Не шевелясь, почти не дыша, Рид Бэннон хладнокровно следил за тем, как чешуйчатая тварь решает, отнять у него жизнь или пощадить. Цепенящий ужас мертвой хваткой держал Тресси. Наконец она опомнилась и торопливо зашарила вокруг себя, подбирая камни.

– Не надо, – едва слышно, сквозь зубы процедил Рид. – Не раздражай ее.

Тресси осторожно положила камни обратно на землю.

– Я сейчас принесу ружье, – почти беззвучно выдохнула она. – Ты только не двигайся, ладно? Я мигом.

И на четвереньках поползла назад, не в силах оторвать глаз от жуткой сцены.

Когда змея и замерший перед ней человек растворились в сумраке ночи, Тресси неуклюже вскочила и опрометью бросилась к хижине. В очаге угасал огонь, по стенам метались причудливые и грозные тени. Одной рукой придерживая увесистое ружье, Тресси дрожащими пальцами нашарила капсюль… и тут же его уронила. Выругавшись шепотом, она достала другой и зарядила ружье, в душе благословляя отцовские наставления.

Снаружи теперь стояла почти непроглядная тьма, и Тресси едва сумела разглядеть Рида, а в нескольких дюймах от него – гремучку, которая все еще исполняла свой смертоносный танец. Девушка протерла пальцами слезящиеся глаза и вскинула на плечо тяжелый ружейный приклад. Рид нервно втянул воздух, и этот едва слышный звук явно насторожил гадину. Треугольная головка угрожающе дернулась.

Прищурив левый глаз, Тресси тщательно навела дуло ружья на едва различимый в темноте смертоносный клубок. Стрелять придется издалека, но что поделаешь – медлить больше нельзя. Она нажала на спуск, раздался оглушительный грохот, из дула вырвалось дымное пламя.

Тело мертвой рептилии пуля разорвала в клочья. Эхо выстрела еще звучало в ушах Тресси, но сквозь этот не до конца рассеявшийся гром она слышала, как Рид Бэннон монотонно повторяет, точно молитву:

– Ты прикончила эту суку, ей-богу, прикончила!

Тресси опустила ружье прикладом вниз, оперлась на него и лишь тогда позволила себе перевести дыхание.

– Мистер Бэннон, – строго сказала она, – будьте так добры не употреблять грязных слов, даже если речь идет о змее.

При этих словах Рид, сидевший на земле, расхохотался так оглушительно, что, казалось, дрогнул безлюдный сумрак прерии. Тресси, не удержавшись от искушения, очень скоро присоединилась к нему – просто потому, что смеяться было очень приятно. Неважно, что она говорила всерьез, а Рид воспринял ее слова как удачную шутку. Очень скоро она хохотала даже громче, чем он.

Так же внезапно Рид оборвал смех и лег навзничь, прикрыв локтем глаза. Правая, раненая рука лежала на животе и заметно дрожала.

Уняв смех и отдышавшись, Тресси сказала:

– Давай-ка вернемся в хижину, пока подружка этой твари не решила посмотреть, что здесь стряслось.

Рид протянул к ней руку.

– Честно говоря, я не смогу встать без твоей помощи. Что-то мне нехорошо – должно быть, еще не совсем оправился от раны.

Тресси рывком подняла его на ноги, ощутив, как мелко дрожат напряженные мышцы. Как видно, происшествие со змеей испугало Бэннона куда сильнее, чем он хотел показать.

Вторая рука его, тяжелая и теплая, обвила плечи девушки, и Тресси вдруг со стыдом сообразила, что под платьем на ней ничего нет, и Рид, конечно же, это заметит. Что делать – все ее нижнее белье давным-давно превратилось в ветошь. Тресси повела плечом, ускользая от этого обжигающего объятия.

– Идти ты сможешь и сам, Бэннон. Рид поспешно отдернул руку.

– Извини, – пробормотал он и торопливо зашагал к дому, предоставив Тресси самой тащить тяжелое ружье.

Отповедь явно задела его, а ведь девушка совсем не хотела этого. В конце концов, Рид только что спас ее от смертоносной гадины – и вполне мог заплатить за свое благородство жизнью. Войдя в дом, Тресси обнаружила, что ее постоялец уже выдернул из метлы сухой прутик и зажег керосиновую лампу.

Девушка быстро искоса глянула на него и молча уселась у стола чистить ружье.

Опустившись в плетеное кресло напротив, Рид без единого слова следил за ее работой. Наконец они заговорили разом, но тут же осеклись и смолкли. И снова одновременно открыли рот.

– Говори ты первая, – предложил наконец Рид.

– Нет, лучше ты.

– Черт возьми, женщина, не мешай мне проявить галантность!

– Галантность? – в устах Рида Бэннона это слово прозвучало как-то дико.

В смущении он уставился на свои ногти.

– Во всяком случае, я попытался быть галантным. Ты спасла мне жизнь, и я хотел от души поблагодарить тебя. Черт, ведь ты могла бы просто убежать в дом и ждать, чем дело кончится. Рано или поздно один из нас не выдержал бы – либо я, либо эта старая змеюка. Глядишь, ты от меня бы и избавилась.

– Да не хочу я вовсе от тебя избавляться! А кроме того, ты оказался нос к носу с гремучкой только потому, что оттолкнул меня. Я хочу только одного – пойти с тобой. Теперь-то признаешь, что я не буду тебе обузой? Твое плечо еще не скоро выдержит отдачу от выстрела, а если бы и выдержало – так у тебя и ружья-то нет. Впрочем, можешь украсть мое – я ведь все равно не сумею тебе помешать.

Бронзово-смуглое лицо Бэннона вспыхнуло от гнева.

– Да с чего ты взяла, что я стану красть этакое старье?.. Ладно, хватит. Сколько тебе лет, девочка?

– Скоро будет восемнадцать.

– Святые угодники! Когда это «скоро»?

– Через пару месяцев.

– А если точнее?

Прежде чем ответить, Тресси поглубже запихнула ветошь в ствол ружья и неспешно выдернула. Рид Бэннон раздражал ее ужасно. И, разумеется, она ни в коем случае не собиралась ему сообщать, что восемнадцать ей стукнет только в будущем феврале – Рид и без того обращается с ней, точно с сопливым ребенком.

– Какая разница? – наконец отозвалась она. – Перед твоим появлением я похоронила мать. Я помогала ей при родах, и ребенок родился мертвым. По-моему, я уже достаточно взрослая.

Рид Бэннон одарил ее тяжелым взглядом. Черные глаза его холодно поблескивали. Тресси уже поняла, что он вовсе не склонен к состраданию. Вздумай она рассказать подробнее о своих горестях, он лишь отвернется, пожав плечами: чего, мол, на свете не бывает. Как бывало в те дни, когда Рид по слабости еще не вставал с постели… Тресси ведь не только кормила и обихаживала его, но даже подставляла горшок, чтобы он мог облегчиться. Она уже довольно повидала в жизни, чтобы не морщить нос при мысли о естественных человеческих надобностях… но вот Рида Бэннона эта неизбежность крайне смущала. Уж, верно, ему ничуточки не хотелось вспоминать об этом и жалеть Тресси за то, что ей довелось столько пережить. Дескать, прошлые беды остались в прошлом, а сейчас надо думать о том, как жить дальше и выжить…

– Знаешь, это ведь даже к лучшему, – услышала Тресси шепот Рида. Взгляд его неожиданно смягчился, и черные глаза блестели теперь бархатисто и влажно. – Я хочу сказать – может, и к лучшему, что малыш родился мертвым. Без твоей мамы он бы все одно не выжил, а тебе пришлось бы куда горше – ты ведь успела бы полюбить его.

– Знаю, – только и сказала Тресси, и опустила взгляд, отмеряя очередную порцию пороха. «Каков же он на самом деле, этот непостижимый человек?» – задумалась она.

Рид прокашлялся и встал.

– Больше я не буду спать на кровати, – объявил он. – Спи ты, а я устроюсь на полу. Плечо у меня совсем уже зажило.

Тресси коротко кивнула.

– Так ты возьмешь меня с собой в город?

– Черт подери, детка, я же сказал!..

Девушка прикусила губу и встала, обеими руками прижимая к груди тяжелое ружье. Повесив его на место, она задула лампу и впотьмах пробралась к постели. Сбросив нескладные башмаки, Тресси легла, не раздеваясь. Ей отчаянно хотелось спать, как привыкла, нагишом, но разве можно это себе позволить, когда Рид Бэннон совсем рядом?

Когда-то, еще в Миссури, отец и мама долго пытались научить приличиям свою «маленькую горную фею», но в конце концов отказались от этого безнадежного дела. Отец все смеялся и уговаривал маму подождать, пока девочка не повзрослеет. Уж тогда-то ей самой захочется ходить одетой!

Вот интересно – что подумал бы о ней Рид Бэннон, если б знал об этой ее привычке? А впрочем, неважно. Он ведь скоро уйдет насовсем и оставит ее одну. Тресси еще могла бы выжить в глухой чащобе, но безлюдная, безжалостная прерия, протянувшаяся от края до края, прикончит ее наверняка. До чего же это тоскливо, когда на сотни миль вокруг не видно ничего, кроме выжженной солнцем земли! Тоскливо до смерти.

Рид шумно возился, устраиваясь на полу. Тресси повернулась к нему спиной, чтобы не было слышно, как она плачет. Больше всего на свете девушке хотелось сейчас свернуться калачиком в мамином кресле-качалке и вообразить, что родные, бесплотные руки незримо обнимают ее, утешая в тоске и горе…

– Я плохо знаю женщин и потому, наверно, порой веду себя слишком грубо.

Тресси ничего не ответила, лишь шумно вздохнула.

– Черт, да ты плачешь, что ли?

Она опять промолчала.

В темноте Рид Бэннон медленно проговорил:

– Моя мать умерла в ту самую минуту, когда я появился на свет. Говорят, что роды принимал мой отец. Он проклял меня за то, что я убил дорогую ему женщину. Он даже хотел прикончить меня, но бабушка не позволила. Моя мать была из Дакоты, из племени индейцев сиу. Ее звали Умная Лиса. Отец был траппером, и, когда мать умерла, он попросту уехал, оставив меня у индейцев. А потом так и не вернулся.

Рид умолк. Тресси ждала продолжения, но, так и не дождавшись, спросила:

– Значит, тебя воспитывали индейцы?

– Ну да, – хмыкнул он. – Может, я и похож с виду на белого, но на самом деле как был полукровкой, так и остался. Я удрал из племени, едва достиг возраста мужчины. Двенадцати лет, – пояснил он, неловко повернулся на бок и едва слышно застонал.

– Рид! – после долгого молчания окликнула Тресси.

– Чего?

– Если плечо у тебя все-таки болит, можешь спать в кровати.

– Обойдусь. Что же я буду сгонять тебя.

– Да я просто подвинусь.

– А-а, – протянул он, и наступила неловкая тишина. – Ну… не знаю, стоит ли…

– Я одета, и ты тоже. К чему тебе мучиться на полу, если здесь удобнее?

Сердце Тресси колотилось так гулко, что она едва могла говорить. Если попытаться купить согласие Рида своим телом – хорошо это или плохо? Шлюха она или просто стремится выжить любой ценой? Девушка услышала, как Рид встал, и в висках у нее неистово застучала кровь. В тот самый миг, когда он тяжело опустился на край соломенного тюфяка, Тресси дрожащими пальцами успела расстегнуть верхние пуговички платья.

Рид улегся, вытянувшись на спине. Тресси повернулась к нему и положила руку на плоский мускулистый живот. Мужчина коротко, судорожно вздохнул и, помедлив, накрыл ладонь Тресси своей. Девушка взяла его руку и положила на свою обнаженную грудь.

Жесткими горячими пальцами Рид коснулся соска, и Тресси тихо застонала, зачарованно глядя в его глаза, где отражалась она сама. Эти удивительные, бархатисто-черные глаза так бесстыдно выдавали слабость и уязвимость их обладателя. Конечно, рана отняла у него немало сил, но ведь на самом деле очень скоро он вновь окрепнет и тогда уйдет, бросив ее. Разве она должна безропотно с этим смириться?

Тресси подвинулась ближе. Рид коснулся ее соска кончиком языка. Ее охватил сладкий трепет. Она всего лишь собиралась заманить этого человека в ловушку, но первые же его нежные ласки пробудили в ее душе дремавшую доселе страсть. Тяжкий труд и лишения приглушили юную женственность Тресси, но сейчас она в полной мере ощутила себя женщиной… и испугалась. То, что было вначале лишь тщательно рассчитанной ловушкой, доставляло ей сейчас неизъяснимое наслаждение.

Рид облизал пересохшие губы и в зыбком свете пламени пристально вгляделся в лицо девушки. Странное, непостижимое выражение мелькнуло в его глазах. Приподнявшись на локте, он обхватил ладонью затылок Тресси и потянулся к ее полным нежным губам. Забыв о своих хитроумных планах, девушка счастливо вздохнула и прильнула к его широкой горячей груди. Рид целовал ее все крепче, настойчиво проникая языком во влажную жаркую глубину рта. Тресси сама запустила пальцы в его жесткие черные волосы, чтобы продлить этот сладостный, незабываемый миг.

Наконец поцелуй оборвался, но Рид все так же тесно прижимал девушку к себе, щекоча дыханием ее разгоряченную щеку.

– Тресси, – позвал он со странным смущением в голосе, – послушай, Тресси… Мне отчего-то кажется, что все это уже было с нами, что мы уже были вместе… но разве такое возможно? Как ты думаешь?

– Это просто сон. А может быть, судьба. – Любимое бабушкино слово. Она часто говорила, что человеку суждено то либо другое, что от судьбы не уйдешь, и Тресси привыкла ей верить. Хорошо бы еще в это поверил и Рид Бэннон. Его объятия повергали ее плоть в жаркий трепет и заставляли кровь быстрее бежать по жилам. Тресси изо всех сил старалась не забыть, зачем она все это затеяла, но собственное тело с удивительной легкостью предавало ее. Рид вздохнул, и его теплая кожа дрогнула под ладонью Тресси.