Джоанна Линдсей - Ангел

— Ну и отлично, я вовсе не намерен делить ее с тобой.

Ангел напомнил себе, что Касси уезжает из Сент-Луиса. Значит, можно не трогать этих двоих. Да ведь и сам он испытывает нечто подобное…

— Не намерен и я, — проговорил он все же, заставив незнакомцев повернуться в его сторону.

Рука Ангела машинально отбросила полу желтого плаща, высвобождая рукоять револьвера.

— Прошу прощения… — пробормотал Бартоломео Лоуренс. Рассмотрев как следует стоявшего перед ним человека, он сделал шаг назад.

— Эта женщина замужем, — растягивая по обыкновению слова, произнес Ангел.

— Барт предпочитает именно замужних женщин, — хохотнув, ответил его друг. Сам же Барт, уставившийся на Ангела, казалось, утратил дар речи.

— Если он задумает что-нибудь в отношении этой женщины, то может считать себя покойником.

Бартоломео, рассмотрев револьвер, висевший у бедра Ангела, понял, что перед ним, должно быть, и есть муж Касси по прозвищу Ангел Смерти. Услышав последние слова Ангела, он без чувств повалился на пол.

— Ах черт, — с досадой произнес Ангел. Мужчина, упавший на пол в вестибюле гостиницы, обязательно должен был привлечь внимание как Касси, так и ее матери. Однако, взглянув в их сторону. Ангел убедился, что женщины уже исчезли из поля его зрения.

Повернувшись к выходу, он едва успел заметить, как они выходят из гостиницы.

— Вы проделали это ради шутки, — раздался у него за спиной голос Финеаса, — или не могли сдержаться?

Ангел, с отвращением взглянув на распростертого на полу мужчину, повернулся к сыщику:

— Что вам угодно, Кирби?

Финеас усмехнулся:

— Думаю, вы просто не могли удержаться. Но настоятельно советую вам не выставлять револьвер на всеобщее обозрение. Вы можете этого и не знать, но городские жители ужасно нервничают, когда видят оружие кого-нибудь, кроме представителей закона.

— Я привык иметь дело с нервными людьми, — равнодушно произнес Ангел. — И если вы окликнули меня только для того, чтобы дать совет…

— Я еще хотел заметить, что вы выглядите не лучшим образом.

— И это меня нисколько не интересует.

Ангел повернулся, собираясь уйти. Финеас последовал за ним:

— У вас скверное настроение? Ангел промолчал.

— Может быть, вот это вас порадует. Ангел увидел перед собой лист пожелтевшей бумаги. Он остановился, но не сделал попытки взять его. Сыщик после некоторого раздумья опустил руку. Ему пришло в голову, что Ангел, возможно, не умеет читать — ничуть не удивительно, если учесть, где прошло его детство.

— Вы все-таки нашли старые газеты? — предположил Ангел.

— Да, и в одной из них — очень интересный репортаж. Вся первая полоса посвящена вашим родителям. И еще немного на второй…

— Имена?

— Колин и Анна О'Рурк.

— О'Рурк?

— Я тоже удивился. Даже представить себе не мог, что вы — ирландских кровей. Все те ирландцы, которых мне приходилось встречать, даже будучи американцами во втором-третьем поколении, не могли избавиться от гэльского[4] акцента, который вы совершенно утратили.

— О'Рурк, — медленно проговорил Ангел, словно пробуя на вкус вновь обретенное имя.

Похоже было, что к этому имени он привыкнет достаточно быстро. И оно вполне его устраивало — имя, которое можно назвать вслед за тем, которое у него уже имелось, поскольку ему чертовски надоело представляться просто Ангелом. Собственно, только имя ему и требовалось узнать. Но он все же не ушел, когда сыщик принялся посвящать его в суть того, что вычитал в старой газете.

— Анна О'Рурк приехала сюда вместе с сыном, чтобы навестить подругу детства. Я должен с сожалением сообщить вам, что незадолго до этой поездки она овдовела. Ваш отец, Колин О'Рурк, американец во втором поколении, служил инспектором железных дорог. Вероятно, именно поэтому вы его и не запомнили. С подобной работой человек только и делает, что разъезжает по всей стране.

Ваша мать иммигрировала из Ирландии и вскоре после прибытия в Америку вышла замуж за вашего отца. Но она, по-видимому, очень скучала по родине и поэтому, когда муж ее умер, решила отвезти вас в Ирландию. Она лишь хотела попрощаться с подругой детства.

Автор статьи пишет, что Анна О'Рурк пробыла в Сент-Луисе чуть больше недели, когда ее четырехлетний сын по имени Ангел, игравший на газоне перед домом Доры Кармин, пропал. Только что был у нее перед глазами — а в следующую минуту исчез.

— Вы хотите сказать, что меня и в самом деле звали Ангел?

— Похоже на то.

— Но если тогда мне было всего четыре года, тогда сейчас должно быть двадцать пять, а не двадцать шесть, как я считал до сих пор.

Финеас улыбнулся:

— Впервые вижу человека, который не стареет, а молодеет со временем. Во всяком случае, в статье говорится, что были сформированы поисковые группы и человеку, нашедшему ребенка, обещали награду. Через некоторое время решили, что вы куда-то забрели и потерялись, во всяком случае, ни одна из групп, искавших вас за городом, никого не обнаружила. В другой газете я увидел заметку, в которой сообщается, что за любую информацию о вас будет выплачено вознаграждение. Похоже, половина жителей города искала вас.

— А как звали подругу моей матери?

— Дора Кармин.

— Она по-прежнему живет здесь? Финеас утвердительно кивнул:

— Я только что побывал у нее, и она все подтвердила.

— Но ведь вы ничего не сказали ей про меня, не так ли?

— Разумеется. Я представился сотрудником мэрии, собирающим материалы о росте преступности за последние двадцать пять лет.

Ангел тупо уставился в пол.

— Она не сказала вам, жива ли еще моя мать?

— Анна О'Рурк жива и здорова.

— Надо думать, она вернулась в Ирландию, как и собиралась?

— По словам миссис Кармин, Анна О'Рурк так и осела в Сент-Луисе. Она по-прежнему верит, что в один прекрасный день вы появитесь, живой и невредимый. Она живет в девяти кварталах отсюда, в одном из старинных особняков. И уже восемнадцать лет замужем за богатым банкиром. Он женился на ней, будучи вдовцом с двумя детьми. У них есть и общие дети, так что у вас куча братьев и сестер. Кстати, она до сих пор готова заплатить за любую информацию о вас.

Ангел угрюмо взглянул на сыщика:

— Надеюсь, вы не станете претендовать на эти деньги?

— Я и так уже поступился деловой этикой из-за вас. Но не намерен делать это еще раз.

— Отлично. Финеас нахмурился:

— Похоже, вы не собираетесь навестить свою матушку?

— Совершенно верно. Она обрела покой в новой семье. И я не хочу беспокоить ее.

Финеас с минуту смотрел на него, потом пожал плечами:

— Возможно, вы и правы. В конце концов, ведь это ваша мать. Может, и лучше, если она никогда не узнает, что произошло с ее первенцем…

— То, что с ним произошло, вряд ли ей понравится.

— Истина редко бывает настолько неприятна, как порой кажется. Возможно, ваша мать готова к самому худшему. Ангел нахмурился:

— Очень сомневаюсь, что она обрадуется сыну вроде меня.

— Не слишком ли строго вы себя судите? Да по сравнению с теми, за кем мне частенько приходится гоняться, вы просто святой. Вы оказались на Западе не по своей вине, но вполне освоились с жизнью в тех местах. Я бы даже сказал: неплохо в ней преуспели.

— Но кого интересует ваше мнение?

Финеас, пожав плечами, протянул своему клиенту листок бумаги.

— Если вы все же передумаете, вот адрес. Счет я занесу вам в гостиницу. Да, довольно любопытно — Ангел О'Рурк.

— Ну а теперь мы можем поговорить? Касси откинула голову на обтянутый плюшем подголовник, — в этот момент поезд отходил от перрона. Она вдруг подумала, что должна быть благодарна судьбе за то, что частный пульмановский вагон ее мамы как раз нынешним утром прибыл на вокзал Сент-Луиса, иначе Катарина всю дорогу вымещала бы на ней свое недовольство. И еще ей следовало благодарить мать за то, что та не стала требовать немедленных объяснений, зайдя утром в комнату Касси и увидев дочь едва держащейся на ногах от усталости, а ее ночную рубашку — на полу; пол же был усеян оторванными пуговицами, половина которых совершенно не соответствовала тем немногим, что еще держались на сорочке дочери.

Тогда Касси лишь произнесла:

— Я хочу сегодня же уехать домой, но сначала мне надо хоть немного поспать.

— Ты не хочешь сказать мне почему?

В голосе Катарины звучал сарказм. Она явно ожидала подробных объяснений, поэтому ответ дочери несколько озадачил ее.

— Я не хотела бы об этом говорить, — коротко сказала Касси.

Мать была настолько удивлена, что, не найдя слов, оставила дочь в покое. Когда же Касси наконец поднялась, Катарина сообщила:

— Я уже договорилась, чтобы наши новые туалеты, когда они будут готовы, отправили на ранчо.

Но Касси прекрасно понимала: ей не удастся отмолчаться, придется объясниться с матерью. И готова была даже солгать, если получится. , — О чем же ты хочешь поговорить, мама?

— Начнем хотя бы с того, почему это мы вдруг сорвались с места именно сегодня, а не уехали спокойно на следующей неделе, как собирались?

— Мы уже все купили и закончили примерки. Для чего же торчать тут еще неделю? Чтобы тащить все эти тряпки на себе? В такую холодную погоду даже нельзя толком погулять по городу. Да на следующий день ты бы уже не знала, куда себя деть от скуки и скорее всего сама бы предложила уехать.

— Я никогда не скучаю в городе, ни в теплую, ни в холодную погоду, как, кстати, и ты. Сделаешь еще одну попытку? Или посчитаем эту неудачной разминкой и станем говорить правду?

— Но почему ты думаешь…

— У меня пока еще есть глаза, девочка. И я заметила твоего головореза в вестибюле гостиницы.

Заметила его и Касси, потому что с момента первой встречи с Ангелом желтый плащ всегда привлекал ее внимание — независимо от того, где она находилась. Так что и теперь Касси не могла не увидеть его. Она, правда, ничем не выдала этого, даже не повернула голову в ту сторону. Касси понимала, что он делал в гостинице: хотел убедиться, что она действительно уезжает из Сент-Луиса.

Заметив Ангела, она почувствовала, что ее настроение улучшается.

— Зачем он поехал за тобой в Сент-Луис? — спросила Катарина.

— Не за мной. Он приехал сюда по причинам, которые не имеют ничего общего со мной.

— Ты знала, что он будет здесь?

— Нет.

— Терпеть не могу таких совпадений, — со вздохом произнесла Катарина. — Такого просто не может быть.

— А вдруг это судьба?

Катарина строго взглянула на дочь, словно отказываясь признавать, что судьба может иметь какое-то отношение ко всему происшедшему.

— Прошедшей ночью он побывал у тебя в комнате?

— Да.

— И?..

Не так-то просто скрыть правду.

— Ангелу не так-то просто отказаться от осуществления своих супружеских прав, когда я совсем рядом.

— Как? Этот распутный…

— Да и мне чрезвычайно трудно отказывать ему в его законных правах.

— Касси!

— Поэтому он и предложил мне возвратиться домой. Слова дочери заставили Катарину задуматься.

— Он? Ты хочешь сказать, что у этого человека и в самом деле есть хоть капля здравого смысла?

— Это не смешно, мама.

— Я и не думала острить, девочка.

— Во всяком случае, он настаивал на моем отъезде, полагая, очевидно, что имеет право мне приказывать.

— Все мужья думают примерно так же. Но я никогда не могла понять почему. У нас в Вайоминге женщина имеет право голоса на выборах, мы можем быть присяжными, а скоро, похоже, именно у нас появится и первая во всей стране женщина-судья, но мужья по-прежнему считают, что их слово — закон для нас.

— Но папа никогда так не считал.

— Твой папа — исключение из правил, — задумчиво произнесла Катарина и неожиданно рассмеялась. — А еще одно исключение — Соммерсы. Мы ведь знаем, кто носит штаны в этой семейке, и они, кстати, очень идут ей.

— Это не совсем так, мама. Я бы сказала, что они вдвоем носят эти самые штаны. Если же они в чем-то и согласны, то лишь потому, что они стремятся прийти к решению, которое устраивало бы обоих. Никто из них не считает себя вправе безапелляционно заявить «делай так» и думать, что его слово — последнее.

— Да, Чейз Соммерс не настолько глуп, — с улыбкой произнесла Катарина. — И я готова признать, что Джесси порой ходит перед ним на цыпочках. Хотя чаще всего он у нее под каблуком.

— Только потому, что многое ей позволяет, — возразила Касси. — А это большая разница. Катарина внезапно нахмурилась:

— Что-то мы слишком уж отклонились от темы, ты не находишь?

Касси вздохнула:

— Мы просто обсуждаем деспотизм мужчин. Но чтобы закончить наш разговор и не давать тебе повода смущать нас обеих твоим вопросом, я признаюсь: да, мне придется снова повременить с заявлением о разводе.

Ангел постучал в парадную дверь массивного каменного особняка. Он знал — ему не следовало появляться здесь. Отправляясь сюда, он привел себя в порядок и выглядел вполне прилично, если не считать не стриженных с весны волос. И все же ему не следовало приходить… Но чтобы выбросить из головы мысли о своей женушке, он должен был либо напиться до полусмерти, либо прийти сюда. Напиваться не захотелось.