Вирджиния Эндрюс - Ангел тьмы

Громадный особняк — пустынный, загадочный и мрачный — казался мне обиталищем таинственных теней: они нашептывали мне о семейных секретах и интригах, подлежащих забвению, намекали на подстерегающие меня здесь опасности, но умалчивали о столь необходимом надежном покое. Это был дом моей покойной матери. Тот самый желанный дом, который манил меня, когда я ютилась в лачуге в горах Уиллиса, взывая громко и сладостно и будоража в детском воображении грезы о счастье. В радужных мечтах виделся мне сказочный золотой горшочек, наполненный семейной любовью и заботой, чудилось волшебное ожерелье из жемчужин мудрости, просвещения и светского воспитания (ожерелье защитит меня от обид, насмешек и злословия). И я, подобно невесте, с трепетом ожидала всех этих чудес и наград, но они не торопились явиться. Даже теперь, когда я сидела в ее спальне на ее кровати, рой едва различимых звуков и шорохов будил во мне все те же тревожные мысли, которые всегда рождались в темных глубинах моего сознания.

Почему мама убежала из этого дома?

Много лет назад моя бедная бабушка привела меня ночью на скованное зимней стужей кладбище и возле могилы моей матери поведала, что я вовсе не первый ребенок Сары, а дочь красавицы по имени Ли, убежавшей из Бостона.

Бедная моя бабушка, со своим наивным, невежественным умом и доверчивой душой! Она всем сердцем надеялась, что ее младший сынок Люк рано или поздно выбьется в люди и возвысит поруганную и всеми презираемую фамилию Кастил.

«Подонки никогда не станут добропорядочными людьми, — гулко, словно бой церковных колоколов, звучало в окружающей меня немой темноте. — Ни одному из них не суждено выбиться в люди…» И я невольно зажимала уши, чтобы не слышать этого.

Когда-нибудь бабушка сможет мною гордиться, хотя она уже и мертва. В один прекрасный день, увенчанная успехами, я непременно вернусь в Уиллис и, преклонив колени у ее могилы, произнесу слова, которые сделают бабушку счастливее, чем она была при жизни. И бабушка улыбнется мне с небес — в этом я не сомневалась — и возрадуется, узнав, что наконец-то хоть кто-то из Кастилов окончил школу и колледж…

Сколь же наивна и простодушна была я сама, вынашивая подобные мечты!

Все произошло необыкновенно стремительно — и посадка самолета, и сутолока в многолюдном зале аэропорта возле багажной карусели, с которой я подхватила два своих голубых чемодана, показавшихся мне вдруг удивительно тяжелыми, и первые робкие шаги в зал ожидания, где я ощутила растерянность и тревогу. Что, если мои бабушка и дедушка не придут? Вдруг они передумали встретить свою внучку, неизвестно откуда явившуюся в их устоявшуюся обеспеченную жизнь? Обходились же они превосходно без меня раньше, почему бы не жить без меня и дальше? Я стояла и ждала и с каждой минутой все больше убеждалась в том, что родственники никогда не появятся.

И даже когда элегантная супружеская пара в шикарных туалетах направилась ко мне, я словно приросла к полу, не в состоянии поверить, что наконец-то Бог подарил мне что-то еще, помимо нужды.

Первым улыбнулся мужчина: он ласково взглянул на меня, и в его небесно-голубых глазах вспыхнули яркие, веселые огоньки, словно трепетные язычки пламени золотистых свечей, мерцающие за окнами в сочельник.

— Вы, должно быть, мисс Хевен Ли Кастил. Я сразу же узнал вас: копия своей матушки, только темноволосая.

Сердце мое прыгнуло и замерло: проклятые темные волосы! В который раз гены моего папаши портят мне будущее!

— Тони, умоляю тебя! — простонала красавица, стоящая рядом с блондином. — Не напоминай мне лишний раз о моей утрате…

Так вот она какая, бабушка, бабушка моих детских грез! В десятки раз прекраснее той седовласой благообразной почтенной дамы, которую я себе представляла. Мне и в голову не приходило, что она окажется яркой холеной красавицей в пепельной шубе, серых сапожках и длинных дымчатых перчатках.

Ее зачесанные назад пышные бледно-золотистые волосы подчеркивали точеный профиль ухоженного и гладкого лица. Однако ее внешность, на удивление молодая, не вызывала у меня ни малейшего сомнения в том, кто стоит передо мной: слишком уж похожей была она на ту, кого я ежедневно видела в зеркале.

— Пошли же скорее отсюда! — нетерпеливо воскликнула она, делая мужу знак взять не мешкая мои чемоданы. — Терпеть не могу людных мест, мы познакомимся поближе позже, в спокойной обстановке.

Дедушка тотчас подхватил мои чемоданы, а бабушка обняла меня за плечи и увлекла за собой, так что я и глазом не успела моргнуть, как меня уже впихнули на заднее сиденье лимузина, за рулем которого сидел шофер в ливрее.

— Домой! — даже не взглянув в его сторону, бросил дедушка.

В машине бабушка одарила наконец меня улыбкой и расцеловала, бормоча при этом:

— Извини, Хевен, что все вышло наспех, но у нас в распоряжении сегодня слишком мало времени. Сейчас мы едем прямо домой, а Бостон покажем тебе как-нибудь в другой раз. Надеюсь, ты не станешь возражать, моя дорогая! Вот этого симпатичного мужчину рядом с тобой зовут Таунсенд Энтони Таттертон. Я зову его просто Тони. Правда, если кто-то из приятелей хочет позлить его, то называет Тауни, но я не советую тебе этого делать.

Как будто у меня были такие намерения!

— Меня зовут Джиллиан, — низким проникновенным голосом продолжала она, крепко сжимая мои руки и завораживая своей красотой. — Мы с Тони намерены сделать все, чтобы ты славно у нас погостила!

Погостила?

Но я приехала не погостить! Я приехала сюда, чтобы остаться навсегда! Мне некуда больше идти! Неужели мой гадкий папаша сказал им, что я приеду только погостить? Любопытно, чего он им еще наплел?

Готовая расплакаться, я смотрела то на дедушку, то на бабушку, инстинктивно чувствуя, что мои слезы они расценят как дурной тон. С чего это я втемяшила себе в голову, что мои лощеные городские родственнички встретят свою неотесанную внучку с распростертыми объятиями? Я сглотнула подступивший к горлу ком. А как же учеба в колледже? Кто, если не они, оплатит ее? Чтобы не разреветься или не ляпнуть лишнего, я прикусила язык. Может быть, мне удастся устроиться на работу, ведь я умею печатать на машинке…

Потрясенная всей чудовищностью их недопонимания, я надолго умолкла и словно окаменела в черном лимузине.

Я еще не успела оправиться от потрясения, а моложавый бабушкин супруг уже заговорил низким хрипловатым голосом, непривычно выговаривая знакомые английские слова:

— Мне думается, лучше будет сразу же сказать тебе, что я не являюсь твоим родным дедушкой. Им был первый муж Джиллиан, отец твоей матери, Клив ван Ворин, — он умер два года назад.

Я снова онемела от изумления и вся сжалась.

— А полное имя твоей матушки, соответственно, Ли Диана ван Ворин, — с улыбкой продолжал этот милый джентльмен с приятным голосом, не догадываясь о том, сколь огромное и разрушительное разочарование я только что испытала. На его фоне блекла даже радость по поводу того, что я наконец-то узнала полное имя своей матери. Я судорожно сглотнула и еще больнее прикусила кончик языка, прощаясь в душе со своим «дедушкой» в облике этого великолепного мужчины и пытаясь представить, как выглядел Клив ван Ворин. И что это за фамилия такая — ван Ворин? Да во всей Западной Виргинии не сыскать фамилии чуднее, чем ван Ворин!

— Я весьма тронут тем, что тебя разочаровало это известие, — удовлетворенно улыбнулся мне Тони. — Вижу, тебе очень хотелось бы быть со мной в кровном родстве.

Озадаченная этими словами и тоном, которым они были произнесены, я вопросительно подняла глаза на бабушку: ее лицо почему-то залилось краской, что сделало его еще прекрасней.

— Увы, дорогая Хевен, я отношусь к тому презренному типу современных женщин, которые не желают мириться с замужеством, если оно перестает их устраивать. Мой первый супруг не оправдал моих надежд. Какое-то время после женитьбы я еще любила его, но вскоре он опостылел мне: муж совершенно перестал уделять мне внимание, с головой уйдя в работу. Возможно, ты слышала о пароходной компании ван Ворина. Клив ею чрезвычайно гордился, и его дурацкие пароходы и баржи отнимали у него все время, даже в праздники мы не виделись. Я чувствовала себя такой одинокой! И твоя мать со временем тоже…

— Нет, ты только посмотри на это небесное создание! — перебил жену Тони. — Какие у нее немыслимо голубые глаза! Ну точь-в-точь как у тебя и у Ли! Мне даже не верится…

— Нет, она совершенно не похожа на мою дочь, — холодно посмотрела на мужа Джиллиан. — И не только из-за своих темных волос. Ее глазам не хватает, я бы сказала, детской невинности Ли…

О, значит, мне следует помнить, что глаза могут меня выдать. Нет! Никогда, ни при каких обстоятельствах не должны мои бостонские родственники узнать о том, что произошло между мной и Кэлом Деннисоном. Они станут презирать меня, как Логан Стоунуолл, мальчик, в которого я была влюблена с детства.

— Ты, безусловно, права, Джиллиан, — согласился с ней Тони. — Природа не допускает точных повторений.

За два с половиной года, проведенных мною с Китти и Кэлом Деннисоном в предместье Атланты Кэндлуике, я, похоже, так и не набралась достаточно житейской мудрости. Китти, умершая в тридцать семь лет, не сумела смириться со своим пожилым, на ее взгляд, возрастом. И вот теперь передо мной моя родная бабушка, которой гораздо больше лет, чем Китти, однако она вполне довольна собой и выглядит прекрасно. Это в горах бабушками становятся рано, так как выходят замуж в двенадцать, тринадцать или четырнадцать лет. Но сколько же лет этой, бостонской, бабушке, задумалась я.

В феврале мне должно было исполниться восемнадцать, но до этого оставалось еще несколько месяцев. Мама родила меня, когда ей было четырнадцать, и умерла в тот же день. Будь она сейчас жива, ей было бы только тридцать один. Насколько я знала из книг (а прочла я их немало) и судя по тому, что слышала о нравах бостонской аристократии, здесь не было принято выходить замуж, не завершив своего образования. Мужья и дети не играют в жизни бостонских девушек той роли, как для их сверстниц в Западной Виргинии. Джиллиан впервые вышла замуж в двадцать лет, следовательно, сейчас ей не меньше пятидесяти. Подумать только, к этому возрасту моя вторая бабушка давно уже сгорбилась, ссутулилась и поседела, заработала артрит рук и ног, не говоря уже о том, в каких обносках и стоптанных башмаках она всю жизнь ходила!

Ах, милая моя бабуля, ведь было время, когда и ты выглядела такой же хорошенькой, как и эта женщина!

В уголках васильковых глаз моей неувядающей бабушки блеснули и застыли две слезинки. Тронутая этим проявлением чувств, я осмелела и спросила:

— Бабушка, а что рассказывал тебе обо мне мой папа?

Голос прозвучал тихо и с легкой дрожью. Папаша уверял меня, что бостонские дедушка и бабушка с радостью примут внучку в своем шикарном доме. Но что еще он им наплел по телефону? Он вечно унижал меня, упрекая в том, что я виновата в смерти его жены, ангела во плоти, как говаривал он. Неужели этот негодяй все им рассказал? Если так, тогда они никогда не будут ни уважать, ни любить меня. А мне очень нужно, чтобы меня любили, и любили такой, какая я есть, — далекой от совершенства.

Бабушкины васильковые глаза обожгли меня ледяным равнодушием. Поражала их пустота, внезапно сменившая теплое умиление. Но Джиллиан тотчас же овладела своими чувствами, заговорив со мной неожиданно мягко и ласково.

— Моя дорогая Хевен! — проворковала она. — Умоляю тебя, моя милая, никогда больше не называй меня бабушкой! Ведь я изо всех сил стараюсь сохранить молодую внешность, соблюдаю режим и специальную диету, в общем, трачу на это всю энергию, массу времени и, конечно же, денег, но, как мне кажется, небезуспешно. Но если ты повторишь это слово в присутствии моих друзей, ты разобьешь в пух и прах плоды всех моих тяжких усилий, потому что они думают, что я гораздо моложе, чем на самом деле. Мне будет стыдно, если меня уличат во лжи. Признаюсь, что я всегда лгу, когда речь заходит о моем возрасте, порой даже врачам. Поэтому не обижайся, но я попрошу тебя впредь называть меня просто Джиллиан.

Это был еще один удар для меня, но я уже начинала привыкать к ним.

— Но… право же… — залепетала я, — как, в таком случае, ты представишь меня? И откуда я вообще появилась? И что я здесь делаю?

— О, дорогая, ты просто прелесть! Не обижайся, моя милая, если тебе так уж угодно, то можешь иногда, когда мы будем одни, называть меня… Нет, я этого не вынесу! Ведь ты можешь забыться и случайно назвать меня на людях бабушкой. Поэтому лучше будет с самого начала раз и навсегда усвоить наш уговор! Ведь согласись, моя прелесть, что это не совсем ложь. Женщины должны стараться казаться таинственными. Мне кажется, тебе тоже лучше начать лгать о своем возрасте, и чем раньше, тем лучше. А я представлю тебя как свою племянницу — Хевен Ли Кастил.