— Там булыжники, скрепленные известкой, — рассказывал де Роше, — но нескольких прицельных ударов стенобитной машины будет достаточно. У французов, правда, больше стенобитных машин, чем было у Агамемнона при осаде Трои. Один из рыцарей гарнизона смог провести меня в замок, но там отовсюду летят камни, много раненых и погибших. Их положение чрезвычайно опасно, и, я думаю, что если нам не удастся быстро войти в город, замок падет.

— Вам удалось поговорить с леди Николой? — спросил Вильгельм.

Де Роше кивнул:

— Леди настроена сражаться до последнего, но, конечно, вздохнула с облегчением, увидев нас. Она сказала, что сделает все, что в ее силах, а если французы прорвутся внутрь, она сама возьмет оружие в руки и встанет на защиту замка.

На его лице отразилось некоторое осуждение. То, как леди Никола организовала оборону замка, было достойно всяческих похвал, однако между подлинной отвагой и бабьей дурью проходила тонкая грань.

Вильгельм хмыкнул:

— Не сомневаюсь, что так и будет. У нее самое отважное сердце из всех женщин, кого я знаю… кроме моей жены, разумеется.

— Вряд ли у кого-либо когда-нибудь появится повод усомниться в смелости твоей жены, Маршал, — заметил Честер без выражения.

Вильгельм ухмыльнулся.

— Иногда ее бывает нужно спасать от нее самой, — сказал он. Хотя шутка и разрядила атмосферу, мысли Маршала были заняты предстоящим. Успех их броска на Линкольн зависел от удачи, скорости и их способности держать строй. А от того, преуспеют они или проиграют, зависело будущее королевского рода Англии. Зависело, кто будет править страной. Он подумал, что это похоже на то, как он стоял на осадной лестнице в Мильи: нужно броситься к укреплениям и не смотреть вниз, потому что, если посмотришь, взгляд и мысли отвлекутся от намеченной цели, и ты тут же поймешь, как высоко падать.

Военачальники оседлали коней, переговорили с командирами, остающимися за главных на местах, и собрали свои отряды. Первым должен был выехать Честер. Его отряд вез к северным воротам осадные машины и огромный таран. Они двигались под прикрытием огромных круглых щитов, сплетенных из ивовой лозы. Де Брот в сопровождении епископа Винчестерского двигался к западной части замка, где его стены сливались с городскими. Там они должны были прорваться внутрь. Вильгельм выехал вместе с де Бротом, но проникать в замок вместе с его арбалетчиками не собирался. Со стороны крепости раздался стук камня о стену, когда еще один снаряд из французской стенобитной машины достиг своей цели.

— Бог в помощь, — сказал Вильгельм де Броту, пожимая ему руку.

Де Брот одарил его улыбкой, обнажившей выбитые зубы.

— Внутрь через пасть дьявола, а наружу через его задницу, — язвительно заметил он. — Не слишком затягивайте с атакой. Я не хочу в разгар битвы свой стручок подпалить.

Защитники замка подошли к воротам, чтобы впустить де Брота и его отряд. Мгновение спустя на укреплениях появились арбалетчики, и на французов посыпались первые стрелы. С криками и ругательствами французы отступили и, как только они сделали это, де Брот проник в город из замка через восточные ворота. Затрубили горны, раздались боевые кличи, и до Вильгельма и его людей донеслись звуки внезапной и ожесточенной битвы. На какое-то время стена над западными воротами опустела: французы бросились сражаться с нападавшими с севера и с востока.

Вильгельм подал сигнал поднять таран и ударить по воротам.

— Давайте, жестко, как вы умеете, ребята! — скомандовал он.

— Не волнуйтесь, милорд! — закричал в ответ командир отряда. — Мы ворвемся туда, как моряки после трех месяцев плаванья в бордель! Любые преграды сметем!

Нос тарана ударился о булыжную кладку с глухим стуком, и вокруг его железной головы поднялось облако пыли, мелких камней и известки.

— Мой шлем! — приказал Вильгельм оруженосцу, когда таран отвели назад и снова ударили им в ворота, подняв новый фонтан камней и известки. От центра стены разбежались зигзагообразные трещины, похожие на вспышки молнии. Мужчины подхватили ритм, крича, топая и распевая бодрые и непристойные песни.

Со стены их заметил один французский арбалетчик, поднял тревогу и принялся расстреливать солдат, направлявших таран. Стрела глубоко вошла в ствол дуба, ее оперенный конец дрожал. Француз остановился, чтобы снова зарядить арбалет, и в это время таран нанес по стене еще один удар. Камень разлетелся во все стороны, известь раскрошилась, солдаты отвели таран назад и бросились расчищать проход от каменного мусора. Арбалетчик на стене хотел выстрелить снова, но был вынужден нырнуть вниз, поскольку ему ответил один из валлийских лучников Вильгельма.

Маршал пришпорил Этеля. Его сердце колотилось, во рту пересохло. Он сражался с французами в нормандском городе Дринкурте, казалось, целую вечность назад. Тогда он потерял коня и был ранен. В тот день он впервые почувствовал вкус битвы, когда клинок сходится с клинком. И именно тогда осознал, у него есть собственный, природный, смертоносный талант, который нельзя приобрести, служа оруженосцем или упражняясь с мечом на поле для тренировок. Даже сейчас его охватила дрожь, и кровь в жилах потекла быстрее. Тело стремительно вспоминало, как оно должно двигаться. Под ним был свежий конь, и Вильгельм чувствовал себя так, будто ему снова двадцать один год. Если он погибнет сегодня, это не будет иметь значения.

К арбалетчику присоединились еще двое. Стрелы свистели над головой, одна отскочила от железного носа тарана, вторая попала в плетеный щит и прошила его насквозь. Вильгельм надел свой щит на руку и приготовился наносить удары.

— Нет, милорд, — быстро проговорил епископ Винчестерский. — Нужно подождать. Мы не знаем, сколько их ждет за воротами. Может быть, де Брот еще не смог с ними разделаться. Мы не можем позволить себе такой риск. По крайней мере, вышлите вперед разведчиков.

— Нет, — прорычал Вильгельм, потому что над головой снова просвистела стрела. — К тому времени, как они вернуться с сообщением, подоспеет французское подкрепление. Я не стану больше медлить.

— Милорд, ваш шлем! — закричал оруженосец, когда Вильгельм уже собрался пришпорить Этеля и направить его к отверстию в стене. Паренек бросился вперед со шлемом Вильгельма в руках.

— Боже правый, — прошипел Вильгельма в раздражении на самого себя, выхватывая шлем из рук молодого человека и быстро надевая его себе на голову. Оруженосец поспешил помочь ему.

— В следующий раз голову не забудь, — лаконично заметил Вилли приглушенным из-за шлема голосом.

— Уж скорее я ее потеряю, — с убийственным юмором возразил Вильгельм. — Хорошо, Честер этого не видел. — Он поднял меч. — С нами Бог!

— Аминь, — Вилли поцеловал рукоять своего меча и перекрестил им отца.

Вильгельм резко развернулся, натянул поводья и через пыльное отверстие в стене, бросился в Линкольн. Там им попытались оказать сопротивление всего несколько человек, потому что французы были заняты, сражаясь либо с графом Честерским у северных ворот, либо с отрядом Фолкса де Брота на улицах города у восточной части замка. С легкостью справившись с теми, кто встал у них на пути, отряд Вильгельма проскакал по Вестгейт-стрит, свернул направо и наткнулся на французов, все еще осаждавших южную стену замка.

— Маршал, Маршал, Господь храни Маршала! — как мог громко закричат епископ Винчестерский, как будто надеялся таким образом достичь слуха Всевышнего. Вильгельм почувствовал, как бежит по жилам кровь Этеля, как силен и полон жизни его конь, и энергия животного словно бы перетекла и в него самого. Он вонзил шпоры в бока коня, и тот ринулся вперед на полном скаку, кольчужная перевязь у него на груди звенела, как серебряный занавес, колышимый ветром. Они налетели на французов, осаждавших замок. Меч Вильгельма пел, взмывал вверх и опускался вниз; казалось, из его острия, перед тем как он вонзался в плоть, вырывалась серебряная молния. Он ощутил, как дрожь прошла по его руке от первого нанесенного им удара, а потом его охватило радостное возбуждение, и он отдался во власть ужасающей красоты своего Богом дарованного таланта. В семьдесят лет это было почти так же прекрасно, как в двадцать и в тридцать.

Бой перешел в ожесточенные поединки. Вильгельм прекрасно управлял конем и движениями своих рук, сжимавших меч и щит. Немного позади него сражался епископ, а Джек с Жаном прикрывали его с боков, как во времена старого короля Генриха, когда они были его оруженосцами. Вилли с Солсбери чуть в стороне бились с группой французских рыцарей, сопротивлявшихся ожесточенно и умело. Их щиты были серебристыми с красным — цвета Перча.

Французский отряд, нагружавший ковши стенобитных машин камнями, все еще оставался на месте. Они по ошибке приняли англичан за своих людей, вернувшихся от северных ворот. Солдаты как раз водрузили очередной валун в камнеметалку и притянули ее к земле. Командир отряда поднял руку и начал отсчет:

— Три, два… — последнее слово он так и не сказал, потому что в воздухе сверкнул меч, как рыба в неглубокой воде, и снес ему голову. Когда тело повалилось на землю, остальные с криками разбежались.

Сражение расползалось по улицам Линкольна, как пена растет на свежем эле. Казалось, уже не осталось такого уголка в городе, где не дрались бы англичане с французами. Граф Перчский занял позицию у собора и сражался в его тени так яростно, что, казалось, ему под силу изменить ход битвы. Вильгельм пришпорил Этеля и направил его к клубку сражавшихся, намереваясь добраться до Перча, — он надеялся, что сможет уговорить его сдаться.

Французский рыцарь попытался достать Вильгельма булавой, но тот отразил удар краем щита. Еще один бросился на Маршала с копьем, но Жан отразил удар мечом и отбросил копье в сторону. Меч прошел сквозь кольчугу нападавшего — Жан заколол его.

Земля под ногами коней была залита кровью. Тех, кто падал, затаптывали. Ржали раненые лошади. Вильгельм почти оглох от шума битвы. Он прорубал себе путь вперед, неумолимо приближаясь к своему родственнику.

Перч отбросил нападавшего слева. Приблизившись к нему, Вильгельм прокричал, чтобы он сдался, но Перч был охвачен лихорадкой битвы. Развернувшись, он с яростью набросился на Вильгельма. Удар пришелся по шлему. Рыцарь, стоявший рядом с Вильгельмом, вонзил меч в прорезь для глаз на шлеме Перча и вытащил залитый кровью меч наружу. Рука Перча еще по инерции ударила второй и третий раз, но потом опустилась, пальцы разжались, и меч упал. Перч соскользнул с лошади, шлепнулся на землю, как мокрый мешок с мукой, и больше не двигался. Сражение вдруг приостановилось, защитники графа отступили назад, англичане прекратили наносить удары.

Вильгельм подал Жану знак спешиться и снять с графа шлем — стало совершенно очевидно, что он мертв. Удар, прошедший через глазницу, задел мозг, его два последних движения не были сознательными. Его оставшийся невредимым глаз остекленело глядел в небо, а другой превратился в пустую алую дыру.

— Накройте его, — приглушенным голосом скомандовал Вильгельм. — И помните, что он заслуживает всех почестей. Он откашлялся, прежде чем заговорить снова: — Ваш предводитель мертв. Пусть все, кто хочет сдаться, опустят мечи!

Некоторые так и поступили, но многие бросились прочь в поисках оставшихся французских отрядов, сражавшихся у реки. Вильгельм с двумя рыцарями следил за тем, чтобы сдавшихся взяли в плен по всем правилам, когда галопом прибыл еще один отряд — с пшеничными колосьями Честера на щитах.

— Милорд, северные ворота взяты! — закричал один из рыцарей, остановив коня прямо перед Вильгельмом. — Граф Честерский прорвался внутрь!

— Отличные известия! — Вильгельм торжествовал. Он не станет думать о смерти своего родственника. Времени нет. К тому же Томас погиб в разгар сражения, что, в конце концов, не так уж плохо. — Возвращайтесь и скажите ему, чтобы отправлялся в нижнюю часть города. Французы пытаются там объединить свои силы!

Рыцари дали знак, что поняли его, и, пришпорив коней, направились обратно. Вильгельм приготовился к следующей стычке. К нему присоединился Вилли. Отец заметил струйку крови, стекавшую по правой руке сына на пальцы.

— Ты не ранен? — резко спросил он.

Вилли отрицательно покачал головой.

— Это в основном не моя, — ответил он. — У меня просто царапины, не более того. Если за кого бояться, так это за тебя в разгар боя.

Вильгельм улыбнулся, хотя за шлемом этого никто не увидел.

— На турнирах приходилось в десять раз хуже. Но самое опасное всегда — если кто-то вонзит меч в прорезь для глаза в шлеме. Упокой, Господи, душу Томаса.

— Аминь, — отозвался Вилли, перекрестившись.

Вильгельм тоже осенил себя крестом, натянул поводья и пришпорил коня.

У южных ворот города сражение снова стало ожесточенным: французы перегруппировались, заняв выгодную позицию на холме. Теперь они сражались отчаянно. Но в какой-то момент под натиском англичан, исполненных решимости не отступать, их ряды разделились на отдельные группки. Многие испугались за свои жизни и попытались бежать, но решетки на городских воротах были опущены, и враги оказались запертыми в ловушке. Зарубленные, заколотые, взятые в плен французы были таким образом уничтожены. В плену оказались Захер де Квинси, граф Винчестерский, Роберт Фицвальтер и Гилберт де Клер, вожди мятежа.