— Заткнись, Фрейзер, — велел сыну отец. Затем обратился к Касси со всей воинственностью, на которую был способен:

— Что вы задумали на этот раз, девушка?

Катарина, заканчивая возиться с веревками Моргана, сурово взглянула на него и сказала:

— Следите за своим тоном, когда обращаетесь к моей дочери, мистер.

— Ваша дочь? Ладно, это ничего не меняет. Вы несколько опоздали, леди, надо было раньше присматривать за своей дочкой. Вам, черт возьми, давно бы следовало…

Маккейли-старшему не удалось договорить.

— Следите за своими выражениями, когда разговариваете с моей женой и моей дочерью, — сказал Чарльз. Он подошел к Маккейли-старшему и влепил ему увесистую затрещину.

Гигант отшатнулся и тряхнул головой. Затем взглянул на отца Касси с выражением удивления и укоризны на лице:

— За что, Чарльз? А я-то думал, мы с тобой друзья.

— После того, что ты сделал с моей дочерью? Считай, что тебе очень повезет, если я не разорву тебя на куски.

— А что мне оставалось делать, если она задумала такое?..

Услышав эти слова, Фрейзер повалился на охапку сена и зашелся в беззвучном смехе. Касси, возмущенная его весельем, хотела что-то сказать, но передумала. Она надеялась, что ей удастся поговорить с отцом до объяснения с Маккейли-старшим. Но теперь, раз уж разговора не получилось, надо было срочно предотвратить драку между отцом и Маккейли-старшим.

— Папа…

Он не услышал слов дочери, потому что как раз в этот момент говорил:

— Что она задумывала, не имеет никакого значения, Маккейли, и ты прекрасно понимаешь это.

Маккейли-старший поднял руку, когда Чарльз сделал еще шаг в его сторону:

— Погоди, погоди, Чарльз. Я ведь не хочу обижать тебя.

Касси показалась странной, необычная сдержанность Маккейли-старшего. И столь же странной казалась горячность отца; он даже не пытался скрыть свой гнев. Чарльз снова занес кулак, Маккейли-старший приготовился уклониться от удара, а Ангел выстрелил в потолок над их головами.

Облако пыли и щепок окутало обоих мужчин, повернувшихся, как и все остальные, ко входу в амбар. В этот момент Ангел с невозмутимым видом опускал револьвер в кобуру.

— Я искренне жалею о том, что испортил вам удовольствие, — проговорил он, — но, если кто-нибудь из вас захочет решить дело силой, я намерен воспрепятствовать этому.

Взглянув в глаза Чарльзу, он добавил:

— Если бы то, что сделал Маккейли, заслуживало наказания, то я бы уже пристрелил его, так что пусть он говорит, мистер Стюарт. А Касси сейчас находится под моим покровительством, а не под вашим, и она желает сказать всего несколько слов этим людям.

Чарльз опустил руку и нехотя кивнул. Однако бросил на Маккейли-старшего взгляд, ясно говорящий: «Мы с тобой еще поквитаемся». Тем временем Катарина приблизилась к Касси.

— Кажется, вы с этим молодым человеком не обо всем мне рассказали до того, как пригласили составить вам компанию, — сказала она. — Ты не хочешь сообщить мне, чем так разгневан твой отец и почему этот… наемник считает, что именно он отвечает за тебя?

— Он мой муж, — прошептала Касси.

— Кто? — ужаснулась Катарина.

— Пожалуйста, мама, сейчас не время для объяснений.

— Да нет уж, самое время!

— Мама, ну пожалуйста!

Катарина могла бы еще многое сказать, но выражение лица дочери остановило ее. На лице ее была не мольба, что, с точки зрения матери, было бы вполне естественно, но упрямая решимость, с которой Катарина прежде не сталкивалась. Касси не желала сейчас говорить на эту тему, и мать не смогла бы ее переубедить.

Впрочем, Катарина не собиралась потакать такому поведению дочери, но решила на время оставить этот разговор.

— Ну ладно, но, когда здесь все закончится, мы все обсудим.

— Конечно, — заверила ее Касси. Повернувшись к Маккейли-старшему и Дороти, она глубоко вздохнула и заговорила:

— Еще не так давно я хотела извиниться перед вами, а теперь уже не собираюсь делать этого. Но знайте: мои намерения были самыми добрыми. Я считала, что брак между двумя членами ваших семей положит конец многолетней вражде. Так и случилось бы, но вы не захотели этого, разве не так? Нелепость ситуации заключается в том, что вы воспитали своих детей для ненависти, а они понятия не имеют, зачем им ненавидеть друг друга. Почему же вы им это не объяснили?

Маккейли-старший густо покраснел. Дороти отвернулась, явно демонстрируя нежелание говорить как о причинах старой вражды, так и на любую другую тему.

Касси вздохнула:

— Вот и сейчас вы проявляете высшую степень упрямства, но разве вы не видите, что такое упрямство вредит даже вашим детям — по крайней мере Дженни и Клейтону? Если бы вы оставили их в покое, то у них мог бы сложиться счастливый брак. Разве вы не видите, что они оба несчастны?

— Мой мальчик не несчастен, — выпалил Маккейли-старший. — И у меня нет никакого желания выслушивать ваши упреки, девушка, так что велите этому вашему мужу открыть дверь.

— Разговор еще не закончен, мистер Маккейли. Вы силой заставили меня выйти замуж. Я силой заставлю вас выслушать меня.

Маккейли-старший повернулся к ней спиной. Касси в досаде стиснула зубы. Но она знала, с кем имеет дело. Ей еще не приходилось встречать столь упрямого человека, столь нетерпимого к чужому мнению, столь самоуверенного. Но пока она соображала, какими доводами можно пробить броню его упрямства, вдруг заговорила Дороги Кэтлин, и в ее голосе звучало искреннее удивление:

— Маккейли, прекрати. Ты снова за свое? Хочешь повторить ту же идиотскую ошибку?

— Но, Дороти, — начал было Маккейли-старший, явно пытаясь заставить ее замолчать. Однако Дороти перебила его:

— И не пытайся заткнуть мне рот, ты, проклятый сукин сын! Попробуй отрицать, что ты устроил еще один брак под дулом револьвера. Ну, говори!

— Черт возьми, это совсем разные вещи, — возразил Маккейли-старший. — Она сама сказала, что он ее жених.

— И ты ей поверил? — насмешливо воскликнула Дороти. — Сама воплощенная невинность — и безжалостный убийца?

Ангел напрягся всем телом. Касси похолодела. Сыновья Маккейли в изумлении уставились на спорящих мужчину и женщину; даже Фрейзер на сей раз не находил во всем происходящем ничего смешного. Дженни Кэтлин явно нервничала — некоторые вещи, о которых она слышала уже много лет, представали в новом свете.

— Что ты хочешь сказать этим… снова, ма? — спросила она, отходя от Клейтона — никто не потрудился развязать его, и ей пришлось сделать это самой. Дженни приблизилась к матери. — Кого еще он насильно женил?

Дороти смутилась:

— Это не важно…

— Неужели? Ведь это была ты, не правда ли?

— Дженни…

Но Дженни уже перешла в наступление:

— Я хочу знать, почему я не имею права жить со своим мужем, мама. Ты придумывала разные отговорки всякий раз, когда я спрашивала об этом, но теперь не выйдет. Это была ты, не правда ли? И именно из-за этого началась ваша вражда?

Дороти обратила к Маккейли-старшему взгляд, полный мольбы о помощи. Заметив это, Дженни взорвалась:

— Черт возьми, я имею право знать! Мой ребенок имеет право знать!

— Твой ребенок?

Три человека одновременно задали этот вопрос. Клейтон издал сдавленный возглас и бросился к Дженни, заключив ее в объятия. Та не имела ничего против. Временами ей уже казалось, что она так и не сумеет рассказать мужу о грядущем событии. И в его радости растворились все ее страхи — теперь она не беспокоилась о том, как к этому отнесутся их родители.

— Ребенок, — пробормотал Маккейли-старший и опустился на деревянный ящик, переваривая новость. — Это все меняет.

Тут он заметил испуганный взгляд Дороги и улыбнулся:

— Ты слышала, Дороги? Теперь у нас будет общий внук. Дороги прищурилась:

— А кто сказал хоть слово про то, что он будет общим? Твоему внуку придется жить у нас.

— Как бы не так! — вскочил на ноги Маккейли-старший. — Твоя дочь родит ребенка в моем доме, либо я…

Он замолчал, не находя угрозы, достаточно веской в данных обстоятельствах.

Дороти не преминула воспользоваться паузой:

— Таково-то твое гостеприимство? Маккейли-старший пропустил эти слова мимо ушей и заявил:

— Место жены рядом с ее мужем.

Дороти приблизилась к нему и так сильно ткнула пальцем ему в грудь, что он отшатнулся и снова опустился на деревянный ящик.

— Вовсе нет, если она с ним разведена.

— Черт возьми, Дотти, ты же не сможешь…

— Это я-то не смогу?

— Помолчите-ка оба, — сказала Дженни, чуть отстраняясь от Клейтона, который все же не убрал руку с ее талии, явно давая этим понять, что теперь они выступают единым фронтом. — Где я буду рожать моего ребенка — это мое дело, я могу и не захотеть рожать его в Техасе, если не получу ответов на кое-какие вопросы. Скажи мне правду, мама, и не пытайся больше отделываться отговорками.

Дороти повернулась к дочери. Маккейли-старший бурчал за ее спиной:

— И где только она набралась таких слов?

— А как ты думаешь? — спросила Дороти так тихо, словно хотела, чтобы слышал только он один. Она расправила плечи и мучительно подыскивала слова для объяснения. — Мы любили друг друга, этот старый олух и я.

Это оказалось чересчур даже для Фрейзера: судя по выражению его лица, теперь ему было не до смеха — он громко выругался. Морган, подавшись вперед, ткнул брата кулаком в грудь, чтобы тот замолчал. Но это не помогло, поэтому Клейтон повернулся и добавил ему от себя.

Фрейзер на время успокоился. И тут Дженни воскликнула:

— Только не ты и он!

— Да, именно я и он, — печально ответила Дороги. — Так вы хотите слушать или нет?

— Я больше не буду тебя перебивать, — заверила Дженни.

— Мы собирались пожениться…

— Ты и он?

— Дженни!

— Ой, мама, я не могу удержаться! Ты же ненавидишь этого человека.

— Так было не всегда, — возразила Дороти. — Когда-то я застрелила бы этого сукина сына, если бы он только взглянул на другую женщину. Но к несчастью, он ревновал меня еще сильнее, чем я его. И вот однажды он пришел к нам и увидел, что я сижу на лавочке с одним из наших надсмотрщиков. Недом Кэтлином. А я как раз погладила его по руке, потому что он рассказывал мне о смерти своей матери и чуть ли не плакал. Маккейли тут же пришло в голову невесть что, он отправился в город и так напился, что, вернувшись вечером, силой привел нас с Недом в церковь, где заставил обвенчаться. Он вбил себе в башку идиотскую мысль сделать меня в один день женой и вдовой, но потом, закончив связанную с женитьбой часть своего плана, протрезвел. К тому же Нед оказался вовсе не против жениться на мне. Вскоре он стал управляющим и получил долю в доходах с ранчо. Он не хотел давать мне развод, хотя и знал, что я не люблю его и никогда не любила. Но этим дело не кончилось. Маккейли непрерывно пил — месяца два, а потом, когда повстречался с Недом в городе, выстрелил в него. Конечно, будучи пьяным, он не попал бы и в стену амбара. Но Нед с перепугу тоже выстрелил. Ему повезло больше, и он не промахнулся.

— Ты считаешь везением, что он ранил меня в ногу? — перебил ее Маккейли-старший.

Дороги, не обращая на него внимания, продолжала:

— Маккейли, протрезвев, стал думать об убийстве моего мужа уже всерьез. Нед к тому времени понял, что, поскольку я не желаю жить с ним, ему лучше убраться отсюда. Поэтому, прежде чем уйти, он вытянул из моего отца кучу денег — вполне достаточно для того, чтобы привлечь Маккейли к суду. Но это еще больше разозлило упрямца Маккейли. Вот он и женился на моей лучшей подруге, думая досадить мне. И должна признаться, это ему удалось. Я пришла в ярость, когда узнала, что молодая жена тут же забеременела от него. У меня был муж, который не хотел давать мне развод, а у Маккейли начала складываться настоящая семья. Именно тогда я возненавидела его. Что же до Неда, то он показывался домой только тогда, когда у него кончались деньги. И никогда надолго не задерживался, потому что, сделай он это, о нем тут же узнал бы Маккейли и снова началась бы стрельба.

— Я помню, как он всегда торопился уйти, — сказала Дженни, на этот раз гораздо спокойнее. — Но почему же ты никогда не рассказывала нам, что он был таким подлецом?

— Потому что у меня имелись причины быть благодарной ему, Джен. Да, он не часто появлялся здесь, но каждый раз, уходя, оставлял меня с ребенком. А это ранчо и вы, мои дети, — это все, что у меня осталось в жизни. Кроме того, он никогда не стал бы таким алчным, если бы не видел перед собой пример — я говорю про Маккейли. До этого он был отличным работником.

Когда она закончила, воцарилось тягостное молчание. И первым его нарушил Маккейли-старший:

— Боже, а я помню все по-другому. Дороги. Она взглянула на него с презрением:

— Меня это ничуть не удивляет. Ты почти все время был пьян и вряд ли что запомнил.

— Ну, если все и в самом деле было так, как ты говоришь, то, думаю, мне надо бы извиниться перед гобой. Нисколько не удивившись, Дороги спросила: