Люсинда Райли - Ангел в аду

Этим вечером Джина составила список из десяти агентов, которые, как ей казалось, подходят больше всего. Когда ей сделают пятьдесят фотографий, она начнет отсылать их не только предполагаемым агентам, но и режиссерам, которых, может быть, она заинтересует.

Через два дня Джина упала в обморок прямо в кафе, на кухне. Очнулась она в машине скорой помощи по дороге в больницу.

– Ну, миссис Валмонт, вы будете рады, когда узнаете, что не произошло ничего страшного, – доброе свежее лицо молодого доктора улыбнулось ей, он ободряюще смотрел на нее.

Джина с облегчением вздохнула.

– У вас шесть недель беременности.

Джина уставилась не него, как будто он сказал что-то невообразимое.

– Я не могу быть беременна, мой муж умер.

Доктор в недоумении посмотрел на нее.

– Миссис Валмонт, совершенно необязательно иметь свидетельство о браке, чтобы забеременеть, вы понимаете?

– Нет, я не понимаю. Мне не с чего быть беременной. У меня никого не было с тех пор, как умер муж.

– А когда это произошло?

– После Рождества. Вы понимаете, это невозможно, вы должно быть, ошиблись.

– Но послушайте, шестинедельный плод не появляется сам по себе.

– Все не так, как вы думаете, – твердила она, точно помешанная.

Доктор смотрел на нее все более удивленно.

– Все мы люди, миссис Валмонт, и нет ничего необычного в том, что мы ищем утешения, когда теряем своих близких. В любом случае, нет никакого сомнения, заверяю вас, вы действительно будете матерью. Вот, отдайте это вашему врачу. Вам придется посетить курсы молодой мамы, вы должны…

На работу Джина не вернулась, сразу направившись в ближайший магазин. Она ничего не понимала, и была слишком поражена, чтобы думать. На коврике у двери в квартиру лежал пакет с фотографиями. Она села, и, вливая в себя водку, стала медленно рвать фотографии на маленькие кусочки.

– Должен сказать, мне очень понравилась ваша пьеса. Я думаю, у нее действительно есть шансы, мистер Деверокс.

Толстенький импресарио допил сухой мартини, когда Чарли, затаив дыхание, слушал его. Он послал одну копию «пьесы Джины» нескольким продюсерам из «Вест Энда» и через две недели Харольд Кидд позвонил ему и спросил, не может ли он приехать в Лондон, чтобы обсудить ее за глотком спиртного.

– Вы понимаете, ставить пьесу никому не известного писателя на Авеню не совсем обычно, но возможно, у меня что-нибудь получится, если мы заинтересуем в этом известных людей. И, конечно, известного режиссера.

У Чарли упало сердце.

– Извините, меня, мистер Кидд, может быть, это выглядит неблагодарно с моей стороны, но я взял себе за правило самому ставить свои работы. Мне кажется, это исключает конфликт между тем, что я пишу, и как это представляют на сцене.

Харольд Кидд нахмурился.

– Вы думаете, выдающиеся актеры будут слушать молодого неопытного режиссера? Вы будете просто съедены заживо, мой мальчик.

Чарли пожал плечами.

– Это – шанс, и я должен им воспользоваться. Если нужны рекомендации, почему бы вам не съездить в Ланкастер посмотреть пьесу, которую я недавно там поставил? Она получила прекрасные отзывы.

– Я читал их. Ну что ж, будь по-вашему. Все же, вернемся к пьесе. Будем ориентироваться на октябрь. В это время на Авеню подходящее нам окно. У нас впереди шесть месяцев. Это означает, что нам надо работать предельно быстро. Что вы думаете?

– Я польщен, но настаиваю на собственной режиссуре.

– Я подумаю об этом, мистер Деверокс, и на следующей неделе посмотрю вашу пьесу в Ланкастере. Извините, у меня еще одна встреча. Хорошо, что мы встретились. Я надеюсь, мы сможем вместе работать для всеобщего удовлетворения. Всего хорошего.

Чарли заказал еще джин с тоником у проходящей мимо официантки.

– Ты сделал это, старина, ты сделал это! – ликовал он.

Только одна проблема омрачала его радость. Пьеса была написана специально для одной леди, главной героини. Для Джины. Он назвал ее «Ангел в аду». Это название подсказали ему воспоминания о ней, такой прекрасной, сидящей в его мрачной лачуге. Это была ее пьеса, и, как только он вернулся в Англию, он тщательно изучал «Стэйдж» в надежде отыскать ее имя, но до сих пор не встречал его. Он предполагал, что она могла бросить играть, но сомневался в этом. Во что бы то ни стало, он должен отыскать ее и как-нибудь пригласить на пробы. В конце концов, никогда не знаешь…

Чарли не хотел, чтобы эти мысли испортили ему день. Он был удачливым молодым человеком, уже почти достигшим своей мечты.

– А почему бы и нет? Это чертовски хорошая пьеса, – он улыбнулся сам себе.

Не в состоянии уснуть, Джина лежала на кровати. Она знала – это проклятие. Она спрашивала ЕГО, что такого она сделала, за что так сурово наказана, но ОН не отвечал. ОН никогда не ответит. Все ее надежды на новую жизнь в мгновение ока были разрушены заключением доктора. Раньше она могла бороться, но это… но с этим бороться было невозможно. Видит Бог, она устала от борьбы. Как солдат, который думает, что битва закончена, но видит вдали новые войска. Джина знала – она разбита.

Она вспоминала свою мать, родившую нежеланного ребенка. Было бы бесчеловечной жестокостью повторить еще одно детство, лишенное любви, той любви, которой ей так не хватало, когда она была еще совсем юной.

Она обдумала разные варианты, и не пришла ни к какому решению. В детстве монашки внушили ей, что убийство нерожденного младенца такой же грех, как и любое другое убийство. Она считала, что аборт – не выход. Как можно убить невинного ребенка? Вина всегда будет жить внутри нее. Она почувствовала странную связь с существом, растущим в ней. Он не просил никого, чтобы появиться на этот свет. Он явится в этот мир не по своему желанию. И не по желанию Джины.

У Джины голова шла кругом. Она не может дать жизнь этому ребенку, хотя не может и убить его, наказать за то, в чем он не повинен.

Полная боли и горя, Джина приняла решение. Она медленно направилась в ванную, в одной руке полбутылки водки, стакан – в другой. Она поставила их на пол и открыла шкафчик. Достала пять маленьких бутылочек с таблетками и закрыла дверь. Бледное лицо с ужасом взглянуло на нее из зеркала.

Джина быстро отвела взгляд, села на пол и вытряхнула содержимое бутылочек, пока не образовалась большая куча. Они выглядели, как конфетки. Она лизнула одну и почувствовала вкус сахара. Она наполнила водкой стакан и проглотила зеленую и желтую таблетки. Потом выбрала другую, на этот раз красную.

Джина удивилась, как легко ей стало. Боль постепенно исчезала с уменьшением кучки, оставалось только облегчение от того, что найден ответ на все ее проблемы. Когда она проглотила все таблетки, а бутылка с водкой опустела, она задумалась, что делать, пока не придет смерть. Ей захотелось помолиться, но она не могла вспомнить ни одной молитвы. Неожиданно нестерпимая боль охватила желудок. Ее стало тошнить.

– Пожалуйста, дай мне умереть, – стонала она. – О Боже, помоги мне!

Она ползала по полу, держась за живот. Она чувствовала, как умирает ребенок.

– Прости меня, прости меня, о Боже… Боль исчезла, и все погрузилось во мрак.

Мэрилин пошевелилась и посмотрела на часы возле постели. Было пять утра, и Джонни громко сопел рядом. Она была вся мокрая от пота, но потом ее стало трясти от холода. Он был ублюдком. Со вчерашнего дня он не разрешал ей ничего курить, потому что сказал, что она была «плохой девочкой». Он сильно избил ее, а потом запер в ванной. Где-то в глубине своего спутанного сознания она понимала, что должна уйти, но она любила его. Она зависела от него, ведь он давал ей то, без чего она уже не могла жить.

Мэрилин увидела в замке ключ. Наверное, прошлой ночью Джонни пришел очень пьяным, потому что обычно он куда-нибудь прятал ключ, чтобы она не могла никуда уйти, пока он спит. Она ползком направилась к двери. Он мог проснуться от любого скрипа. Она прекрасно знала, что тогда случится. Когда Джонни сердился, он становился таким жестоким, как в ту ночь, когда они снимали фильм.

Мэрилин тогда сказала ему, что Джина снималась в таких фильмах и думала, что он будет рад, что она нашла ему такую красивую девушку.

Мэрилин считала, что Джине станет лучше после маленькой дозы их согревающего, но Джина испортила все в самый ответственный момент. Джонни озверел.

– Кажется, ты говорила, что она уже делала такие вещи раньше, ты, глупая сучка? – она почувствовала резкий удар по щеке. – Ты же знаешь, что все это незаконно. Что, если она заявит в полицию? Что тогда, глупая корова? – следующий удар отбросил ее на пол, и она от боли схватилась за живот.

– Прости, Джонни, прости меня. Я думала, что она будет о'кей, когда мы дадим ей что-нибудь.

– Боже, мисс Прима раньше не принимала ничего такого. Она так отреагировала на те таблетки, как будто я напоил ее.

Джонни расхаживал по складу и смотрел на Джину, которая все еще была без сознания и привязана к кровати.

– Мы отнесем ее домой, пока она не очнулась. А ты переедешь ко мне и останешься там. Надеюсь, она не знает, где я живу?

– Нет, Джонни, честно.

– Это уже лучше. Она чертовски испортила весь фильм, разоравшись в самый критический момент. Я не могу использовать это. Придется переснимать всю сцену… Я знаю, что мы сделаем. Мы закинем ее домой, ты сможешь забрать шмотки, пока она не пришла в себя, и мы дадим ей штуку с распиской. Если она пойдет в полицию, у нее не будет доказательств, ведь она не сможет отыскать тебя. Если она заявит об изнасиловании, мы можем сказать, что заплатили ей, и она взяла деньги, – Джонни утвердительно покивал головой. – Да, да, это самое лучшее, что мы можем сделать. Если компания пронюхает об этом, они убьют меня, как бешеную собаку. Уже расследовали такое дело, кто-то из Вайс Сквод вынюхивал вокруг них. Если твоя соседка пойдет в полицию, им проще простого будет сложить два и два. Боже, Мэрилин, из-за этой… ты втянула меня в такое дерьмо, глупая сучка, – он повернулся и сильно ударил ее по лицу.

– Нет, Джонни, пожалуйста, остановись! – Мэрилин испугалась.

– Натягивай на нее джинсы и поживее!

Когда Мэрилин одела Джину, Джонни взвалил ее на плечо и понес в машину. Они подъехали к квартире, Джонни сбросил Джину на матрас в ее комнате и наблюдал за ней, пока Мэрилин собирала свои вещи. Джина начала шевелиться.

– Мэрилин, сматываемся отсюда побыстрее, она просыпается!

– Но, Джонни, мне нужно взять кое-что из ванной.

– Я куплю тебе завтра эту проклятую щетку. Хватай свои чемоданы.

И они ушли.

Мэрилин доползла до двери. Сдерживая дыхание, она повернула ключ и услышала щелчок – дверь открылась. Она толкнула ее и та со скрипом распахнулась. Джонни зашевелился, и Мэрилин испугалась, что все пропало. Но он только вздохнул и повернулся на другой бок. Она осторожно закрыла дверь за собой. Ее пальто висело на вешалке в холле. Она надела его прямо поверх грязной футболки и джинсов, которые не снимала уже несколько дней. По улице она бежала, не останавливаясь, пока не оказалась на довольно безопасном расстоянии. Она завернула за угол и, прижавшись к стене, пыталась отдышаться. Она сделала это. Любыми правдами и неправдами она доберется до квартиры, возьмет все, что ей нужно, и вернется, пока не проснулся Джонни. Она, торопясь шагала по пустынной улице и молилась, чтобы Джина не опустошила шкафчики в ванной.

– Ну, есть какие-нибудь идеи по актерскому составу? – спросил Харольд.

Чарли сидел в удобном кресле в «Гэррик Клабс», потягивая джин с тоником. Он был очень доволен собой. Харольд побывал в Ланкастере и посмотрел его пьесу. Потом они встретились в баре, и Харольд сказал, что получил большое удовольствие от его работы, но ему нужно время подумать, и назначил Чарли встречу на следующей неделе в Лондоне.

Чарли прибыл в «Гэррик» двадцать минут назад, и Харольд только что сообщил ему, что разрешит самому ставить «Ангела». На конец октября уже был заказан «Лирик Сиате» на Шефтсбери Авеню. У них было четыре месяца, чтобы подыскать актеров и постановочную команду, провести репетиции и быть готовыми к премьере. Они составили список известных актрис, которые, по их мнению, могут претендовать на роль миссис Симпсон; матери героини.

– Конечно, мой выбор сразу остановился на Гленде Джексон, но ее агент сказал, что у них все расписано до будущего года.

Чарли немного растерялся. Харольд заказал еще выпивку и они продолжили обсуждение каждого героя в пьесе.

– Ну, а сейчас перейдем непосредственно к Кристине. Мне кажется, у нас будут проблемы с актрисой на эту роль. Мы не можем ошибаться, ведь вся пьеса крутится вокруг нее, – Харольд вздохнул. – Сколько ты знаешь молодых актрис, внешностью похожих на непорочную Деву Марию, с притягательностью Монро и талантом Экшфорд? Мы пригласим на пробы всех молоденьких блондинок из Штатов?