— У тебя должно получиться, — энергично поддержала его Изабель, не показывая своего беспокойства.

После назначения Вильгельма регентом, Генрих вернулся к матери, братьям и сестрам в Корф, а Маршал незамедлительно приступил к делам. Он разослал обещания беспрепятственного проезда по подвластной королю территории для всякого, кто захочет приехать к нему, чтобы принести новую присягу. Он предложил прощение мятежникам, которые пожелают вернуться в его лагерь. Он переписал великую Раннимедскую хартию с поправками. До сих пор его усилия не вызвали поток знатных бывших мятежников, желавших примкнуть к войскам молодого короля. Однако, невзирая на все трудности, Вильгельму удавалось платить войскам, вооружать их и поддерживать в них боевой дух. Даже после без малого тридцати лет брака Изабель не уставала удивляться способностям своего мужа и его ясной, упрямой убежденности в том, что он сможет все наладить. После того приступа отчаяния он собрался с силами и принял решение пойти ко дну вместе с кораблем. Пять месяцев спустя, потрепанные бурей, измотанные, с рваными парусами, они были все еще на плаву, что само по себе уже служило подтверждением величия человека, стоявшего у штурвала.

Распорядитель Вильгельма, появившийся в дверях, прочистил горло:

— Сир, миледи… приехал граф Солсберийский.

Изабель и Вильгельм обернулись.

— Маршал… — Солсбери ждал, когда распорядитель сообщит о его приезде, и сразу же прошел в комнату.

Изабель бросилась вперед, протянув ему руку, с восторженной улыбкой на лице.

— Милорд, вот воистину прекрасный сюрприз!

Солсбери печально улыбнулся.

— Я рад, что вы находите его прекрасным, поскольку это сюрприз и для меня самого, — произнес он и нежно поцеловал ее в обе щеки, прежде чем подойти к Вильгельму. Мужчины крепко обнялись. Изабель поспешила взбить подушки на скамье перед камином и велела Белле принести вино.

— Молись, — прошептала она, обращаясь к дочери, — как если бы от этого зависела твоя жизнь.

Граф сел, отложил в сторону свой великолепный изумрудно-зеленый плащ и принял вино, которое с изяществом поднесла ему Белла.

— У тебя прекрасные дочери, Маршал, — сказал он. Белла опустила ресницы, приняв вид скромницы, как ей и подобало.

— Красоту они унаследовали от матери, — ответил Вильгельм, усаживаясь рядом с Солсбери.

— Еще не обручены?

— Учитывая сложившуюся ситуацию, нет.

— А! — Солсбери отпил вина и принялся теребить свой плащ.

— Я рад тебя видеть. Ты же знаешь, что в моем доме ты всегда желанный гость. Ты приехал один?

Солсбери выглядел так, словно он чувствует себя неуютно.

— Если ты спрашиваешь, привез ли я с собой других лордов, — нет. Мое решение приехать сюда — это только мое решение. Но если ты спрашиваешь, приехал ли я с войском, — да. Если тебе нужны люди, мое войско в твоем распоряжении.

— Я так понимаю, ты оставил Людовика?

— Мое решение примкнуть к нему было необдуманным и поспешным, — угрюмо ответил Солсбери. — Мне никогда не нравился Людовик, но мой брат — тоже, и причина оставить его у меня была, — он посмотрел на Изабель: — Вы слышали о нем и Эле?

Она кивнула:

— Несколько версий.

— Он ее страшно запугал. Видите ли, она его раздражала, а вы знаете, каким жестоким он мог быть. Иоанн думал, что она отвлекает на себя мое внимание, которое я должен был уделять его делам. Это ему, разумеется, тоже не нравилось… Но связи между ними не было. По крайней мере, эта часть слухов неверна.

— Так вы оставили его из-за Элы? — движимая женским любопытством спросила Изабель.

Солсбери нахмурился.

— И поэтому тоже, леди Изабель, но были и другие причины. Бог свидетель, Мод де Броз сильно напоминала при жизни гадюку, но то, как она погибла… — его рот скривился, и он уставился в чашу с вином. — Я был свидетелем того, как мой брат говорит и делает вещи, на которые достойный человек неспособен, но я любил его, несмотря ни на что. Хотя его душа была темной и испорченной, мне было больно его покидать, но и остаться я не мог. Когда Людовик пригрозил вторгнуться в мои земли, я не оказал ему сопротивления. Но теперь мой брат мертв, а ссориться со своим племянником я не хочу.

Глубоко вздохнув, он повернулся к Вильгельму:

— Если мы сможем договориться об условиях, я готов поддержать нашего молодого короля, моего племянника.

— Выполнить мои условия будет нетрудно, — Вильгельм грустно улыбнулся. — У меня не так много союзников, чтобы я мог позволить себе отказывать кому-либо. Сказать по правде, я принимаю тебя с распростертыми объятьями — и как друга, и как союзника.

— Я никогда не считал тебя своим врагом, Маршал, даже когда мы были в разных лагерях. Однако я не знаю, сколько еще людей примкнет к нам. Это будет зависеть от того, как скоро вернется из Франции Людовик и какие силы он с собой приведет.

— И насколько слаженно мы будем действовать, пока его нет, — сказал Вильгельм.

— Да, и от этого тоже, — согласился Солсбери. — Я не отказываюсь ни от какой работы. Я здесь для того, чтобы строить будущее моего племянника, а не для того, чтобы наблюдать за его крушением.


Неделю спустя Вильгельм с Солсбери ехали по прибрежной дороге возле Шоргема, чтобы осадить захваченный французами замок Фарнгем, когда разведчики сообщили им, что со стороны Даунса к ним на большой скорости приближается другое войско.

— Это ваш сын, милорд, молодой Маршал, — отводя глаза, сказал воин.

В душе Вильгельма зародилась робкая надежда. Он давно ждал этой встречи, и иногда вера почти покидала его. Разумеется, никакой уверенности не было даже сейчас.

— А, — произнес Солсбери с сияющей улыбкой. — Я думал, он захочет договориться с тобой, когда Людовик уехал домой.

— Он не сражался на стороне Людовика уже со времен Ворчестера, — резко ответил Вильгельм.

— Но и к тебе не вернулся. Держался в стороне, да? Он хороший молодой рыцарь, с хорошей выучкой. Нам пригодится его помощь.

Вильгельм натянул поводья и изо всех сил старался не выдавать своего волнения.

— Подождем. Нет смысла ехать дальше.

Солсбери пристально взглянул на него:

— Я так понимаю, ты не собираешься спешиваться?

— Нет, — ответил Вильгельм, плотно сдав губы. — Он, конечно, мой сын, моя плоть и кровь, но я не дам ему преимущества.

— Как пожелаешь. Не возражаешь, если я спешусь? — Солсбери соскользнул с седла и спустился на берег. Галька скрипела и шуршала под его сапогами, а его великолепный зеленый плащ от свежего ветра обвивал его тело, как страстная любовница.

Несколько мгновений спустя показались развевающиеся на ветру шелковые знамена. На зеленом с золотом поле рычал алый лев Маршалов, а рядом с ним как символ союза шли синие с золотом диагональные полосы Бетюнов. Почувствовав беспокойство Вильгельма, Этель попятился вбок и встал на дыбы. Вильгельм вцепился в поводья так, что его пальцы побелели.

Маршал-сын остановил свое войско, когда расстояние между ними сократилось до двадцати ярдов. Поскрипывала и позвякивала лошадиная сбруя.

Безмятежный звук волн, набегавших на прибрежную гальку, раздражал, потому что не соответствовал напряженности атмосферы. Вильгельм пришпорил Этеля и выехал вперед. То же сделал Вилли. Отец и сын встретились между двух войск.

Вильгельм был ошеломлен изменениями, произошедшими с его сыном с прошлого лета. От его молодцеватости, да и просто от молодости, не осталось и следа. Пронзительный взгляд синих глаз был тяжелым и тихим, все еще таким же, как у Изабель, но без ее живости и веселой искорки. И этот взгляд был непроницаем.

— Храни тебя Бог, — произнес он, хотя ему нелегко было не выдать своих чувств. Боже Всемогущий, ему хотелось обнять сына, но он не осмеливался. Ему нужно было быть осторожным ради всего, что стояло на кону.

— И тебя, отец мой, — Вилли наклонил голову. Его губы оставались плотно сжатыми. Он не улыбался. Ветер трепал его темно-каштановые волосы. Они долго молча смотрели друг на друга. Тишина нарушалась только пофыркиванием лошадей, переступавших на месте, шумом ветра и плеском волн, разбивающихся о берег. Обычно красноречивый и уверенный в себе Вильгельм с трудом подбирал слова.

— Я полагаю, ты здесь для того, чтобы присоединиться к королю Генриху?

Вилли поднял бровь.

— Твое предположение преждевременно. Это зависит от того, что ты можешь предложить.

Вильгельм взглянул на сына изумленно и немного обиженно.

— Ты хочешь, чтобы я тебе что-то дал?

Вилли пожал плечами:

— Если я присоединюсь к тебе, это ослабит французов. Наш конфликт был им сильно на руку. У меня есть войска, которые я готов предоставить в твое распоряжение, поэтому я повторяю свой вопрос: что ты можешь мне предложить, ради чего мне стоило бы это сделать?

Вильгельм был в замешательстве, но старался выглядеть бесстрастным. Он смотрел на своего сына, сложив руки на седле, пока взгляд синих глаз его сына не уперся в землю.

— Чего ты хочешь? — резко спросил он. — Чего ждешь от меня?

На лице Вилли появилось тоскливое выражение.

— Я не могу получить того, что хочу, и тебе это известно. Скажи мне, что ты готов предложить, а я отвечу довольно ли этого.

Вильгельма передернуло. Все будет намного труднее, чем он ожидал. В Вилли теперь ощущалась сталь. Он мог вести переговоры на равных, а не как сын или проситель.

— Ты мог бы поехать в Ланкастер, — сказал Вильгельм, подумав, что если отослать Вилли не север, это удержит его вдали от основных сражений.

— Нет, не в Ланкастер, — коротко ответил Вилли. — Мне там нечего делать.

— Тогда в Хантингдон.

Вилли беспечно пожал плечами, но Вильгельм заметил, как сузились его глаза. Де Фор тоже хотел заполучить Хантингдон. Они не стали это обсуждать, но оба понимали, почему Вилли может привлекать Хантингдон.

— И Мальборо, — добавил Вилли, помедлив с мгновение. — Я хочу получить Мальборо, оно принадлежит нам по праву.

— А Людовик тебе его не отдал, верно?

— Я оставил его не из-за Мальборо, и не ради него возвращаюсь к тебе! — в глазах Вилли вспыхнула сдерживаемая злость. — Я хочу честной платы, но я не наемник. Если я и вступаю в ряды молодого короля, то потому что Иоанн мертв. И пришло время двигаться дальше. — Его ноздри вздрогнули. — И еще я собираюсь следить за Вильгельмом де Фором. Я по-прежнему не понимаю, почему ему достались Рокингем и Бьютам.

— Ему отдали их за то, что он предложил помощь войска Омалей, — сказал Вильгельм. — Это решение принял я как регент, не из личных предпочтений. Нам нужны его люди. К тому же я не стану выносить приговор человеку, если у меня нет доказательств. Бог призовет его к ответу, в чем бы он ни был повинен.

Вилли ничего не сказал, но его поза и взгляд были красноречивее всяких слов.

— Итак, — произнес Вильгельм, подводя итог, — ты станешь сражаться за короля Генриха при условии, что Хантингдон переходит тебе, как и Мальборо, если ты сможешь его отвоевать.

Он подвел своего коня ближе и протянул сыну руку.

Вилли помедлил, а затем ответил сдержанным кивком.

— Согласен, — сказал он. Они пожали друг другу руки, но не обнялись. Вильгельм, решив сдержаться, подумал, что позже, может быть, наступит время и для объятий. А может быть, и нет. Пока же беспокойство их коней дало пристойное оправдание тому, что, вопреки своему желанию, они не повисли на шее друг у друга. Вильгельм надеялся, что это, по крайней мере, положит конец их отчуждению, но их будущее было совершенно неизведанной землей, как размытый морем берег после сильного шторма. Увидев, как они пожали друг другу руки, Солсбери перестал бродить у воды и направился к ним, улыбаясь от уха до уха.

— Что ты думаешь о его новом плаще? — спросил Вильгельм, пытаясь разрядить напряжение.

Губы Вилли дрогнули в неуверенной улыбке, как будто он разучился это делать.

— Мне нравится цвет, — ответил он, — ему идет.


Изабель приехала в Мальборо весной. Когда на бирюзовом небе заблестели первые звезды, ее серая кобыла аккуратно прошла между рядов солдат. Камнеметалки и стенобитные машины еще стояли собранными. Ветра не было, и их кожаные стропы висели неподвижно. У орудий были сложены большие камни, а солдаты сидели у костров с котелками и ужинали жарким и хлебом. То там, то тут раздавался смех. Кругом царила атмосфера дружеской непринужденности. Изабель слышала по дороге из Глостера, что Вилли удалось наконец прорвать оборону и взять замок.

— Храни вас Бог, графиня, — крикнул какой-то смельчак, помахав шляпой.

Изабель наклонила голову, улыбнулась и велела Эстасу, возглавлявшему ее свиту, сунуть ему пригоршню серебра.