– Жонглер? И что же он такое натворил? – полюбопытствовала Констанс.

– Спросите лучше, чего он не натворил. Его называют «певцом дьявола». Он распевал богохульные песни и выделывал такое, что все только диву давались. Поймали его с огромным трудом. Даром что бродячий певец, мечом он орудует, как настоящий крестоносец. Принц засадил его в темницу, где он должен был дожидаться вынесения приговора, но своими песнями и богомерзкими историями он сумел перебаламутить всех заключенных. А когда тюремщики пытались вразумить его кулаками, он отбивался от них с дерзкими криками.

Старик сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Молодой монах хотел было поддержать его, но он только отмахнулся.

– Принц отослал его к аббату Рису в Ридихский монастырь, – продолжил он. – Человек этот по-своему привлекательный и даже обаятельный. К тому же ни у кого не поднимается рука на бродячего певца, особенно у валлийцев, которые высоко чтут трубадуров. Но очень скоро монахи решили выставить его вон, жалуясь, что он оказывает дурное влияние на братьев. Они обратились к принцу Даффиду ап Гуиллиму, но тот просто-напросто умыл руки. Он и слышать ничего не хочет об этом человеке.

Они подошли к казарме для рыцарей. Здесь их поджидал шериф, высокий мужчина в зеленой бархатной одежде, вместе со своей женой, наряженной, как и паж, в розовый атлас. Де Клайтоны с недоумением уставились на Констанс, не узнавая ее в этой грязной, как у крепостной девки, одежде.

– Этот менестрель просто какой-то безумец, – продолжил приор. – Даже связанный по рукам и ногам, он распевает свои песни, оскорбляющие христианские уши. Глава ваших рыцарей велел поставить фургон с пленниками за псарню.

Констанс заткнула обратно выбившуюся из-под капора прядь волос. Шагнув вперед, шериф обратился к ней с упреком по поводу ее опоздания. Не оправдываясь, Констанс представила приора. Жена шерифа хотела было поцеловать кольцо на его руке, но он поспешно убрал руку. Церковь Святого Айдана исповедовала строжайшую бережливость, и ее приоры не носили украшений.

Сопровождаемые медленно плетущимся приором, они поднялись по лестнице на второй этаж, где находилось большое жилое помещение. Оружейная располагалась выше, на третьем этаже. В помещении было темно, как в амбаре, освещалось оно лишь через бойницы в стенах.

Вулфстан де Клайтон сидел на ближайшей кровати в одних узких панталонах и поножах. У него были выгоревшие на солнце каштановые волосы, мужественное волевое лицо и мускулистые руки. Его окружали братья, которые при появлении Констанс сразу замолчали.

Вулфстан быстро поставил кубок на пол и поднялся.

– Миледи, – только и произнес жених, торопливо опускаясь на одно колено и наклоняя голову.

Констанс, хотя и была дочерью графа, не ожидала подобной учтивости. Она положила руку на плечо Вулфстану. Тело у него на ощупь было очень крепкое, кожа теплая и гладкая. Молодая женщина почувствовала, как он весь напрягся от ее прикосновения. Вулфстан был старше ее всего на несколько лет. Двадцать шесть против ее двадцати двух.

Жених поднялся с колен. Неугомонные братья кинулись стаскивать с него поножи. Жена шерифа завела с приором громкий оживленный разговор об алтарном покрывале для их деревенской церкви, сам шериф с безучастным видом стоял рядом.

Братья едва не опрокинули жениха, пытаясь ему помочь. Констанс с трудом удержалась от смеха, зная, что если начнет, то уже не остановится. Суетясь вокруг жениха, как будто сам он не мог раздеться, братья то и дело сталкивались друг с другом. Вулфстан, слегка раскрасневшийся, повернулся в их сторону. Констанс почувствовала, что он нравится ей все больше и больше.

Вулфстан де Клайтон был превосходно сложен: уступая ростом братьям, он превосходил их стройностью и мускулатурой. Несколько шрамов на его гладком теле свидетельствовали о воинской доблести. Вулфстан де Клайтон сражался в военных кампаниях, которые король Генрих вел против французского короля. Из темных волос в паху выступало похожее на копье оружие довольно солидных размеров, к тому же слегка напряженное.

«Он явно не обделен природой, – подумала Констанс. – Неплохо смотрится и сейчас, а в полной боевой готовности, вероятно, и того лучше».

Братья открыто на нее таращились. Шериф внимательно смотрел на своего сына, молодой монах – себе под ноги. Жена шерифа между тем объясняла старому Мельклану достоинства йоркширской вышивки для украшения алтарного покрывала.

Вулфстан повернулся к Констанс спиной. Тут виднелись еще более многочисленные шрамы. Еще раз обернувшись, Вулфстан с легким смущением посмотрел на сестру своей невесты.

– Учтите, что моя сестра нуждается в ласковом обхождении, – понизив голос, чтобы ее не могли слышать другие, сказала Констанс.

– Миледи! – Какой-то миг она думала, что Вулфстан вновь упадет на колено, но он остался стоять. Только пылко сказал: – Клянусь, я сделаю все, чтобы добиться ее любви!

«Он испытывает к моей сестре нежные чувства, – изумилась Констанс. – Но ведь он если и видел ее, то только мельком, с монастырской дороги. Или с забора, если у него хватило дерзости забраться наверх». Она подумала о Бертраде с ее каштановыми вьющимися волосами, осиной талией и длинными ногами. Если он не станет торопить события и будет обходиться со своей будущей женой ласково, вполне вероятно, что произойдет чудо.

– Да осенит вас своей милостью господь, – сказала она.

Шериф поднял руку, видимо, собираясь ласково потрепать ее по плечу, но в последний миг воздержался от такой явной фамильярности.

Наконец заговорил и он:

– Что ж, в таком случае нам остается только посмотреть на прелестную невесту.

Мельклан с улыбкой поднял голову. Молодой монах с вожделением уставился на дверь. Констанс прикинула, не окажется ли их приход преждевременным, и решила, что нет. К этому времени служанки уже наверняка одели Бертраду, вытерли пол и убрали комнату в башне. Вспомнив о красном платье, она вдруг вновь ощутила щемящую тревогу, как бы в последний момент, уже у крыльца церкви, Бертрада не сбежала.

– Да окажется ваш брак счастливым, – с некоторым трудом выдавила она. Приподняла свою грязную юбку и направилась к двери.

После того как состоятся смотрины, если Бертрада не будет грозиться наложить на себя руки, она наконец сможет зайти к себе в комнату, к своим горничным, к своим платьям, своей ванне и привычным домашним удобствам. Все это было так заманчиво, что она едва не споткнулась на неровной лестнице. Шериф даже предложил ей свою руку.

«Этот день никогда не кончится, – с отчаянием подумала молодая женщина. – Я ужасно голодна, измучена да еще и предстала перед гостями в таком неподобающем виде. Ведь это о тебе поют, графиня:

Она юна, прекрасна, как луна.

И так же далека от нас она».

Она фыркнула, и шериф окинул ее изумленным взглядом.

Констанс тут же придала лицу бесстрастное выражение.


Сидевшая в фургоне женщина наблюдала, как донкастерский шериф со всеми своими спутниками вышел в многолюдный двор. Лвид из Абердарона ткнула пальцем мужчину, лежавшего на дне фургона.

– Подыми голову, – шепнула она.

Стражники, отвернувшись от фургона, наблюдали за танцующим медведем в кожаном наморднике и красном колпаке.

– Ты хотел видеть владельца замка, – прошипела Лвид. – Если сможешь, подыми голову. Вот эта женщина, выходящая из казармы, и есть владелец замка.

Несколько мгновений мужчина молча лежал на спине, он все еще не оправился от полученной им от рыцарей взбучки. Пленник тряхнул головой, как бы стараясь вернуть себе ясность мыслей. При этом движении во все стороны разлетелись густые, кое-где испачканные кровью золотистые волосы.

– Ну и крепкий же ты парень! – Лвид нагнулась над мужчиной, помогая ему поднять голову и подпереть ее локтем.

Дно фургона было завалено пустыми мешками, принадлежавшими аббатству, и грубая мешковина так и липла к его окровавленным ссадинам.

– Зачем ты затеял с ними перебранку, а потом еще и драку? – укоризненно произнесла она. – Чокнутый ты, что ли? Этот здоровенный рыцарь, его называют «сторожевым псом миледи», готов был заживо содрать с тебя кожу. Пленник не ответил. Его заплывшие глаза еле открывались. Он вновь тряхнул головой и окровавленной рукой подтянулся к решетчатому борту повозки.

– Где? – прохрипел он.

Лвид оглянулась. Медведь все еще продолжал ходить по кругу, беспорядочно махая лапами. Зрители и стражники одобрительными возгласами приветствовали его ужимки.

– Где лорд? – переспросил мужчина. – Где?

Лвид скосила глаза в сторону.

– Тс-с. Это не лорд, а леди, – прошептала она, обводя взглядом толпу. – Графиня Морле. Вон та высокая красивая леди в зеленом платье.

Он прижал лицо к деревянной решетке, вглядываясь в ту женщину, которую ему показала колдунья.

– Графиня.

Лвид, протянув руку, схватила его за плечо и оттащила от решетчатого борта. Он не сопротивлялся, только постанывал. Когда она отпустила его рубашку, ее рука была перепачкана кровью.

– Лежи спокойно, – прошептала Лвид. – Не гляди на нее и, упаси бог, ничего не говори. Не то они снова изобьют тебя, а то еще, чего доброго, отрежут язык.

Он перекатился на спину и даже издал распухшими губами что-то похожее на смешок.

– Что они с тобой сделают, Лвид? – сипло спросил он. – После того как состоится епископский суд?

Колдунья ответила не сразу:

– Что они со мной сделают? Эти римские священники, если на то будет их воля, быстро разделаются со мной.

– Тогда подумай о себе. – Он закрыл глаза. – Умрешь ли ты здесь, во дворе замка, принадлежащего этой проклятой суке, или позднее – какая тебе разница?

Медведь закончил свое представление, и рыцари вернулись к фургону. Лвид, опустив голову, забилась в уголок и обхватила руками колени. Пленник так и остался лежать с закрытыми глазами.

3

– А ведь я очень хорошо помню твоего отца, – сказал епископ Честерский, бросив взгляд на блюдо с приправленной луком вареной говядиной, которое, стоя на коленях, держал слуга. – Если бы не преданная поддержка твоего отца и первого графа Фулка де Конбурга, твоего деда, – добавил он, вооружаясь ложкой, – наш благословенный Генрих, да дарует ему господь неистощимую мудрость и полную казну, так и не вступил бы на славный, праведный путь, который привел его на престол.

Констанс сразу поняла, почему епископ вдруг вспомнил о ее отце. Они оба смотрели, как его незаконнорожденный сын Жюльен Несклиф прошел мимо пирующих, а затем мимо рыцарей Святого Ботольфа, состязавшихся в борьбе в боковом проходе. Жюльен и его брат были живыми напоминаниями о покойном отце с его орлиным носом и характерными для всех Конбургов волосами. У ее отца было два незаконнорожденных сына, которые не могли унаследовать Морле, и три дочери, три законные наследницы, женитьбой на которых король Генрих вознаграждал за услуги своих самых достойных приверженцев. Последней из этих наследниц была Бертрада.

Молодой слуга с блюдом мяса двинулся, не поднимаясь с колен, в сторону Констанс, потревожив по пути сон одного из охотничьих псов епископа. Серый пес зарычал и наверняка бросился бы на слугу, если бы епископ не схватил его за ошейник. Чтобы разрядить обстановку, Констанс послала молодого слугу обслужить де Клайтонов. Остановившись возле них, Жюльен беседовал с Робертом Фицджилбертом, который должен был присутствовать на свадьбе Бертрады в качестве посланника короля.

Продолжая наблюдать за ними, Констанс пригубила вино. Более двадцати лет назад Клеры вступили в заговор с ее отцом и другими соседними валлийскими аристократами с целью возвести на трон Генриха, что впоследствии, естественно, немало поспособствовало и их личному благополучию. В знак благодарности новый король присвоил Жильберу де Конбургу титул графа. За годы царствования Генриха Клеры, как обычно называли Фицджилбертов, невероятно разбогатели и обрели большое могущество.

Глядя на Жюльена, Констанс думала, что господь бог сотворил точное подобие истинного владельца Морле. Ее отец довольно щедро вознаградил своих незаконнорожденных отпрысков. Жюльен обладал поместьем и землями в Несклифе, восточнее Экльсхолла, и, казалось, был вполне доволен своим положением.

С кувшином вина к Констанс подошел молодой слуга из числа оруженосцев, таких называли тогда сквайрами. Опускаясь на колени, он пошатнулся и вынужден был опереться одной рукой об пол. При этом вино выплеснулось прямо на юбку Констанс.

С сердитым восклицанием Констанс попыталась затереть пятно. Другой слуга принес ей салфетку, но она повелительным взмахом руки прогнала их обоих.

Она поискала глазами, нет ли поблизости слуг де Жервилей. Конечно, помешать слугам, особенно юным сквайрам, напиваться на свадебном пиру довольно-таки затруднительно, но, с другой стороны, она вовсе не обязана терпеть подобное поведение.