― Я его убила! ― я кричала. Я подскочила на ноги, меня кренило, я была словно пьяной.

― Это же она нагваля твоего убила. ― произнесла женщина, ― Ты же помнишь. Ты что… у тебя провалы что ли какие-то? Или ты эту белую птицу… Тори, что происходит?

Она мгновенно оказалась около меня. Я тупо пялилась в окно. Солнце шло на заход.

― Нагваля… нагваля? Я брата убила! ― закричала я, мои руки обхватили голову, она раскалывалась, ― Своими грёбаными руками!

― Ах… ― единственное что сорвалось у Али и она прижала пальцы к своим губам. Она снова потянулась ко мне, но я отскочила от неё. Мои руки сжались в кулаки.

― Не трогай меня. Не… надо.

Я погибала. Я хотела просто раствориться и больше не быть здесь. Я хотела напиться или ещё какое-нибудь дерьмо. Это больно чёрт возьми!

― Тори, солнышко. Ну что ты такое говоришь? Ты не могла его убить, конечно же нет.

― Не удивительно что она ненавидит меня. ― процедила я, моё лицо искажала гримаса,― Я убила её сына.

― Тори это не так, она не ненавидит тебя. ― Аля отчаянно замотала головой, и вопреки всему подступила близко-близко ко мне, ― Она чувствует вину перед тобой, и не знает, как вести себя с тобой, ведь ты не за что не простишь её.

― Какую вину?! Я…

― Я тоже видела это. ― прервала меня женщина и села на подоконник, ― Видела, как она могла резать себя, или даже… ― она поморщилась, ― Она сумасшедшая конечно, вне сомнений, но она делает ровно тоже что и ты. И Костя делал тоже самое, когда в запои уходил. Все мы наказываем себя за что-то. Наказываем себя и если мы хотя бы знаем за что, то ты нет. И от того тебе вдвойне тяжелее, я всё это вижу, вот уже столько лет, дорогая. Осуждать и отворачиваться очень просто, как и хранить в себе ненависть. Куда сложнее прощать. Но для души лучше прощать, ведь всё можно понять.

Я просто зарыдала, я рыдала и понимала, что мне никогда не справится с этой болью.

― Тори прекрати сейчас же и объясни мне наконец, что случилось. Что ты вспомнила? ― догадалась она вдруг.

― Всё.

― В смысле, прям всё-всё? Ты его не убивала, ясно? Сама подумай, как бы Рафаэль мог с ним встретиться, если бы Ренат умер, мм? Галюны ловить ― не его фишка, понимаешь?

― Что? Откуда ты?

― Костя рассказал мне. Раф видел его, Ренат попал в ту же клинику, что и Раф в одиннадцать лет. Он видел его, общался с ним.

― Постой… он не мог его видеть.

― Я клянусь тебе, что он видел его в живых, вот так же ясно, как я тебя сейчас.

…


― Это случилось, поздней осенью, когда мне было семь. ― говорила я Рафу, спустя около получаса, когда я пришла в бар, ― А теперь давай посчитаем?

Мы сидели за баром, и мы отложили начало сета. Я отчаянно ничего не могла понять.

― Тебе что было одиннадцать лет?

― Ну да. ― ответил он спокойно. Я запуталась окончательно, и он решительно не мог меня понять.

― Можно вопрос? Ты что живёшь в какой-то параллельной вселенной с автономным временным континуумом, или только в моей голове, мм? Как тебе могло быть 11, когда мне было 7?

― Никак. ― согласился Раф, хмурясь, он с опаской смотрел на меня. ― Мне было 7.

Я не выдержала и стукнула себя ладошкой в лоб,

― Тебе было 11, когда это произошло!

― Нет. ― мотнул он головой, ― Я лежал в клинике 9 лет назад, Вик.

― Но…

― Успокойся, ладно? ― принялся он утешать меня, настырно запрашивая мой взгляд, ― И ты его не убивала. Он сам подался вперёд, и порезался. Может достало всё, а может просто хотел в больницу загреметь, и сбежать оттуда. Но он облажался, а ты не смогла убежать. Он попал в дурку, за попытку суицида. А ты… осталась здесь.

― Но почему… почему, 11? ― сокрушилась я, ― Ничего не понимаю.

― Я лечился в 11. ― пожал он плечами. Я всплеснула руками,

― Да как так―то?!

― Ты что―то перепутала Вик. Я лечился когда мне было 11, там я встретил Рената, и потерял сестру. Я не единожды это делал Вик. Лечился, то есть.

― А… подожди. ― я уронила руки, ― Тебя реабилитировали, а уже потом ты попал в клинику? ― решила я уточнить, ― Через пол года Роза умерла. Три месяца…

― Начиная с провала операции освобождения. ― он был мрачен и недовольным.

― Так… а, сколько тогда вы были там? Сколько вам было лет, когда вы только попали к тем людям?

― Не много. ― процедил он сквозь зубы, ― Длительным был курс реабилитации и не одна операция, Вик. Так же как и у неё, но она попала в психушку раньше чем я. И спустя полгода, как я туда загремел, её не стало. Так понятно?

― Извини. ― пискнула я. Чёрт мне не стоит красться этого, он плохо переносит эти воспоминания, ― То есть он жив?

― Уже нет. Ренат умер восемь лет назад.

― Что?! ― всполошилась я, мне больно защемило душу, ― Раф… а ты мне не врёшь? Это точно не я его…

― Точно. ― успокоил он, ― Кто знает, что с ним было потом, после лечения? Кто знает, какой стала его жизнь? Никто ведь не знает. И хватит уже, я сказал всё так, как оно есть, мышка. Только так, и не иначе. Хочешь я на крови поклянусь?

― Нет, хватит с меня крови на сегодня.

Не удивительно, что я забыла это. Мне теперь кошмары до скончания веков наверное сниться будут.

― Откуда ты знаешь?

― Отец твой рассказал. ― ответил Раф, ― Он сам на днях только узнал, не смотри так на меня, это не ты его убила. Всё? Ты в порядке? ― он подцепил мою гитару за гриф, и протянул мне, ― Держи, не надо плакать, лучше пролей это по грифу.

Я заперебирала струны, не подсоединённой гитары и она пела болезненно в моих руках. Раф поменялся в лице, вслушиваясь и следя за моими порхающими пальцами.

― Где он похоронен, Костя знает?

― Ну он сказал в Цюрихе. ― пробормотал Раф, не отрываясь от моих рук, он словно был поражен. Я замерла и он посмотрел в мои глаза.

― Он жил в Швейцарии? ― удивилась я. Раф пожал плечами и прикурил сигарету.

― Видимо.

― И умер там?

― Ну наверное, раз его там похоронили

Я снова принялась терзать струны, звучащие металлически из-за того что не подключены к усилителю. Раф долго молчал и я посмотрела на него. Он что-то писал, быстро чёркая на листе. Стряхнув пепел, он снова начал черкать по листу, периодически бросая на меня тревожные взгляды.

― Что? ― забеспокоилась я, ― Что ты так смотришь на меня?

Он отстукивал карандашом по поверхности барной стойки. Это был чёткий ритм, и он преобразовывал его. Я поняла, что это тот ритм, в котором я перебирали струны. Раф заинтересованно стал листать мой блокнот.

― Эй! Так не честно! Мы же договорились!

Я хотела отобрать его, но он не позволил. Ничего не просматривая более, он тут же нашёл последнюю запись. Покопавшись в своих записях, он достал один лист и принялся что-то переписывать и исправлять.

― Ты что делаешь?

Он промолчал. Сосредоточенный, Раф, быстро делал записи, то списывая с моего блокнота, то откуда-то из своих листов. Это выглядело очень странно, но я могла догадаться и сама ― он что-то создавал из всех этих кусочков, словно пазл собирал. И двадцати минут не прошло, как он отложил мой блокнот в сторону, и сгрёб всю макулатуру с барной стойки.

― Можешь выкинуть, это больше не потребуется. ― сказал он девушке за баром. Он оставил лишь пару нотных листов и соскочила из-за бара.

― Давай мышка, пошли опробуем это.

― Прямо сейчас? ― усомнилась я, ― Я не могу так.

Я пошла за ним в сторону сцены. Я решительно не понимала, что он задумал. Этот материал не просто не отрепетирован, но и вообще написанный меньше чем за полчаса.

― Можешь, Миша вступит, а ты продолжишь. ― заявил он, взбираясь на сцену. Он отдал один лист Сашке, другой Мише и мне. Я была поражена…

Раф, просто что-то чуть ли не на пальцах объяснял Ярэку. У того чуть палочки из рук не выпали. Он то и дело хмурился, но я толком и не слышала их разговора. Но создавалось впечатление, что Ярэк, пытался в чём-то переубедить Рафа, но тот был непреклонен.

В конце концов я поняла, что происходит. Если Раф нашёл последние записи сделанные в кафе, когда я дожидалась Солу, то в связи с последними всплывшими событиями дней минувших, я знаю, что это будет. Раф на некоторое мгновение исчез с поля моего зрения, и я лишь мельком заметила его с парой парней из технической команды. Спустя пару секунд свет изменился и Раф появился на сцене уже с гитарой. Стало значительно темнее, бар погрузился в полумрак, и лишь два перекрёстных софита синего оттенка освещали сцену. Под эти лучи попадали только две стойки с микрофонами. Таким образом на свету окажемся только мы с Рафом, остальные участники будут затенены, и они вне сомнений будут выглядеть словно призраки на нашем фоне. Я заметила туман простирающийся под ногами, он стал гуще и постепенно стал краснеть равномерно подсвеченный боковыми красными огнями. Это было очень похоже на сцену, из моей картины. Это был мой ангел в терниях.

Миша перебрал струны своей гитары, и спустя мгновение, я крадучись вступила в мелодию, преломляя звучание. Подступив к микрофону, Раф осторожно оповестил аудиторию,

― Посвящается всем тем, кто отважно сражался за свои идеалы, чью либо жизнь и собственную, но был повержен. ― он взглянул на меня, и не оставил мне выбора.

― Всем тем, кто больше не с нами, «Реквием по фениксу.»

По бару прошла волна. Люди поднялись со своих мест, забывая о своей трапезе и напитках. Многие зажгли зажигалки, вскидывая руки над головами. Это было потрясающе. У меня дыхание перехватило от этого, и горло болезненно сжалось. Раф мелодично запел в микрофон, бархатным вкрадчивым голосом, но скоро это изменится и боль ворвётся в композицию, чтобы на поражение пронзить тысячью острых спиц.

   (Р:

   ― По крыше, считая капли дождя,

   Как лезвием тупого ножа,

   Я поражён, слыша все оттенки зла и краски.

   В чёрно-белом, ты умело питаешь пожар.

   Он пожирал,

   В пляске смерти, срывая маски.

   Я не хочу видеть тебя, в плене огня,

   В камертоне, мелодии драмы!

   В затмении сна,

   В лунный час без меня бродя, бередя

   Ударами клавиш, старые шрамы.

   Вот она ― пропасть!

   Какого-то чёрта, разверзлась,

   В эпизоде, ночного концерта.

   Одиноким прекрасным спектром,

   Изящным ужасом смерти…

   Так танцует ворона, над пропастью Сакраменто…

   (Синхронно с яркой красной вспышкой освещения, я мощно ударила по струнам, заставляя пространство пошатнутся…)

   (В:

   Доломай или спаси меня!

   Финальный раунд сумасшествия ―

   Лёд по грани лезвия.

   Мы не знали, что это последнее действие…

   Мы потерялись в бурном течении,

   Где ты тонул, исчезла и я

   Три легиона восстали, на острие забвения,

   Там, где ты и я ― пали ты и я…

   (Р.В:

   Мы давно попали в сети,

   Просто наивные дети!

   Маскарад нам границы чертит,

   В четверть полночи, свет померкнет.

   Невзирая на законы речи,

   Эта встреча в тринадцать, ночи.

   Не снимайте маски и плащи, скрипачи!

   В тринадцать ночи, явятся палачи…

   (В:

   Моя цель ― отражение твоей мечты ―

   Рок-балладами,

   Одним баррикадами жить,

   На абордаж брать мачты сцен!

   Помосты, увы по кругу рисуют пути,

   Толкая нас в когти тьмы.

   Зеркала оказались кривы.

   Эпическим жанром, тонут наши корабли.

   Но это не мы ―

   Зеркал религия, кривых,

   Разбита вероломно в прах.

   Мой страх ― твои слова в тени.

   (Р:

   Закалены забвением, звенья этой цèпи!

   Прочнее жизни, и прочь беги же…

   В аду ни к чему кресты, поверьте…

   В тринадцать ночи, балом правят черти!

   (В:

   Я сбегаю, на танец к смерти,

   На хрупкой жизни нити,

   Бить в реверансе ниц адской знати!

   О, Боги, как не кстати…

   Оскалами несли, шум проклятий!

   Вороньей стаей, в небо крик несите,

   Но мне тебя не разбудить, прости…

   Обжигают угли, жалят стражей плети…

   Так феникс сгорает, над пропастью осыпаясь чёрным пеплом…