Я хмыкнула. Ивлев выбирал такие девушек, над разбитыми сердцами которых я могла бы с удовольствием поглумиться, а не мстить за них. Глеб вполне достоин таких красоток, а они — его. Даже влезать не хочется в эти страсти.

— Ну давай влюбим, а? — Ира даже сложила руки, умоляя согласиться.

Меня это позабавило. Нет, не то, как сложила руки подруга, а то, что она говорила так, словно Ивлев — неодушевлённый предмет. Занятно: эти все люди, в общем-то правы, я тоже в Глебе особой души не замечаю, но всё равно странно… Ивлев и правда походил на вещь. Даже, на некий артефакт, который престижно заполучить. Ира сейчас говорила о нём, как о вещи, которая станет твоей, если выполнишь ряд условий.

За Глеба обидно не было, но чувство справедливости заставило меня выказаться:

— Ты в своём уме? — спросила я. — Он человек… какой-никакой… Его нельзя просто взять и влюбить в себя. У него тоже есть вкусы и чувства, а сердцу не прикажешь.

— У брутальных симпатяг чувства — равно инстинкты! — со знанием дела изрекла Ира. — Заставь ревновать его, а? Ревность должна сработать, и он раскроет себя! Точно тебе говорю! И одевайся… — она оглядела меня, подбирая слова: — Позаметнее одевайся! И на глаза ему почаще попадайся!

Я в который раз вздохнула. Почаще попадаться на глаза — это, боюсь, получится в любом случае, хочу я или нет. А в остальном… Зачем мне лишние проблемы? Ведь где Глеб — там непременно проблемы, это я уже поняла!

— Не стану я одеваться для него как-то иначе, Ир. — Отрезала я, чтобы она поняла: мне не до этого, и заниматься подобной ерундой я не стану. — Мне не интересно, правда.

Ира прищурилась, словно сканируя меня и пытаясь понять, насколько правдив мой ответ.

Признаться, да, заманчивое предложение. Поиздеваться над тем, кто вечно подтрунивает надо мной. Но хотелось лета, веселья, купания и отличного настроения, а не глупых игр с Глебом.

— То есть, то, что он здесь — исключительно твой меркантильный интерес? — уточнила подруга.

— Именно. — Ответила, чуть кривя душой: на самом деле ещё было желание понять его неприязнь ко мне, но это могло подождать, и уж точно это можно было понять без влюблений и прочей ерунды. — Без стипендии я осталась, отпуск только две недели оплачиваемый выходит, а мама, ты знаешь, в дачу ни копейки не вложит… — печально закончила я, чтобы Ира вспомнила, что я бедная и малоимущая.

Подруга кивнула и тоже опечалилась. Мама не любила дачу настолько, что не собиралась помогать мне с ней ни в чём. Настолько не любила, что я понять не могла, почему: вроде ж и места красивые, и вообще… А она прям люто ненавидела Осётрино, причём это было так, сколько себя помню. С детства.

Я всегда отдыхала у бабушки, а родители в свой отпуск увозили меня на море.

— А отчим? — продолжала расспрашивать Ира, не веря, что заселить Ивлева меня заставило материальное положение. — Он же у тебя богатенький Буратино?

Это да, он и правда богатенький. А ещё действительно до одури любит маму. Для меня до сих пор оставалось загадкой, как вечно идущий у неё на поводу Виктор с вопросом дачи принял мою сторону и настоял на том, чтобы участок не ушёл на сторону, а остался в нашей семье. Отчим никогда не ругался с мамой, кроме того раза, когда обсуждалась судьба Осётрино, и мне казалось тогда, что эти двое знают куда больше, чем я, о причинах ненависти родителей к этому прекрасному месту. Но в то время у меня было не то положение, чтобы выспрашивать — я надеялась, что Виктор победит. И он победил, объяснив потом мне и маме, что он за мир в семье и за гармонию.

Он тогда, после того, как дача стала официально принадлежать мне, приехал и даже переночевал здесь. Виктор тогда всё посмотрел и постарался привести дачу в хорошее и пригодное для безопасной жизни состояние.

Для него и правда ничего не стоило и сейчас помочь мне, но я не собиралась просить.

— Я и так благодарна, что он уговорил маму не продавать дачу посторонним… — ответила я Ире. — И вон, забор поменял, обновил, и берёзу гнилую спилил у дома, и беседку поставил…Что ж, мне его в довесок попросить отремонтировать избушку и сарай, а заодно перекрыть крышу?

Избушку Виктор вообще предлагал снести, но мой красноречивый взгляд тогда ответил за меня. Да, не очень функциональное строение, без печи и требует ремонта, но сносить его я бы не позволила.

Виктор, наверно, отремонтировал бы и его, но в его сознании это было здание для складирования вещей, и особого смысла приводить его в порядок прям срочно не было.

— Ну да… Он молодец вообще — вон как помог… — признала подруга, покачав головой. — Ладно, тут ты права. Верю, что ради денег Ивлева пустила. Но! Давай попробуем, а?

Её глаза загорелись азартом, а я представила, что мне предстоит, если соглашусь: строить глазки Глебу, который если клюнет — плохо, а если нет — ещё хуже, потому что будет прикалываться. Или и вовсе начнёт презирать, он же тот ещё неадекват.

— Да не буду я! — заявила уверенно. — Не хочу чужими чувствами играть! Он и так ненавидит меня, зачем обострять?

— Как зачем? — всплеснула руками подружка. — Вывести надо на чистую воду! Это как нарыв — скальпелем надо черкануть.

— А гноем не забрызжет, если черкануть? — поддержала предложенную метафору я.

— Фу… — брезгливо скривилась на моё опасение Ира. — Я тебе о любви, а ты о гное!

— Просто метафору поддержала, — пожала плечами я: мне казалось, я удачное сравнение привела.

Ира посмотрела мне в глаза и покачала головой снисходительно, как умудрённый опытом человек, глядя на малолетку:

— Нелька, он влюблён в тебя, просто сам пока не разобрался в своих чувствах. — Сказала так убеждённо, что я поняла: обратное доказать не получится.

— Ага, он не разобрался, значит, а ты одна просекла фишку! — хихикнула я.

— Не веришь? — прищурилась Ира и уже начала обиженно надувать губы, становясь похожей на утку.

Ну вот, сейчас ещё и обидится. Отличный выбор выходит — либо обидеть Иру, либо вписаться в глупую авантюру!

— Чего ты хочешь? — устало спросила я, желая услышать, наконец, конкретику, а не просто «давай влюбим».

Лицо Иры мгновенно просияло, она очень обрадовалась возможности рассказать мне свои идеи насчёт Ивлева.

— Покажи ему, что тебе классно без него! — воодушевлённо предложила она.

— Блин, Ирка, ежу понятно, что мне классно без него! — возмутилась я.

Что за глупости! Он чужой человек и, конечно, мне лучше, когда его нет рядом!

— Он девок водит? — продолжала интересоваться Ира.

— Водит. — Ответила я, поскольку и правда вчера, в то время, как я уже ложилась спать, у него ещё оставалась Машка. — Но я разрешила. — Добавила, чтобы как-то оправдать поведение Глеба.

Но по реакции Иры мне показалось, что оправдывать и не стоило — она обрадовалась моему ответу так, словно только его и ждала.

— А ты парня приведи! — предложила она радостно.

— Ну какого парня, Ир! — я закрыла лицо руками: зачем я вообще всё это обсуждаю? Мне не нужен ни Ивоев, ни выводить его на чистую воду! Тем более, если это так запарно! — Мне что теперь, всю жизнь свою перекроить, чтоб ты проверила, занервничает Ивлев или нет? Может, замуж ещё выскочить и детей родить, чтобы реакцию Глеба посмотреть? — возмущалась я, считая, что Ира пересмотрела глупых сериалов, где люди придумывают не менее глупые планы, но даже у них всё вечно идёт наперекосяк.

— Парня я тебе обеспечу! — решила успокоить меня Ира, только это ничуть не порадовало меня. — Гошка — он эффектный же! Его ж девчонки любят похлеще, чем Ивлева! И он как раз хотел на рыбалку смотаться, и спрашивал, нельзя ли у тебя остановиться, как в том году. У вас же тут рыбы — во! — и она провела большим пальцем по горлу.

Я вспомнила Гошку. Он и правда внешне безупречен. Качок, правда, но многим такие как раз нравятся. Не мне, слава богу, так что брата Иркиного я всерьёз никогда не воспринимала. Светловолосый, стильный, мужественный… Хм… А такой и правда заставит Ивлева понервничать, если Гошку познакомить с местными жительницами… Меня-то он вряд ли станет ревновать, а вот их — вполне.

Но мне оно надо? Мне не зачем пытаться ущемить самолюбие Глеба и незачем портить ему отдых.

— Я ему скажу — он отлично твоего парня сыграет! — продолжала Ира воодушевлённо. Она даже встала и теперь расхаживала по прихожей, размахивая руками от переполнявших её эмоций. — Смотри: Гошка приедет, а ты такая сразу станешь счастливая, что Ивлев поймёт — надо действовать!

— Божечки, только действий его мне не хватало, Ир! — схватилась я за голову. — Если твой брат хочет на рыбалку — пусть приезжает, а помощь его мне не нужна. И оставь Ивлева в покое, пусть человек развлекается, как хочет!

Ира сдаваться не собиралась:

— Но ты подумай, хорошо? — Я кивнула. — Ты хорошо подумай!

19

Мы отправились на пляж, и я специально выбрала не тот, который предпочитал Глеб. Хотелось просто отдохнуть, причём и от Иришкиных затей тоже. А если Ивлев будет где-то поблизости, то моя подружка тоже не сможет думать и говорить ни о чём другом, кроме него.

Может, это она в него влюблена вообще? Надо будет использовать этот аргумент, если она станет снова досаждать мне с идеей влюблять в меня Глеба.

— Как твой Ангел? — спросила Ира, когда мы лежали на ковриках и грелись на солнышке после очередного купания.

— Ангел что-то нынче затих. Да я и сама не часто в интернете бываю, — ответила я честно. — Наверно, потому что лето. Отдыхает где-нибудь. И, скорее всего, за границей — он тут как-то писал, что вся наша природа — ничто по сравнению с курортами забугорными, прикинь?

— Идиот, — поддержала меня подруга.

— И я про то же, — кивнула я. — Он вообще циничный, так что уже и не удивляюсь.

— А я думала, ты мне покажешь эпичные переписки с ним, — вздохнула Ира. Она и правда любила читать мои диалоги с Ангелом — обычно мы с ним долго могли ругаться и доказывать каждый своё.

— Да не общались мы почти, — призналась я и нашла тот один жалкий уцелевший пост с макушками деревьев, под которым мы поговорили с Мрачным.

Ира внимательно прочитала и нахмурилась:

— Да уж, с таким типом в Осётрино не поваляешься на пляжике. Но оно ж и неплохо! Прикинь, он свою девушку, наверно, возит на эти самые Мальдивы… — мечтательно проговорила Ира, а я строго спросила:

— Тебя чем-то не устраивает пляжик к Осётрино? — видимо, мой тон намекал, что если она ответит «да», то больше сюда не приедет, потому как Ира опомнилась и быстро ответила:

— Нет, что ты, Нель! Просто ж на самом деле не так много мест, где вот такие пляжики и озёра, как у вас. В большинстве случаев дача — это огород, много мух, полей и какой-нибудь прудик или затопленный карьер, в которых и купаться-то не хочется.

Тут она права: не всем повезло с месторасположением дачи, как мне. И на фотке моей и правда только макушки деревьев, так что не ясно, может, у меня тоже дача посреди бескрайних полей с перелесками без единой речки и озерца.

— Вот, пока у тебя не побывала тут, — продолжала оправдываться Ира, — не верила, что тебя может не тянуть на море. Туда ж всех тянет, кто хоть раз побывал! А ты всё «дача лучше», как бабка старая. А потом приехала к тебе и поняла, что при такой даче и правда море не впечатлить может.

Я приоткрыла глаза, и от того, что долго лежала под солнцем, всё показалось мне синим.

— Пошли сплаваем? — предложила я.

И мы пошли. Я зашла в воду быстро, а Ира стояла и привыкала, хоть сегодня уже не раз купалась.

Мне вспомнился Грач, с которым мы всегда сигали в воду с разбега, и я подумала, что стоит рассказать о нём Ире. В конце концов, пусть знает историю моей первой любви — может, хоть начнёт что-то дельное советовать по поводу Грача и забудет про Ивлева.

Я плыла, наслаждаясь прохладой воды — редко, когда такое начало лето в наших краях, что выходить из воды приятно и совсем не холодно, можно даже не браться за полотенце. Нырнула, чтобы намокли все волосы и чтобы ощутить единение с природой. Стало легко на душе и приятно, тело налилось энергией и настроение ещё больше улучшилось.

Зашла Ира, и мы вместе сплавали, но она быстро замерзала, и потому вскоре мы вновь сушились на берегу.

— Я почему ещё дачу люблю, — начала я откровенничать, как и планировала. — Потому что воспоминания хорошие. Здесь у меня первая любовь была…

— У-ууу, — протянула Ира, вытираясь пушистым сиреневым полотенцем. — Расскажешь?

— Да. — Улыбнулась я. — Его звали Грач, потому что фамилия у него была Грачинский.

— А реально звали как? — поинтересовалась Ира. Она вообще любила имена: всегда спрашивала, как зовут того или иного человека, если о ком-то заходила речь, и ей нравилось сопоставлять свои представления о характере людей с таким именем с реальностью.