Ответом мне послужили лишь призывные аплодисменты. Я взглянул на Вику. Её был тёмным под линзами очков. Мне не нужно было ничего говорить, она пронзила пространство переливами электрогитары, в вступлении подражая насыщенному звучанию саксофона.

   (Р:

   ― Я чувствую робкое волнение,

   Касаясь руки твоей

   Зову на танец тебя.

   Музыка, экстаз,

   (В:

   ― Взгляд печальных глаз,

   Как сцена из голивудского сценария

   И всё твердит― прощай…

   (Р:

   ― Мне больше так не станцевать

   В чувствующих вину ногах нет ритма.

   И хотя всё легче лгать,

   Я знаю, что ты неглупа.

   Не знал, чем обернется клевета,

   Я упустил свой единственный шанс.

   И больше мне так не станцевать,

   С тех пор как повстречал тебя

   (В&Р:

   ― Время никогда не излечит ран,

   От беззаботного шёпота близких.

   С точки зрения ума

   Безобидно забвение.

   В правде нет утешения,

   Боль приносит лишь она.

   (Р:

   ― Мне больше так не станцевать

   В чувствующих вину ногах нет ритма.

   И хотя всё легче лгать,

   Я знаю, что ты неглупа.

   Не знал, чем обернется клевета,

   Я упустил свой единственный шанс.

   И больше мне так не станцевать,

   С тех пор как повстречал тебя.

   (В-Р:

   ― В полночь музыка кажется громче.

   Жаль, что мы не можем покинуть этот зал.

   А может, напротив, так даже лучше.

   Словами мы бы причинили друг другу боль.

   Нам могло быть так хорошо вдвоем,

   Мы могли бы вечно жить этим танцем.

   Но кто же теперь станцует со мной?

   Прошу, постой…

* * *

Я не мог уснуть. Думать по ночам, это вообще неизлечимо. Отчего же меня так перекинуло? Я смотрел на неё спящую, беззащитную в своём сне, совершенно юную и хрупкую для этого жесткого мира, слишком хрупкую для жестокого меня; и не мог этого понять. Просто не мог разгадать чем она меня так зацепила. И дело-то не во внешности. Конечно она безукоризненно прекрасна ―это бесспорный факт, но она не единственная такая красавица на земле, не единственная красавица в моей жизни, единственная зацепившая ― в этом дело. Я мог бы подумать, что меня привлекал явный страх по отношению ко мне. Страх заразителен, для простого обывателя. Достаточно одного источника этого чувства, чтобы в подобии цепной реакции он проник в души других носителей. Она инстинктивно опасалась меня, словно могла смотреть прямо в мою душу и видеть все мои пороки. Вот только там, где у обывателей страх порождает ненависть, я просто не был обывателем. Между страхом, удовольствием и воодушевлением, для меня границы стерты. Я в основном совершенно равнодушен и безразличен к социуму. Для меня он часто не больше чем фильм с выключенным звуком. Что-то говорят, жестикулируют, а я вижу только картинку. Мне просто наплевать. Но как только чужой страх кристаллизируется в моём восприятии как источник удовольствия, значит «Он» близко. И существует только один правильный принцип действий: бежать и прятаться.

Временами мне казалось, что я чувствую этот налом в её душе, что так её душит. Особенно явно это стало, когда моя версия подтвердилась, и это даже не надлом, это как оказалось целая пропасть в грёбанной ржи. И мне просто не в жизнь объяснить, почему это вызывает у меня такую эмоциональную реакцию, это пугает меня до чёртиков, в равной степени как, и поднимает ото сна что-то во мне, словно некромант поднимает нежить из недр земли. И я уже не знаю за кого мне переживать больше за неё, или за себя самого. Вообще-то я никогда не был хорошим человеком, и понимающим тоже не был. В силу своих тараканов в голове, я всегда крайне нетерпимо и презрительно относился к таким людям. В смысле, к людям, что даже не пытаясь, что либо предпринять, просто опускают руки перед сложностями и кончают с собой, причём по невразумительным причинам. Так, я думал, пока не столкнулся с этим лоб в лоб.

Снова.

Я в принципе был в истинном шоке, с того самого момента, как столкнулся с Викой лицом к лицу. И сошёл с ума, замечая всё чаще и чаще, что мысли мои о ней то спотыкались, то вихрем летали. Я ― эмоционально нищий, и не знал, что это чувство, так душит. Никогда до неё, чувство глубокое, неописуемое, парадоксально мощное чувство диктовало новую тенденцию безысходности, отчаяния ― в вечного одиночества тенденцию. Это злило меня. Ярость горела во мне, она бесила меня, могла бесить, и затравливать немыслимо глубоко, и самое главное, что мне это нравилось. Да, нравилось, очень. Вот в чём была моя чёртова проблема! Я просто не понимал, что происходит. Ожидая от неё любого повода, чтобы это чувство вспыхивало во мне снова и снова, я не заметил, что убивал себе того, которого я и сам не знал. Я так напрочь запутался, и не заметил, что просто чертовски одержим. Но вопреки всему, своим убеждениям… эм, просто вопреки всему! Никто, никогда не занимал столько места в моих мыслях, буквально оккупировав все мои мечты и сны. И чтобы я не делал, как бы не старался выбросить её из головы, ничерта не получалось. При том что, она и на шаг никого к себе не подпускала, кроме Миши и Солы. Ведя себя более чем провокационно, концентрируя на себе неимоверное количество внимания, всегда как-то умудрялась оставаться закрытой книгой. И это бесило меня ещё больше, больше лишь то, что она снится мне по сей день, когда её нет рядом. Только теперь, она посещает меня в кошмарах, и кошмар всегда один и тот же ― я вижу смерть. Я хороню её и никогда не могу остановить это, проснутся, с тех самых пор когда посреди ночи, меня посетило сообщение. То, самое что она по запарке отправила мне, явно вместо Солы. Вот когда всё перевернулось. Господи, я и раньше то не мог отделаться от мыслей о злогрустной особе с внешностью ангела, так жёстко контрастирующей с далеко не ангельским характером; но эта рулетка револьвера у виска, остановилась окончательно. И я перестал спать, переспорил сам себя миллиард раз, просто пропал в смятении, в то время, когда она была неизвестно где, в каком состоянии, и как оказалось совершенно мне незнакомая…

Я до сих пор словно сплю, не верится.

Столкнувшись с этим однажды, и обнаружив линии шрамов на её руках, под татуировками, я был готов к любой реакции, к любой кроме той, что испытал. Ясно же было, что это, не способ привлечения внимания. Кто режет руки до самого локтя? Верно только тот, кто делает это так, чтобы наверняка. И знал я это наверняка.

Я не мог понять, почему мне так отчаянно хотелось стереть эту метку смерти с рук девушки. Они возвращали меня на несколько лет назад, туда где был её финал. Туда, где я упал и проиграл.

Почему все так резко изменилось?

Я столько раз желал не знать её совсем. Тогда, я на мгновение представил: а что бы было, не будь её? Не будь Вики, здесь, живой, все эти пару лет ноября? Не знай я её совсем? И не нашёл ответа, на этот вопрос, я вообще-то не мог себе такого представить, но мои сны уже тогда делали это за меня. Я никогда не считал её слабым человеком, это вообще крайне сложно считать кого либо слабым, если он изо дня в день доказывает тебе обратное, давая тебе нехилый отпор. Но в тот момент она была уязвимой, и почему её слабость, и уязвимость стали своего рода двигателем, вызывая непреодолимое желание, спрятать и защитить её от всего мира, я не представляю. Гетман, как-то раз ради прикола назвал это «комплексом мессии.» Мой психолог вообще имеет привычку жестоко меня тролить. У него вообще-то тот ещё юмор, конечно, но по-моему он тогда всерьёз это сказал. И злость, что последовала за потрясением, была к себе. Я никогда не был хорошим человеком, особенно по отношению к ней. Был жесток, наравне со всеми, даже больше чем ко всем, не зная, не пытаясь знать, что она за человек. Мне просто нравилось чувствовать огонь. Она надёжно сокрыла свою сломленную сущность, мастерски сменяя тысячи масок в секунду. Это безусловно сбивало с толку, и сеяло хаос. Это и… возраст ― стали фундаментом непроницаемой стены. Чтобы я там не испытывал к ней, я сразу же возвел границы, самые мощные. И она возненавидела меня. Это было именно тем, чего я хотел тогда, этой страстной ненависти. Это было убийственно, ведь я не тот человек, кто способен справляться с беспорядком. А беспорядок ― был её вторым именем всегда. И я играл. Играл в ненависть и презрение. С одной маленькой ремаркой ― мне правда было чертовски хреново. Хаос разрушал меня, медленно, сильно, до основания. Я сходил с ума, я откровенно пугал брата, этим дерьмом. Я хотел её убить временами. Реально убить, придушить к чертям или соблазнить. Я не мог этого сделать, она была под запретом, я предельно чётко обозначил эти границы, и исправно удерживал и, хотя пёр поперёк своей мать природы. Казалось весь мой фарт давным-давно спёкся. Прямо до того момента, когда ей не исполнилось 18. И все стало сложно. Нет, я думал, думал, что-за-безрассудное-дерьмо-я-творю? Ведь это, не шутки, чёрт возьми, и даже не сложный переходный возраст, не гормоны, эти маски не актёрское мастерство, не театр и не маскарад ― это жизнь. Вся её жизнь, является драмой в режиме реального времени, и имя этой драме ― биполярная шизофрения. Я знал, что с ней что-то не так, не знал, что настолько. Так или иначе, если бы не этот фактор её беспорядка, я бы так и вторгся в её жизнь. Не потому что никогда бы не посмел. Просто тогда, я бы не знал её…

Я не тот человек, что может сделать её жизнь счастливой. Я тот человек, который уничтожит всё, что с таким трудом было построено, то что так бережно хранили, просто потому что я есть в её жизни, и убираться из неё, у меня нет никакого грёбанного желания. Меня до сих пор поражает собственная глупость и эгоизм. Это ведь предельно ясно, что рано или поздно, этот вопрос возникнет, но я понятия не имею, как собираюсь сказать ей об этом, минуя весь масштаб разрушительных последствий. Она испугается и сбежит. И я даже не знаю, к добру это или нет. Для неё, да, это вне сомнений к добру, это будет самое правильное её решение в жизни, если она решит уйти. А для меня? А, для меня её беда и боль, стали единственным спасением, я просто воспользовался, сложившейся ситуацией, вероломно наплевав на все свои принципы, жизненные приоритеты, и обещания данные самому себе. Я просто сумел рассчитать это, взвешивая все против и за, на ментальных весах где-то внутри себя. И не смотря на то, что разум мой отчаянно кричал голосуя «против», всё внутри меня поставило на «за». И я воспользовался чашей, в свою пользу, рискнул пожертвовать ей, в пользу своих желаний, и до сих пор надеюсь, что по ряду причин, этот вопрос и вовсе не возникнет. И именно по этому, я не тот человек, что ей нужен, и лучше бы ей было держаться как можно дальше от меня, пока это было ещё возможно.

Так и не сумев уснуть, проработал всю ночь над музыкой, зачёркивая и черкая вновь по нотным листам. Я вернул внимание к крепко на крепко спящей особе, уже утром. Черты её лица были напряжены. Решил дать ей время поспать. Вернувшись из душа, навис над мертвецки спящей красавицей. И это не метафора, она реально спала мертвым сном.

― Вик… ― я осторожно потряс девушку за плечо? ― Вик проснись, утро уже. ― она даже не шелохнулась.

Пара капель воды с моих волос пала на её лицо и они росинками скатились вниз по её щекам. Даже не поморщилась. Господи, как можно так крепко спать? Не впервые между прочим сталкиваюсь. Вообще-то иногда это заставляет беспокоится. Всякое бывает, люди испокон веков в летаргический сон впадали. Я наклонился, ниже к ней, прислушиваясь к размеренному дыханию. Такое ощущение, что она думает будто, во сне она в безопасности, в убежище, что может прятаться ото всех в своём сне, сколько угодно долго, что никто не видит ее и не отыщет. Так же как, когда она спала в наушниках на предпоследней парте, и думала, что это делает её невидимкой, или когда забывала зашторивать окна, думая видимо, что кому она мол нужна и что никто её не видит.

Хм, а я думал, что она красавица.

Я обратил внимание на то, что у неё волосы не просто растрепались ото сна. Они намагничены. Я перевёл взгляд на часы. 23 минуты двенадцатого. Мне кажется или это не впервые? Внутри меня что-то оборвалось. Ведь я был чертовски уверен, что видел, как ночью часы отметили три часа ночи.

― Какого чёрта…

Она протянула руку, я не ожидал такого, я просто замер. Её глаза были сомкнуты, а ресницы подрагивали, меня каратнуло лёгким статическим током, когда её ладонь теплом прижалась к моей щеке. Её дыхание участилось, напряжение в чертах усилилось. Болезненный, слабенький стон, раздался как-то слишком громко в тишине. Что будет если разбудить её сейчас? Она просто спит или не просто? Во избежание эксцессов я стал успокаивающе шептать ей в сон, подозрительно косясь на часы.