Аурелия - Ангел мести

”И ты тоже”.  Китами движется быстро, желая окончательно завершить поединок здесь и сейчас.  Он отпихивает Ецуко, вынуждая её отвести катану в сторону, помещая её прямо под удар его вакидзаси, будто материализовавшегося в его руке.  Как он говорил, клинок чести? Да каждое движение, которое этот мужчина совершает, просто как насмешка над его честью самурая. Подобное благородство духа живет в Ецуко, и при этом совершенно отсутствует у Китами. Как  так  могло произойти, что такой благородный орден, как самураи, превратился в сборище убийц?

Она отклоняется, но не успевает, и он достает клинком ее бедро, вызывая ещё одну струйку красного цвета, сбегающую по её штанам. Ецуко отпрыгивает назад, разрывая дистанцию, потеря крови сказывается на ней.  Ей необходимо, как можно скорее положить конец этому, прежде чем силы покинут её. Китами стоит перед ней, так же ослабевший от ран, щедро орошающих кровью его кимоно.

"Пора завершить это".  Ецуко полагает, что с неё хватит, так же считаю и я. Я сижу в тени, ощущая каждую каплю крови, сочащуюся из неё, как свою собственную. Слишком много всего произошло за столь короткое  время, и я просто хочу очутиться дома.

Она поднимает катану, стоя лицом к нему и концентрируясь для финального удара. В подчеркнутом движении Ецуко снимает маску, открывая свое лицо Китами, тот издает злобный рык на подобный обман, его лицо кривится в маске ненависти. Издав низкое рычание он мчится на неё, стремительно сокращая расстояние, его катана перемещается в позицию для финального удара.  Она стоит неподвижно, и  я не желаю смотреть на это. Он уже близко, сейчас его рык похож на вопль дикого зверя, смертоносная сталь вплотную приблизилась к её горлу.

Я наблюдаю за финалом схватки, словно в замедленном движении, мой мозг безумным образом, помимо моей воли, впитывает каждое действие этого кошмарного зрелища. В тот миг, когда я думаю, что всё кончено, и он нанес свой смертельный удар, она отступает, избегая его клинка, и тот пролетает мимо. Двигаясь вместе с ним, она наносит рубящий удар снизу. Ее гнев, ее благородство, ее честь и сила ведут меч сквозь его шею, разрезая кожу, кости, мышцы, снося его голову с плеч - никчемная и ненужная часть его тела отскакивает и прыгает по булыжникам двора.

На мгновение его безголовое тело застыло, подвешенное, словно какая-то сумасшедшая кукла. Наконец, ноги подломились, и с глухим стуком труп рухнул на землю.  Я вглядываюсь в Ецуко и вижу бесконечную усталость, перечеркивающую напряженное лицо.  Покинув своё безопасное прибежище, я бегу к ней и обнимаю её за талию в тот самый миг, когда ее ноги начинают подкашиваться. "Давай-ка, пойдем домой".

Я хватаю её оружие, вытирая окровавленный клинок одеждой Китами, как последнее оскорбление, и аккуратно помещаю катану в ножны - та издает едва слышный шелест. Снова подхватываю Ецуко и вывожу её из внутреннего двора посольства на улицу, закрыв за нами ворота, чтобы воры не проникли внутрь.  В этот момент мне кажется, что закрыв ворота, я оставила позади себя всю свою прежнюю жизнь.

”Тебе придется собраться и указать мне дорогу к дому”. Время от времени она указывает, направляя меня вниз по лабиринту из улиц, её хромота становится все более явной по мере того, как мы приближаемся к дому. Я слышу вздох облегчения Ецуко, когда мы достигаем бумажного дома, и это радует меня. Поскольку Ецуко потеряла довольно много крови, вся её одежда пропитана ею. 

Она пытается отцепиться от меня, как только мы проходим через дверь. "Нет, Ецуко, сейчас  моя очередь позаботиться о тебе".

        Ецуко стоит передо мной, слегка пошатываясь от изнеможения и потери крови.  Чтобы избежать  капель крови, стекающих на пол,  я вывожу её наружу - в сад. Метнувшись в дом, я нахожу маленький таз, который она использует для омовений, губку и немного чистой воды, затем подхватываю эти - несомненно важные в нынешней ситуации предметы. 

Медленно я приближаюсь к ней, ожидая столкнуться с её глазами, только она не реагирует на моё приближение. Её глаза, трепеща, открываются, только когда я дотрагиваюсь до неё. 

”Послушай, позволь мне помочь”, - шепчу я, в то же время начиная снимать пропитанную кровью одежду. Она не оказывает сопротивления  мне,  позволяя  расстегнуть пояс и застежки, чтобы добраться до её тела. Осторожно - шаг за шагом - я снимаю с неё пропитанную кровью рубашку, обнажая раны, скрытые под ней.

Я не замечаю слез в своих глазах, когда смотрю на ужасающе глубокую рану, пересекшую её ребра. Я вглядываюсь в ее затуманенные глаза, а она в ответ смотрит на меня.  Поднеся руку к её лицу, я с состраданием провожу пальцами по её прохладной коже. ”Ой-ой?” От моей шутки мягкая улыбка мелькает на её губах, вот только мне ни капельки не легче от этого, и я по-прежнему с состраданием смотрю на неё. Кровь все ещё медленно струиться из её раны, оставляя кровавые подтеки на животе.

Быстро сдергиваю с неё штаны, чтобы обнажить другую рану, и вижу, что она в похожем состоянии. Взяв губку, я обмываю Ецуко, удаляя пот и грязь с ее тела, прежде чем накинуть на нее льняное полотенце. "У тебя есть что-нибудь для обработки этих ран?"

”На кухне - маленький металлический ящик, принеси его”, - прикладывая всё свои силы, говорит она мне. Схватив её сброшенную одежду, я нахожу чистое место на ткани, и прикладываю к её ранам.

”Удерживай напротив  ран, пока я не вернусь обратно. Что я могу использовать в качестве бинтов?”

Она с усилием выдыхает. ”Ящик в спальне”.

”Постоишь так?” Я прислоняю её к стене дома, потому что если она сядет, то я, должно быть, никогда не подниму её. Она ведь такая большая, и у меня просто не хватит сил - я же не настолько сильна. Кроме того, от такого перемещения, её раны могли бы открыться ещё больше, причиняя больше боли. Я и так с трудом держу себя в руках, помогая ей, и если что-то случиться и ей станет хуже, то тогда, вероятно, я просто сломаюсь.

В то же время, пока ищу металлическую коробку, я ставлю горшок с водой на огонь, чтобы вскипятить ее. Всякий раз, когда у женщин пососедству были роды, они неизменно кипятили воду. Вот я и думаю, что существуют определенные медицинские причины, по которым следует поступить именно так. По любому мне - или потребуется горячая вода, - или же у меня будет чашка травяного чая, когда я закончу.

Я поспешно возвращаюсь обратно к Ецуко и нахожу её, прислонившейся к дому, деревянная балка поскрипывает под её весом. Бросив всё, я хватаю её и практически тащу на себе. Мои ноги под её немалым весом чувствуют себя, как желе, но я изо всех сил пытаюсь дотащить её до кровати. Я в смятении, по меньшей мере - мне необходимо обладать десятью руками, чтобы охватить все -  дотащить ее, приготовить постель, уложить, обеспечить покой, остановить кровотечение, и при всем при этом - умудрится удержать себя от паники.  Наконец мне удалось комфортно разместить её, и теперь я должна сделать то, чего я так боюсь - зашить её.  Она  ранена, поэтому так или иначе мне придется заняться её  исцелением.

"Ецуко?" Я зову её, но она не слышит меня, так что я пробую другое слово, на которое она обязательно должна отреагировать. "Ангел?"  Её веки трепещут в то время, как голубые глаза пытаются сосредоточиться на мне.  "Что мне делать?"

Она шевелит губами, и с трудом произносит. "Коробка". Я открываю металлическую коробку и нахожу внутри несколько пакетов с травами, на каждом из них нанесен японский символ. По одному я достаю их из коробки, внимательно следя за её реакцией. Она привлекает мое внимание к трем пакетам, произнося 'кровотечение', 'инфекция' и 'жар', говоря то, что мне нужно знать. Но как  я должна использовать их? Снова по одному я предъявляю ей пакеты и она конкретизирует 'питьё', 'компресс', 'питьё'.

Начнем с главного. Взяв пакет с травой против инфекции,  я следую к горшку с горячей водой. Добавляю, как мне хочется верить, - достаточное количество травы в воду, и даю возможность настояться. Тщательно промываю её раны, при этом удостоверяясь, что в них попало достаточное количество настоя, чтобы помочь в борьбе с инфекцией, которая несомненно уже присутствует.  Я знаю, что это только начало. Возможно, сперва положение дел будет не очень хорошим, прежде чем всё улучшится, но на этом пути я собираюсь шаг за шагом вести борьбу за неё.

Я замачиваю траву против кровотечения, и с усилием приподнимаю Ецуко, чтобы влить немного настойки в рот. Она с трудом проглатывает, находясь на грани сознания. Я должна спросить, что делать дальше, но боюсь - не у кого, так что по всей вероятности мне придется изучить остальное самой. Несмотря на то, что у меня нет никаких мыслей о том, что же мне делать дальше, я - единственная, кто может спасти её. Глубокие раны по-прежнему кровоточат, и каким-то образом мне придется закрыть их.

В то время, пока я скрупулёзно ковыряюсь в её скудных пожитках в поисках нужных мне вещей, ко мне приходит отчетливое понимание того, как же на самом деле богата моя семья. В посольстве у меня хранится больше имущества, чем у неё здесь, а я ведь приехала только на время. Если я останусь с ней, именно так будет выглядеть моя жизнь - скромной и простой, но ее любовь должна скомпенсировать все то, что я должна потерять. По моей коже пробегают мурашки, когда я нахожу иглу и нитки. Смогу ли я сделать это? Хочу ли? Совсем нет, но она в критическом положении, так что я должна сделать это.

Я возвращаюсь к своему воину, которая лежит без сознания, и понимаю, что по крайней мере одна из нас не будет чувствовать ничего. Продезинфицировав нитку с иголкой  и глубоко вздохнув, чтобы настроить себя на нужный лад, я приступаю к тому, что должна сделать. Приблизившись к ее бедру, я замечаю, как трясутся мои руки. На мгновение зажмурив глаза, я концентрируюсь на этой крайне неприятной, но такой необходимой работе. 

Первый прокол иглой почти выворачивает мой желудок наизнанку. Мое сердце разрывается на части, когда я зашиваю её, ощущая каждый сделанный мною стежок своей собственной кожей, и от этого мои нервные окончания подергивает в сострадании. Капли пота катятся по моему лицу, когда я в страшном напряжении заканчиваю то, что начала.

Это была первая и не слишком серьезная рана. Сейчас же мне придется наложить швы на другую, расположенную прямо под её грудью - голой грудью. Я так рада, что она без сознания, иначе это была бы более чем неловкая ситуация. Мой легкий трепет превращается в ощутимую дрожь по мере того, как я приближаюсь к столь интимной части её тела. Я заставляю себя сузить поле зрения до раны, и принуждаю делать свою работу до тех пор, пока не заканчиваю накладывать швы на рану.

Наконец обе раны заштопаны, и теперь только время покажет, как быстро она пойдет на поправку. Расслабившись на минуту, я почувствовала себя довольной - ведь я все-таки смогла преодолеть свою нерешительность и зашила её раны. Теперь, когда в своей заботе о ней я сделала все, что смогла, мои глаза, живущие своей собственной жизнью, скользят по её коже, неприкрыто рассматривая Ецуко, ввиду отсутствия даже малейших возражений с её стороны. Прежде чем я успеваю сказать «стоп» самой себе, моя рука проводит по мягкому телу Ецуко, и в первый раз я ощущаю её так близко, без малейших преград.  И я чувствую всю ту её невероятную мощь, срывающуюся под тонким слоем бархатной кожи, я могу ощутить всю ту силу, служащую делу, которому она посвятила свою жизнь. Я ограничиваю себя только прикосновениями к ее животу, испытывая при этом чувство, что что-то большее послужит осквернением ее доверия.

Мои пальцы невесомы в своих прикосновениях, паря над её кожей и едва дотрагиваясь своими подушечками до неё, ощущая при этом колыхание тонких волосков, когда я провожу по ним. Она так  нежна, так  прекрасна, не так ли?  С тех пор, как мы признались друг другу в том, что между нами что-то есть, моё тело непроизвольно стремиться к её телу. Несмотря на всё мои потери, мою печаль и опасность нашего положения, я совершенно счастлива рядом с ней, и отчетливо понимаю, что нуждаюсь в ней, словно в воздухе.

Прежде чем я потеряю свою решимость быть хорошей девушкой, я накрываю и укутываю Ецуко просторным покрывалом. Сейчас я сделала для нее всё, что смогла, и покидаю своего ангела, оставляя её спящей, пока сама направляюсь убирать следы того хаоса, что оставила с тех самых пор, как появилась здесь.

****************************

Спустя какое-то время я ложусь спать, утомленная событиями, произошедшими за последние часы. Так много ненужных потерь и уничтожений, и тем не менее наряду с этим, так много приобретений.  Она любит меня, и это взаимно.