— Чего тебе? — он пьяно ухмыльнулся, фокусируя внимание на моем коротком шёлковом халате, из глубокого выреза которого выглядывал соблазнительный лиф ночной сорочки. Специально надела чёрный наряд, потому что его очень любил Назар. Его глаза загорались порочным огнём, когда видел меня в соблазнительном полупрозрачном пеньюаре. Я на что-то ещё надеялась.

— Хватит пить, — рискнула, шагнув в кабинет и прошла к стеклянному столу. Неуверенно протянула руку к пустой рюмке, убирая её в сторону. Следом подвинула бутылку. Волков не обращал внимания на мои манипуляции, пристально всматриваясь мне в глаза. Я смутилась под тяжелым взглядом, но все же обошла стол, присев на него напротив мужа.

— Я сам решу, когда мне хватит, — он откинулся в кресле, лениво подперев кулаком подбородок и расстегнул верхнюю пуговицу на белоснежной рубашке, — зачем пришла?

— За тобой. Пойдём спать, — неловкость забирала в свои клешни, нещадно кусая за щеки, из-за чего те становились пунцовыми.

— Иди одна, у меня еще много дел, — отрезал, кивая на выход. Видя, что я не тороплюсь уходить, махнул рукой на дверь, — иди к себе.

— Назар, — я запнулась, когда он озлобленно поднял на меня взгляд, — Назар, давай не будем ругаться. Я хочу помириться. Мое поведение ужасно, я не должна была так вести себя. Но я люблю тебя и мне никто кроме тебя не нужен. Не отталкивай меня.

— Не отталкивай? — он удивленно приподнял брови, после чего неожиданно притянул меня к себе. Я не сумела устоять на ногах и упала к нему на колени. Оседлала, оказавшись лицом к лицу. Короткий халат бесстыже задрался, оголяя сексуальные бедра. Назар заметил. Он не мог не обратить на это внимания и задержал взор на моих ногах.

Когда он поднял на меня мутные зеленые глаза, я уже терялась в пространстве. Плыла под магнетическим взглядом, как всегда, пластилином растекалась в его руках, которые сейчас меня придерживали за талию, чтобы окончательно не потеряла равновесие. Я смотрела на него и видела, что он тоже поплыл. Рядом со мной Назар тоже был слаб и поддавался моим чарам, словно я была потомственной ведьмой, которая его приворожила.

Пояс от халата полетел на пол. Следом за ним с плеч спал приятный шелк. Я боялась сделать вдох, подрагивая от нетерпения и волнения, боясь спугнуть. Мне нравилось быть безропотной в сильных руках мужа, хотя периодически доказывала обратное, проявляя свой характер. Но сейчас хотелось полностью раствориться в этом человеке и принять его власть над собой. Я не могла без Назара. Он — мой кислород, мой ток по венам, мои желания и безрассудство. В то время как я была его болью, ахиллесовой пятой, ядовитой кислотой, которая вечно попадала на ноющие раны, но тем самым показывала, что он живой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Тонкие бретельки сорочки не удержались на плечах под легким касанием пальцев и оголили пышную грудь. Волков, как завороженный уставился на обнаженную грудь, соски на которой моментально затвердели, будто приветствовали свой источник наслаждения. У меня все внутри затрепетало от его голодных действий. Он, как необузданный зверь. Словно дикарь, который впервые увидел женщину. Это наводило страх и возбуждало одновременно. Единовременно с этим внизу живота стал скручиваться порочный жгут, от истомы которого не смогла сдержать стон.

Назара, словно искрой прошибло от моего хриплого стона. Не сдержался от соблазна — коснуться набухшей груди, потирая ладонями острые пики сосков. Это действие сорвало крышу, и я задрожала от возбуждения, поддавшись вперёд, навстречу ласкам. Знала, что сегодня муж не будет нежным котиком и предвкушение наказания с его стороны срывало крышу.

— Ты представить не можешь, как я люблю тебя, — хрипло прошептал Назар, захватывая ртом мою грудь, запуская по всему телу разряды тока. Они горячей лавой распространялись по всем клеткам и мощным зарядом спускались вниз живота. От острых ощущений я закопалась пальцами в жесткие волосы мужа и прижалась к его темени.

— Может, из-за того, что люблю, так хреново, да? — он ухмыльнулся сам себе, перемещаясь влажной тропой к шее. Я подставлялась под горячие поцелуи, томительно ожидая, когда они наконец дойдут до губ, но муж не спешил. Нарочито одарял поцелуями шею, скулы, шептал что-то невнятное на ухо, но не касался губ.

А мне до одури хотелось вкусить горький от коньяка привкус его губ, которые сейчас были запретным плодом. Их недоступность вызывала во мне еще большее желание ими обладать. Я так давно их не пробовала и соскучилась по ним…

Ну, же, Назар. Поцелуй же ты, наконец.

Пил Волков, а пьянела я. Под его взглядом, который в полумраке казался черным, от шершавых пальцев, которые обжигают гиперчувствительную кожу, от хриплого баритона, что отправлял всю гордость подальше, запуская в голову лишь мысли о порочных губах. В комнате становилось жарко, хотя за окном был не май и на мне практически не было одежды.

— Ты же как кошка ненасытная, — прошептал мне на ухо. Его ладони коснулись внутренней части бедра, — тебе вечно мало, ты горишь от моих касаний. С тобой сложно держать себя в руках. Ты же и сейчас дрожишь от страха и течешь.

Я всхлипнула, когда его пальцы оказались между моих ног, поглаживая промежность сквозь намокшие трусы. Волков почувствовал мое возбуждение и тяжело задышал. Затем подхватил меня под ягодицы, вставая, чтобы посадить на стол и расположиться между моих ног. Прижался ко мне, позволяя ощутить эрекцию сквозь ткань брюк.

— Я хочу тебя, — сипло прошептала, обнимая его ногами и вцепилась в ворот рубашки, притягивая к себе ближе для поцелуя.

— Я тебя тоже, — он томительно замер напротив губ, дыша открытым ртом. Дразнил, не прикасаясь, — челюсти сводит, как хочу. Но я не могу тебя простить.

Он отстранился, протерев лицо и встряхнул головой, будто избавлялся от наваждения:

— Я решил развестись с тобой. Мой адвокат завтра подготовит все документы. Мне не нужна такая жена, — сухо добавил, своими словами парализуя мое сознание.

— Но…, — растерянно пробормотала, — я же люблю тебя, — не знала, как реагировать. В голове еще блуждали остатки возбуждения, которое быстро сходило на нет, освобождая место для шока.

— Я тоже люблю тебя, но это мое решение. Мне надоело, Камила. Твои ужимки с Сафаровым были последней каплей, — чеканил каждое слово, буравя меня ледяным взглядом. В темных изумрудах не было прошлого желания, в них проявлялась уже знакомая мне боль. Не смог. Принципы одержали верх.

— Но как же Уля? — осторожно спросила, возвращая бретельки сорочки на место. Мне вдруг стало жутко дискомфортно представать пред ним обнаженной. Без одежды чувствовала себя еще более уязвимой.

— Буду забирать ее на выходные или чаще, если тебе будет нужно. Я от нее никогда не откажусь. Если этот ребенок мой, — он кивнул на мой живот, — тоже буду принимать участие. Если не мой, разбирайся сама, меня это не касается.

— Это только из-за поцелуя? — я наблюдала за тем, как Назар поправил ремень на брюках и снял со спинки кресла пиджак, надевая его.

— Это из-за предательства. Пока я искал тебя, ты лизалась с бывшим. Мне противно касаться твоих губ, зная, что они наслаждались другим, — уничтожающий взгляд сфокусировался на губах.

— Ты не можешь так поступить… — зашептала, качая отрицательно головой. Нет, нет, нет. Он сейчас просто мне мстит. Он все это несерьезно. Он не может так просто взять и развестись со мной, мы же любим друг друга, это абсурдно. Неужели его чувство гордости сильнее наших чувств. Черт. Волков, ты не можешь уничтожить нас! Ты не посмеешь!!!

Мысли кричали в голове, но язык присох к небу, не в силах вымолвить ни звука. Я ошарашенно смотрела на своего мужа, который убивал меня своими словами с такой же безжалостностью, с какой я неделю назад прошлась по его эго.

— Могу, — сухо ответил. — Кстати, это твое. Смотри, не потеряй, — он вложил что-то маленькое мне в руку и направился к выходу.

Только когда хлопнула входная дверь, я посмотрела, что он мне дал: кулон Сафарова. Тот самый, который я нашла в кармане своей куртки, когда очнулась в больнице. Черт…

— Назар… — закричала в отчаянии, кусая губы и швырнула проклятый кулон в угол комнаты.

Мой крик боли мог услышать только сандал с табаком и легкий запах коньяка, который витал еще в кабинете. Боюсь, Волков уже никогда не услышит то, что я хотела ему сказать. Он больше не захочет выслушивать мои попытки оправдаться, принимая все слова за вранье. Доверие — самый хрупкий инструмент, который легко сломать и практически невозможно починить. Сегодня я окончательно расстроила его струны, исчерпав попытки к восстановлению.

Глава 25


Назар


На часах была полночь, когда я оперся кулаком на массивную металлическую дверь в вонючем подъезде. Мне потребовалось несколько минут, чтобы решиться нажать на звонок. Не ждал, что откроют, но в глубине души надеялся. Оставаться сейчас одному — равносильно резне по живому. Я рехнусь окончательно, если останусь наедине со своими мыслями. Не привык чувствовать свою слабость, но Камила показала мне все болевые точки, напоминая, что живой.

Пока не решил, хорошо ли, что болит то, что у нормальных людей зовется душой. А она не просто болит, она воет недуром и плавится под гнетом непосильной ноши, которую я взвалил на свои плечи. Любить Камилу — самолично уничтожать себя без обезболивающего. Я так больше не мог. Ощущая безмерную усталость, настойчиво нажимал на дверной замок, который наполнял квартиру противной трелью. Я знал, что внутри кто-то есть.

— Ты? — мне открыла Кира. Она выглядела заспанно и изумленно поправила спутанные волосы, после чего отошла на шаг назад, обнимая себя за плечи. Кира Хмурнова — порочный ангел. Даже сейчас, в сиреневом топе на тонких бретельках и в коротких шортах, с босыми ногами, она выглядела привлекательно. Я её смущал и пугал одновременно. Не понимала, зачем я пожаловал.

— Я, — пьяно ухмыльнулся и показал ей недопитую бутылку коньяка, — пустишь?

— Зачем? — она напряглась.

— Хочу, чтобы ты отработала должок, или передумала? — меня забавляло наблюдать за тем, как девушка бледнела и не знала, куда спрятать глаза от моего тяжелого взгляда. Казалось, еще минута и она бы грохнулась в обморок, если не заспанный Боно, который вышел в коридор в одних джинсах, по пути их поправляя.

— Какой должок? Ты что тут делаешь? — он посмотрел на бутылку и сложил руки в локтях, ухмыляясь. Я задержал внимание на уродливом шраме на его груди. Перед глазами пронесся момент, когда лично делал ему перевязку, пытаясь хоть как-то помочь, пока рядом рыдала Доминика. Ему чудом удалось выжить. Просто повезло, что бронежилет не разворотил всю грудную клетку и пуля проскочила между пластинами брони. Уникальный случай.

— Твоя баба хотела насосать на твою свободу, — пояснил, наблюдая, как взгляд Боно темнеет. — А я к тебе пришёл. Пустишь?

Моя мудрость временно вышла покурить. Вдруг захотелось наговорить гадостей, подколоть, чтобы не только мне было хреново. Спонтанное желание на парах злости с коньяком на пару минут взяло верх, и я опомнился лишь когда Боно посерел и его вечно лукавые глаза пропитались бешенством.

— Баба? — привычный прищур не заставил себя ждать. — Волков, среди присутствующих в этой прихожке, баба лишь одна — это ты.

Я мысленно поперхнулся, поняв, что перегнул палку. Боно никому не позволял оскорблять в своём присутствии девушек. Моя нелепая фраза могла мне выйти дорого — Рома злился.

— Ладно, извини, — посмотрел ему за плечо, где стояла напуганная Кира, — перепил. Бывает.

— Проходи, — Рома посторонился, предлагая войти. По пути в светлую кухню я успел расслышать, как Боно шикнул Кире: «сколько раз говорить, чтобы не открывала сама дверь. Из комнаты не выходи».

Я без разрешения расположился за небольшим белым столом, ставя бутылку на мягкий уголок рядом с собой. Когда Боно вошёл в комнату, я устало тер лицо, борясь со сном. Начало морить.

— Что приперся? — мой потенциальный собутыльник не был настроен на дружескую беседу. Оперся ладонями на стол, буравя меня недовольным взглядом.

Вместо ответа я поставил коньяк на стол, демонстративно положив рядом пистолет.

— Выбирай, — сухо бросил.

Боно пару секунд разглядывал предметы на столе, после чего прошёл к шкафчикам, доставая с полки две рюмки. Поставив их с грохотом на белую столешницу, присел напротив.

— Наливай, — он сделал правильный выбор.

Чокнувшись, мы молча опрокинули в себя бронзовую жидкость и уставились друг на друга. Этот черт даже не поморщился от терпкого напитка. Я с ним пил впервые.

— С женой поссорился? — он пытался предугадать, зачем я пожаловал.