алиенору.

Монах с благодарностью принял вино, которым Вильгельм велел его угостить.

— Я думал, король в Ле Мане, — нахмурился де Воррен. — А это далеко от Мирабо.

Монах оторвался от своей чаши.

— Восемьдесят миль, но король со своей армией преодолел это расстояние за два дня… они скакали день и ночь, — он по привычке вытер губы рукавом.

Солсбери выглядел озадаченным:

— А что там делала королева Алиенора?

— Начни с начала, — сказал Вильгельм. — Что случилось?

Монах сделал еще один глоток и собрался с мыслями.

— Принц Артур приехал к королю Филиппу и присягнул в верности Бретани, Аквитании и Мэну, а затем немедленно отбыл в Аквитанию с двумястами рыцарями короля Филиппа, чтобы захватить эти земли.

Солсбери выругался, и все трое переглянулись.

— Королева Алиенора узнала о его намерениях и покинула Фонтевро, чтобы отправиться в Аквитанию и настроить тамошних лордов против него, но вы знаете, что она в последнее время нездорова и потому была вынуждена сделать остановку в Мирабо, чтобы отдохнуть. Принц Артур и Лузиньяны прибыли туда и осадили замок.

— Отвратительно, — пробормотал Вильгельм, наполняясь праведным гневом: почти восьмидесятилетняя женщина должна терпеть оскорбления и унижения от собственного внука и его союзников, которые готовы чуть ли не собаками ее травить.

— Королева послала к королю за помощью, но надежды у нее было мало, потому что он находился в Ле Мане. Принц Артур пообещал отпустить ее, если она поможет ему заполучить Аквитанию. Чтобы выиграть время, она притворилась, что хочет обдумать это, но своим людям сказала, что скорее проползет на животе вдоль всей Аквитании по осколкам стекла, чем уступит ему хоть пядь этой земли. Артур и Лузиньяны захватили город и замок — все, кроме внутренних покоев, где она закрылась.

Не в силах усидеть на месте, Вильгельм вскочил на ноги и принялся ходить из одного конца шатра в другой. Он взглянул на раскинувшийся перед ним лагерь. Маршал знал, что сделает с Артуром и Лузиньянами, если их глотки когда-нибудь попадутся ему под руку.

— Они свое получили, — сказал монах с мрачной удовлетворенностью в голосе. — Как только мой господин король услышал от королевы мольбу о помощи, он тут же бросился ей на выручку. Он скакал всю ночь и весь день, а потом еще целую ночь и на рассвете прибыл в Мирабо. Принц Артур и Лузиньяны даже не поняли, кто на них напал. Только что они заканчивали трапезу и готовились к последнему штурму, а в следующее мгновение на них уже были направлены мечи. Трое братьев Лузиньянов были взяты в плен вместе с принцем Артуром и двумястами французскими рыцарями, для короля Филиппа и бретонцев это настоящая катастрофа.

— Ха! — воскликнул Солсбери, яростно стукнув по столу кулаком, так что тот подпрыгнул. — Я знал, что Иоанн велик! Я это знал! Эта победа не меньше тех, которые совершал Ричард! Пусть-ка они теперь посмеются, глядя в сторонку!

Прибыл новый кувшин с вином, и три графа подняли кубки за победу, а монаху было подано блюдо с жареной петушатиной и хлебом.

Вильгельм был возмущен. То, что случилось с Алиенорой, оставило в его душе дурной осадок. Он был теперь вдвойне доволен, что в свое время отговорил Хьюберта Вальтера поддержать Артура.

— Отдохнув, вы, возможно, согласитесь доставить еще одно послание, — мягко попросил он монаха.

— С радостью, милорд, — ответил монах, не отрываясь от еды.

Вильгельм подпер рукой подбородок.

— Монаха пустят туда, куда я не послал бы своего обычного гонца. Я прошу вас отправиться к Ральфу Экзодунскому во французский лагерь. Он должен узнать, что его братья в заточении.

Монах захлопал глазами.

— Я сделаю так, что ваше путешествие будет стоить того, — сказал Вильгельм, прежде чем удивление обернулось отказом. — Если вы не можете принять плату лично для себя, я сделаю щедрое пожертвование в ваш монастырь.

Загнанный в угол, монах растерянно согласился, хотя тяжелый кошелек с серебром, который дал ему Вильгельм, несколько скрашивал его огорчение.

— Я всегда возвращаю свои долги, — сказал Вильгельм, и монах подумал, что он говорит о серебре. Но его замечание относилось и к Лузиньянам.

Глава 11

Лонгевиль, Нормандия, апрель 1203 года


— Папа вернулся, — сказала Махельт. Она сидела у окна, выходившего во двор, и кормила своих коноплянок семечками.

Изабель, обсуждавшая со своим писцом послание, касающееся дара собору в Глендало в Ленстере, прекратила разговор и подошла к окну. То, что она увидела, заставило ее быстро раздать служанкам приказания и поспешить в зал, чтобы встретить мужа. Вильгельм вошел в дом широким шагом, как будто пытался догнать великана или, наоборот, убежать от него. Он всегда был очень энергичен, но Изабель поняла, что случилось что-то плохое. Обычно его энергия была живой, бьющей ключом, а сейчас от него исходила злость, он будто источал злобу, когда поднимался по ступеням, лишь мимоходом приветствуя слуг и рыцарей в зале.

Изабель произнесла положенные слова приветствия, жестом отпустила слуг и последовала за мужем в личные покои. Она взяла его плащ, махнув женщинам, чтобы отошли, и велела нянькам занять детей. Махельт отчаянно хотела показать отцу свою коноплянку, но Изабель была непоколебима, и, несмотря на слезы и уговоры, отослала и ее, оставив дочку на попечении Сибиллы Дэрли.

Изабель наскоро собрала ужин: толстые ломти хлеба, говядины, зелень и пироги с мозгами. Она распорядилась принести таз с горячей водой и свежие льняные полотенца, все еще пахнущие солнцем, которое выбелило их, пока они висели на площадке для сушки белья.

— Насколько все плохо? — спросила она, наливая ему вина, когда за последним слугой закрылась дверь.

Он зарылся рукой в волосы, все еще темно-каштановые на лбу и вдоль пробора, но на висках начали появляться серебряные нити. Он уже много раз ворчал, что до того, как Иоанн сел на трон, у него седых волос не было, и это было правдой. Взяв чашу с вином из ее руки, он отпил, отставил ее, а затем ополоснул лицо и руки горячей водой.

— Я пока не знаю.

— Лонгевиль в опасности?

Уильям вытер лицо и руки.

— Пока нет, но Иоанн, если захочет, может к середине лета устроить так, что мы его потеряем, — Вильгельм бросил полотенце на дорожный сундук. — Он только что отпустил братьев Лузиньян и в результате потерял поддержку Вильгельма де Роше.

Изабель прикусила губу. Это было совсем плохо.

— Если бы я не видел этого своими глазами, я бы не поверил, что сын королевы Алиеноры может быть таким глупцом. Все, что он с них взял, это обещание, что они уйдут с миром и не станут больше против него восставать, — Вильгельм снова взял свою чашу с вином, осушил ее в несколько больших глотков и, с яростью хлопнув ею об стол, снова наполнил ее. — Их дело было решенным, но Иоанну зачем-то понадобилось возвратить отрубленную голову на шею. Лузиньяны верны своему слову так же, как шлюха обету благочестия. Они же все разбойники и бандиты! Господ Всемогущий!

Изабель редко видела его таким взбешенным. Обычно неприятности стекали с него как с гуся вода.

— А что де Роше? — спросила она. Он был сенешалем Анжу, человеком скрупулезным и принципиальным. Понимая, что у принца Артура есть определенные права, тем не менее он был в ужасе от того, что этот молодчик решился напасть на королеву Алиенору в Мирабо; де Роше с копьем в руках мчался спасать королеву и помог разбить войско Артура и Лузиньянов. — Что Иоанн с ним сделал?

Вильгельм взял пирог с мозгами.

— Де Роше согласился помочь в Мирабо, при условии что ему впоследствии дадут перемолвиться с Артуром словечком.

— Да, — сказала Изабель, — понимаю.

— Ну, а Иоанн вообще запрещает ему видеться с Артуром и отказывается вести с ним переговоры о выкупе. Де Роше говорит, что Артур — законный наследник Турени и Анжу, и это правда. Он говорит, что Иоанн должен позволить Артуру сдаться, принять его извинения и отпустить его, — он помахал рукой с пирогом. — Он утверждает, что утихомирить несовершеннолетнего подростка будет нетрудно. Но теперь Иоанн сделался упрямым как осел и перевез Артура в Руанскую крепость.

— Ты его видел?

— Да, на прошлой неделе, — Вильгельм с отвращением скривился. — Он эгоистичный и испорченный, и он так полон желчи, что я удивляюсь, как он до сих пор не взорвался. Если бы он был одним из наших сыновей, я бы оттаскал его за уши и искупал в бочке.

Во взгляде Вильгельма читалась злость.

— Угрожал отобрать у меня Пемброук, когда он станет королем. Я ответил, что для этого потребуется копье подлиннее того, что у него между ног, а, поскольку я не любитель кровавых состязаний, я не хочу смотреть, как он будет пытаться это сделать.

Изабель покачала головой:

— Возможно, это все мальчишеская бравада.

Вильгельм доел пирог и потянулся за следующим.

— Если это и так, то она зашла слишком далеко и продолжается уже слишком долго. Де Роше утверждает, что будет правильным освободить мальчишку. Я согласен. Артур может вести себя как волчонок, но за всем этим кривляньем и руганью скрывается испуганный щенок, поджавший хвост. Он ненавидит Иоанна, но дело не в этом. Похоже, ненависть у анжуйцев передается по наследству, — он глубоко вздохнул и стряхнул крошки с одежды. — Будь я на месте Иоанна, я бы посадил его в Бретани. Много вреда он не наделает, а люди скоро устанут от него и его выходок. А теперь терпение де Роше лопнуло, и он уехал, чтобы присоединиться к Филиппу французскому.

Изабель с ужасом посмотрела на Вильгельма. Де Роше был под стать своему имени, означавшему «скала», и Иоанну потеря такого сторонника была просто не по карману.

— Так что теперь мы лишились одного из своих самых преданных союзников, он встал на сторону французов, а куда он, туда и другие пойдут, — сказал Вильгельм.

— Что же делать?

— Один Бог знает, — сказал Маршал устало. — Я молюсь, чтобы у Иоанна прорезался хоть какой-то здравый смысл, пока не стало слишком поздно. Он не может загнать Лузиньянов обратно в клетку, но если бы он выпустил Артура из его заточения в темницу попросторнее… Месяц назад победа была за нами. Сейчас мы можем потерять все.

Она внимательно следила за ним взглядом.

— Ты хочешь сказать, что мы можем потерять Лонгевиль и другие наши нормандские земли?

Вильгельм пожал плечами:

— Такое возможно. Я не говорю, что это обязательно случится.

У Изабель мурашки побежали по коже. Она никогда раньше не видела Вильгельма настроенным так мрачно. Даже когда все было плохо, он вцеплялся когтями в то хорошее, что у него еще оставалось, и наполнялся непоколебимой решимостью все исправить, он был готов бросить вызов кому и чему угодно.

— Наверняка мы можем что-то сделать, чтобы обезопасить себя в будущем?

Вильгельм снова наполнил свою чашу и уселся на скамью со множеством подушек, стоявшую перед огнем.

— Помогло бы, если бы Иоанн был готов вступить с французами в переговоры, но убедить его… — он покачал головой и тяжело вздохнул.

— У тебя есть друзья и родственники в обоих лагерях. Ты должен попытаться.

— Я так и сделаю, любимая, но привести лошадь к водопою не значит заставить ее пить. А я еще думал, что с Ричардом трудно! Он, по крайней мере, был прямолинейным. Не держал камней за пазухой. Если он пил, так пил и не собирался при этом из чувства мести втихаря врезать тебе по яйцам. О Боже, хватит уже об этом. Где дети? Я лучше отвлекусь от этих мыслей в их чудесной компании, чем стану напиваться до обморочного состояния.


В Руанской крепости у Вильгельма де Броза не было возможности отвлечься в компании жены и детей, и поэтому оставалось только пить. В кишечнике бурлило, мочевой пузырь был переполнен, шаг неверен; он, шатаясь, вышел наружу вдохнуть свежего воздуха и облегчиться. Он вышел от короля, который беспробудно пил со своими рыцарями и шлюхами, играл в кости и яростно спорил. От своего господина, человека, которого он посадил на трон, поклявшись, что предсмертным желанием Ричарда было сделать Иоанна своим наследником. Человека, который был обязан ему всем. Жена де Броза говорила, что он должен взамен просить короля обо всем, потому что благодарность Иоанна все еще не звенела в карманах. А чем богаче они будут, тем сильнее разрастется их власть.