Мелоди Томас - Ангел в моей постели

Мысли о Мэг не покидали его. В отношениях с ней он больше чувствовал себя мужем, чем следователем, и это в то время, как ему было велено передать ее Кинли.

Снежинки плавали в янтарном свете фонаря, когда Дэвид въехал в конюшню. Он не имел намерения сохранить за собой эту собственность, но обеспечил законность своего соглашения с Мэг, купив Роуз-Брайер и переведя все имущество на свое имя. Однако, бросив взгляд на дом, почувствовал себя собственником. Окна спальни Мэг выходили на оранжерею. Он не видел ее окна, но ощущал ее присутствие и поймал себя на том, что думает не только о земле и этом доме. Все – отсюда до Эфритсона – принадлежало ему, включая и Мэг.

Как можно было отказаться от этого?

Когда он вошел, девушка как раз закрыла дверь в комнату Мэг. Это была одна из служанок, которых Блейкли привез из Ирландии. Она держала плетеную корзину, наполненную окровавленными бинтами.

– Простите, милорд. Я вас не видела.

Дэвид снял перчатки и сунул в карман.

. – Она в сознании?

– Да. Сэр Генри попросил меня принести ей чаю. – Горничная поспешно удалилась.

Сэр Генри вышел из спальни и, увидев Дэвида, закрыл за собой дверь.

– Вы вернулись, – сказал он и протянул Дэвиду кусочек свинца. – Забыл отдать вам это вчера. Тот, кто стрелял в нее, охотился не за дичью, если только у него не было энфилдского ружья, – сказал сэр Генри. – Старого выпуска.

У Дэвида болезненно сжалось сердце. Он подумал, не обученный ли в армии снайпер или убийца стрелял в Мэг.

– Вам что-нибудь известно о пещерах в этом холме? – спросил он.

– Вот уже полвека, как они замурованы. Еще до того, как я приехал в Роуз-Брайер. Вряд ли кто-нибудь рискнет войти туда. Это очень опасно.

– Тот, кто хорошо знает эти места, вполне может туда войти.

– Значит, вы знаете больше меня, возможно, и то, кто стрелял в Викторию, – сказал сэр Генри.

Помня о ее смелости в стычке со Стиллингзом, Дэвид с трудом удержался, чтобы не назвать дюжину людей, пришедших ему на ум.

– В этом месте не очень высоко ценится мораль, сэр Генри.

– Понятно. – Сэр Генри положил медицинскую сумку на резной столик у дверей и защелкнул замок. – Они никчемные люди. Но Виктория отправилась среди ночи зашивать их раны. Она принимает роды у их жен. Лечит их и их сестер. Ни один человек в этих местах не будет стрелять в нее. Сейчас она беспокоится, что стрелявший доберется до ее сына.

– О чем вы говорите?

– Это вы мне скажите, Чедвик. Сначала я думал, вы ее родственник и искренне хотите ей помочь. Но у вас с ней совсем другого рода отношения. Даже слепой заметит.

– Об этом вам надо поговорить с ней.

– Я говорил. Две ночи, молодой человек. Морфий опасен для тех, у кого есть тайны. Она знала вас в Калькутте, это многое объясняет. Там она попала в беду.

Сэр Генри вынул носовой платок и вытер верхнюю губу.

– Виктория старалась научить Натаниела ценить и уважать землю, которую, как предполагалось, в один прекрасный день он унаследует. Посылала его к родственникам Бетани, чтобы он помогал собирать хмель. Но в этом году она пока не хочет, чтобы он возвращался. Сначала я думал, это из-за Неллиса. А теперь склонен думать, что здесь кроется совсем другая причина. Почему она вас так боится? Почему несколько недель ее мучают ночные кошмары? А теперь еще это.

– Черт меня побери, если я знаю, – сказал Дэвид, обеспокоенный наблюдательностью сэра Генри. – Почему бы вам самому не сказать мне?

– Потому что вы связаны с теми людьми, которых она опасается, считая, что они будут охотиться за ее сыном.

Дэвид не успел ответить: шум, раздавшийся в коридоре, заставил его обернуться. На лестнице появился Рокуэлл.

Дэвид опустил руку в карман и нащупал фотографию, взятую им в коттедже.

– Насколько я понимаю, этот человек не просто ваш слуга? – осведомился сэр Генри.

– Он работает на меня, – ответил Дэвид.

– Понятно. Тогда, с вашего разрешения, я вас оставлю, не стану мешать.

– Сэр Генри! – остановил его Дэвид. – Сколько лет Натаниелу?

– Спросите у Виктории.

Дэвид не ответил, словно окаменел. Сэр Генри повернулся и поспешно вышел. Дэвид все еще стоял неподвижно.

– Что случилось? – обратился к нему Рокуэлл.

– Пока не знаю.

Спустившись с лестницы, Дэвид повел Рокуэлла в библиотеку, самое удаленное от комнаты Мэг место. Он не стал зажигать лампу.

– А как себя чувствует леди Манро? – спросил Рокуэлл.

– Жива.

Не снимая пальто, Дэвид подошел к окну. Он не брился уже два дня и, судя по его виду, давно не спал. .

– Но каково ее состояние?

– Спасибо за доверие. Я не убил ее, если это тебя тревожит, не понимаю только почему. Ты нашел что-нибудь на пастушьей тропе?

– Там давно никого не было.

– Тогда почему ты не в коттедже?

– Вчера Памела не появилась в городском доме. Я беспокоюсь. Хочу попытаться ее найти.

Дэвид покачал головой:

– В ее отсутствии нет ничего необычного.

– Возможно, но это не значит...

– Черт побери, Рокуэлл, – перебил его Дэвид. – Ты знал, какова будет твоя служба, еще до того, как женился на ней. Ей не понравится, если ты станешь вмешиваться в то, чем она сейчас занимается.

Рокуэлл промолчал. Расчетливость, присущая Дэвиду, помогала ему не совершать ошибок в работе и сделала Памелу ценным приобретением британской шпионской сети. Он ценил это свое качество и чувствовал, что частица того человека, каким он когда-то был, не так уж глубоко прячется в его душе.

Дэвид отвернулся от окна, подумав, что не вправе вымещать свое настроение на Рокуэлле.

– Я сегодня же найду Памелу, и она свяжется с Кинли.

– Что-нибудь еще, сэр?

После отъезда Рокуэлла Дэвид долго стоял у окна. Снег прекратился, лучи лунного света легли на натертый паркет.

Он достал фотографию и, поднеся ее к лучу света, долго смотрел на изображение.

Если Скотт Манро умер в Индии, ребенок был слишком мал, чтобы быть пасынком Мэг.

В дверях появилась горничная:

– Милорд, я могу разжечь камин. В комнате холодно. Дэвид равнодушно взглянул на камин, на великолепные панели стен, резные книжные шкафы и почувствовал, как в нем вскипает гнев.

– Нет, спасибо, я и сам могу его разжечь.

– Да, милорд.

Его взгляд остановился на пюпитре. В первый день своего приезда Дэвид видел на этой подставке Библию. Семейную библию Манро.

Ту самую, на которой Мэг не захотела поклясться, что скажет ему всю правду.

Он нашел в ящике стола трутницу, зажег масляную лампу и перенес Библию на стол. Раскрыл богато украшенный переплет и начал одну за другой перелистывать последние страницы, пока не нашел записи рождений. Он водил пальцем вниз по длинному списку имен и остановился, узнав почерк Мэг. Дата рождения Натаниела была последней записью. Родился в мае, четырнадцатого числа 1864 года, спустя пять месяцев после исчезновения Мэг из Калькутты.

Дэвид похолодел.

Пять месяцев.

Положив ладони на стол, он закрыл глаза. Пять проклятых месяцев. В то время как он оплакивал ее. Он вернулся в Ирландию, чтобы принять сан священника, а она родила его сына. Девять лет он был отцом.

– Надо быть слепым, чтобы не видеть сходства между вами и моим внуком, – раздался из темноты голос сэра Генри. – Я думал, вы знали.

Не убирая рук с пюпитра, Дэвид поднял глаза к потолку, мысленно проклиная лживость Мэг, ее вероломное сердце. Гнев разгорался по мере того, как он осознавал, что это значило. Она позволила бы ему уехать отсюда, и он бы никогда не узнал правды.

– Виктория была совсем девчонкой, ей не было двадцати, когда она появилась на моем пороге с ребенком в животе и кошкой на руках, составлявшей все ее имущество, сказал сэр Генри.

Дэвид неприязненно посмотрел на него:

– Насколько я могу быть уверен, эта история...

– Эта женщина наверху – моя дочь. Если мой сын по какой-то причине женился на ней, значит, очень ее любил.

– Не полагайтесь на это.

– Бетани не знала другой матери, кроме Виктории, – продолжал сэр Генри. – Я люблю ее, как родную. Люблю этого мальчика. Если они в беде...

– В беде? – с яростью повторил Дэвид.

Сэр Генри приблизился к Дэвиду, и тому на мгновение стало жаль старика.

– Что бы она ни сделала в прошлом, она создала хорошую жизнь для себя и своего сына.

– Да нет у нее, черт побери, никакой жизни, – охваченный яростью, сказал Дэвид. – Она в беде. Увязла по уши.

Дэвид направился к двери.

– Не знаю, кто вы, Чедвик, – вслед ему сказал сэр Генри, – если это действительно ваше имя. Но что бы с ней ни случилось, от чего бы она ни пряталась все эти годы, Натаниел – урожденный Манро. И по закону принадлежит моей семье.

– Ошибаетесь, сэр Генри. Он принадлежит мне.

Дэвид не успел войти в комнату Мэг, как сразу же понял, что она сбежала. Он стоял на пороге, глядя на кровать и смятое пуховое одеяло. Он прошел в гардеробную. На полу валялась ее ночная рубашка. Одежда, которую он привез для нее, и его тяжелый плащ исчезли.

– Глупышка! – проворчал он.

Дэвид вышел из комнаты и столкнулся с горничной, которая несла кипу постельного белья.

– Когда ты последний раз заходила к леди Манро? – спросил он у нее.

– Час назад, милорд. – Она опустила голову. – Я принесла ей чай и печенье, как просил сэр Генри.

– Она была в постели?

– Да, милорд. Сказала, что хочет еще немного поспать. Перешагивая через три ступени, он сбежал с лестницы.

Насколько далеко она могла уйти в ее состоянии? Морозный ночной воздух ударил ему в лицо, и он остановился. Достав из кармана перчатки, посмотрел на дорогу. Снег прекратился, яркая луна освещала голые верхушки деревьев и тонким хрусталем заливала окрестности. Сначала он на снегу не нашел маленьких следов, которые могли бы принадлежать Мэг. Но шестое чувство подсказало ему, что надо пройти дальше по дороге. Наконец он остановился, страх сменился злостью. Он повернул назад, пошел к конюшне, вывел лошадь и поскакал.

Дэвид обнаружил ее следы в лесу, рядом с дорогой. Они вели к церкви. Должно быть, она прошла через коридоры, ведущие в комнаты прислуги, и, незамеченная, вышла через черный ход.

Вспомнив о других женских следах, которые он видел несколько недель назад, Дэвид сошел с лошади и присел на корточки рядом с тропой. Следы Мэг не были похожи на те, что он видел после бури. И он понял, что Мэг направилась к кладбищу.

Виктория соскребала снег у подножия высокого гранитного памятника сэру Скотту Манро, любимому сыну сэра Генри. Находиться здесь было кощунством. Оскорблением. Она никогда не боялась этого места, но, когда смотрела на( сгоревшую церковь, ей становилось страшно.

Виктория подобрала камень и, превозмогая боль, принялась откалывать куски отвердевшей земли. Отец не стал бы в нее стрелять. Ему нужна была некая ценная вещь, которая, как он знал, находится у нее. К тому же для мести существовало много других способов.

Где-то заржала лошадь. С замиранием сердца она прислушалась к ночной тишине, вытерла ладонью щеку и вздрогнула. В нескольких шагах от нее стоял Дэвид. Его лошадь была привязана к железной ограде кладбища.

– Давай, Мэг, копай.

Она с вызовом посмотрела на него:

– Я надеялась вернуться прежде, чем ты найдешь меня. Это не то, что ты думаешь.

– Не знаю, что и думать, если ты постоянно лжешь. Какое-то движение позади него привлекло ее внимание.

Огромный, как медведь, человек показался под железной аркой ворот кладбища. Она взглянула на Дэвида, который, казалось, не обратил на это внимания. Он впился глазами в ее лицо.

– Так скажи мне, Мэг.

Может быть, он и был сторонником высокой морали, но в этом деле они находились на одной стороне. Борясь с головокружением и собственной нерешительностью, она снова занялась памятником. Наклонившись, смахнула мокрые листья и снег с его подножия. Это отняло много сил. Морфий, который ей дал сэр Генри, притуплял боль, но она замерзла и была в полном изнеможении.

Она отодвинула мраморный сосуд, в который обычно ставили цветы. Под ним лежала покрытая ржавчиной железная коробочка. Виктория положила ее сюда почти десять лет назад. В ней хранилась одна серьга, вторая нашлась у лондонского ростовщика.

– Она все еще здесь, – удивленно прошептала Мэг. Она взяла коробочку и некоторое время смотрела на нее, не веря своим глазам. – Я думала...

Дэвид взял у нее коробочку и вынул из нее бархатный мешочек.

– Я закопала ее много лет назад. – Виктория поморщилась от боли. – Мне необходимо было узнать, что та серьга, которая у тебя, действительно получена от моего отца и никто не нашел эту. Мне необходимо было удостовериться, жив мой отец или умер.

– Это еще ничего не доказывает, – сказал Дэвид.

Во взгляде его был ледяной холод, какого она не видела у него никогда раньше. И угроза.