Когда завтрак закончился, тетушка Дороти взяла меня под руку.

— Пойдем в маленький будуар, Максина. Я хочу поговорить с тобой… Я ненадолго, — обратилась она к остальным, — покажу только Максине одно письмецо.

Мы поднялись наверх, и она, войдя в комнату, захлопнула дверь. Конечно, никакого письма не оказалось — это был предлог, чтоб меня увести.

— Послушай, Максина, — сказала тетушка, — к чему поднимать весь этот дурацкий шум?

— Я не собираюсь выходить замуж за Росдина, — сказала я, — Я ему сообщила об этом вчера вечером и не понимаю, откуда возникло подобное недоразумение. Он отвратительный молодой человек, и ничего, кроме неприязни, я к нему не питаю.

— Чепуха, Максина, — сказала тетушка Дороти, — разумеется, ты должна за него выйти. Это блестящая партия. Известно ли тебе, что его отец — граф Баксмутский, личность в высшей степени влиятельная?

Я сказала, что мне дела нет до его отца, я не собираюсь за Росси замуж.

Тут она страшно разозлилась и сказала, что не позволит мне разыгрывать людей и что я наверняка обещала выйти за Росси, иначе он не объявил бы ей об этом.

Флиртовать с мужчиной, а потом грубо, да к тому же публично отказать ему — о! такой поступок недопустим в высшем обществе. Дебютантку он не украшает!

Тетушка так увлеклась своей гневной речью, что даже пригрозила мне, что, если я не буду вести себя прилично, она немедленно напишет маме и сообщит о моем недостойнейшем поведении, о том, как я дурачила Росси, пока он не поверил, будто помолвлен со мной.

— Он даже рассказал своей матери, — добавила она, — и леди Баксмут в восторге. Ей всегда хотелось, чтобы Росси остепенился, женившись на такой славной девушке, да еще с деньгами.

Я опять пыталась было что-то сказать, но тетушка Дороти не слушала, отмахнувшись от всех моих доводов.

— Я прошу тебя, Максина, не закатывай никаких истерик по этому поводу. Ты очень умная и везучая девочка, и я уверена, мама твоя будет рада.

Я сказала, что напишу и все объясню маме, как все случилось и почему вышла ошибка.

— Я телеграфировала твоей маме сегодня утром, — сказала тетушка Дороти.

В тот момент я ей поверила, а теперь, поразмыслив, понимаю, что она «брала меня на мушку», желая еще больше запугать.

Я весьма горячо заявила, что пошлю другую телеграмму с опровержением.

— Если ты это сделаешь, — тетушка побелела от злости, — то сама отправишься следом за своей телеграммой!

Я сказала, что мама наверняка меня с радостью примет.

— Ты в этом уверена? — язвительно усмехнулась тетушка.

Ее слова отозвались болью в моем сердце — ведь я знаю, что мама не очень-то хочет, чтобы я к ней приезжала.

Она говорит, что там, где служит губернатором мой отчим, неблагоприятный климат. Но я думаю, что климат здесь ни при чем. Мое присутствие будет мешать их счастью — вот что главное!

Заметив мою нерешительность, тетушка Дороти вновь пошла в наступление:

— Ну, Максина, не будь глупой маленькой девочкой! Все уже решено, кроме того, тебе же не обязательно выходить замуж сию минуту!

Вопрос, кажется, был исчерпан, сказать мне больше было нечего. К тому же я была так расстроена и выбита из колеи, что позволила ей привести меня обратно в гостиную и в дальнейшем согласиться со всем, что они говорили.

Я слышала, как тетушка Дороти докладывает Бейбе и Гарри, будто я разволновалась из-за того, что считала помолвку секретом.

— Ведь вы же знаете, — игриво добавила она, — до чего эти дети обожают таинственные романы!

С Росси я не разговаривала, и ему хватило ума не приставать ко мне со своей болтовней. Он сказал лишь, что позвонит мне вечером и поведет пообедать. Когда гости разошлись, ко мне подошел Гарри:

— Надеюсь, вы будете очень счастливы, Максина!

Он проговорил это таким странным тоном, что мне вдруг захотелось рассказать ему все и попросить его помощи. Кто-кто, а уж он-то мне бы помог, как уже было не раз! Но, разумеется, ничего этого я не сказала, а молча продолжала стоять перед ним. Гарри подумал, будто я все еще на него сержусь, пожал плечами и ушел прочь.

Что мне делать?

Теперь я сижу в постели и стараюсь придумать хоть какой-нибудь выход из этой чудовищной ситуации.

Я в полном отчаянии. Что же мне делать?

* * *

По-моему, телефон изобрели исключительно как средство спасения, это нечто вроде соломинки для утопающих.

Я сидела в постели, чувствуя себя крайне несчастной, когда раздался звонок. Я сняла трубку и услышала голос Айвора. Сама судьба посылала мне его в эту минуту. Кому, как не ему, избавить меня от всех бед!

— Айвор, послушайте, — торопливо проговорила я, — мне нужна ваша помощь!.. Я в отчаянном положении, но не могу сейчас говорить слишком долго, нас могут подслушивать. Я хочу убежать из этого дома. Вы поможете?

Он уточнил:

— Вы хотите убежать одна или с кем-нибудь?

— Разумеется, одна, — отвечала я.

— Бедная крошка Максина. — В голосе Айвора слышалось сочувствие, — Так вот до чего дошло?

— Да… и это надо сделать немедленно, — продолжала я.

Он спросил, есть ли у меня деньги, и, услышав утвердительный ответ, приказал:

— Берите все, что у вас имеется!

Я спросила, может ли он подыскать мне комнату на первое время. Айвор засмеялся:

— Таким образом я буду замешан в похищении несовершеннолетних! А если меня арестуют?

Я сказала, что он может не беспокоиться — меня никто не найдет…

— Ладно, Максина, — сказал Айвор. — Прихватите-ка с собой одежду, раз действительно задумали побег. Остаться совсем без вещей — жуткое дело. Знаю по собственному опыту. Ждите меня на улице возле станции подземки «Марбл Арч» через двадцать минут. Он повесил трубку.

Я засунула несколько платьев в пакет, не осмелившись попросить чемодан. Вызвав Элинор, я сказала, что собираюсь за покупками, и попросила ее взять у мисс Робертс денег. Вскоре Элинор вернулась с десятью фунтами.

Я написала две записки. Одну — тетушке Дороти:


«Дорогая тетушка Дороти, я благодарна вам за все, что вы для меня сделали, но я не могу и не хочу выходить замуж за Росси и поэтому решила покинуть ваш дом. Я буду в полной безопасности, так что, пожалуйста, не пытайтесь меня искать. Через пару недель я дам знать, где нахожусь, а тем временем вы должны разорвать мою помолвку.

Ваша Максина».


Другая записка была адресована Росси:


«Дорогой Росси, я действительно не желаю выходить за вас замуж. Я исчезаю и прошу вас не считать меня своей невестой.

Ваша Максина».


Я прокралась вниз по черной лестнице, пересекла холл, где, по счастью, никого не было, и, выйдя из дому, побежала к станции подземки.

Сначала я никак не могла обнаружить Айвора в толпе на Оксфорд-стрит и пришла в ужас, как бы он меня не подвел. Но страхи мои были напрасны: Айвор стоял на условленном месте. Несмотря на потрепанную одежду, выглядел он весьма импозантно. Мы прыгнули в автобус и покатили в Челси. Через полчаса мы уже сидели в студии бородача, Айвор рассказывал, что мне пришлось убежать из дому. Поппи, с выражением горячего сочувствия на лице, предложила мне на первых порах пожить в ее комнате. А там еще что-нибудь подыщется.

В обществе Айвора и его друзей я почувствовала себя невероятно счастливой. Их доброта и участие вывели меня из состояния глубокого отчаяния, в котором я пребывала весь день. Иногда мне кажется, что я с превеликим удовольствием навсегда покинула бы Гровенор-сквер. Меня там ничего не держит. А Гарри… чем быстрее я его позабуду, тем лучше.

* * *

Поппи — личность незаурядная.

Смеется она по-детски заразительно, однако рассуждает, как очень опытная и взрослая. Она сирота и, сколько помнит себя, самостоятельно зарабатывает на жизнь.

Она делает небольшие рисунки для каких-то газет и вообще берется за любую работу, способную принести деньги. Она перепробовала самые разные профессии, была даже официанткой в ресторане и говорит, что это одна из самых тяжелых работ — все время на ногах.

Поппи живет прямо за Флод-стрит, в маленькой комнатке, где едва помещается раскладная кровать.

Как все здесь не похоже на то, к чему я привыкла! На весь дом, в котором сдаются все комнаты, одна ванна, и принимать ее можно лишь дважды в неделю, когда из подвала подают горячую воду.

Тогда мы платим шесть пенсов и записываемся на определенное время.

Живут в доме люди самого разного сорта. Поппи знакома со всеми из них и, встречаясь на лестнице, всегда вступает в разговор с ними. В большинстве своем комнаты снимают женщины, правда, есть несколько мужчин, которые живут в самой верхней мансарде. Возвращаясь домой поздно ночью, они топают на весь дом.

У нас в комнате газовая конфорка со счетчиком, куда надо опускать шиллинг, и газ, как назло, выключается именно в тот момент, когда должен закипеть чайник. Да и шиллинг не всегда оказывается в кармане!

Я выплачиваю Поппи три шиллинга в неделю за ночевку в ее комнате. Сначала она отказывалась брать деньги, но я настояла. Поппи так бедна, что, по-моему, ей не всегда хватает на еду. Девушка выглядит очень худой и бледной, а однажды, вернувшись с Флит-стрит, где пыталась пристроить рисунки, она чуть не упала в обморок.

Выяснилось, что целый день у нее во рту не было ни крошки, если не считать кофе, который мы приготовили к завтраку.

Теперь я сама хожу покупать продукты. Счастье, что у меня пока есть деньги.

Я подыскиваю себе работу, и Айвор с Поппи помогают мне. Но пока ничего подходящего не подвернулось.

Разумеется, я не получаю никаких вестей от тетушки Дороти и ее компании. Им неизвестно мое местонахождение, а давать объявления в газеты или обращаться в полицию они вряд ли решатся — побоятся огласки.

Жаль, что я не оставила записки для дядюшки Лайонела — он всегда был так добр ко мне!

Я частенько встречаюсь с друзьями Айвора в студии у бородача, которая, кажется, служит чем-то вроде штаб-квартиры. Однажды кто-то сказал:

— Почему бы Максине, — они все называют меня Максиной, — не поработать натурщицей? У нее чудная фигурка.

Мне понравилась эта идея, я вспомнила, что еще в Париже хотела позировать Томми.

— Ох, уверяю тебя, это совсем нелегко и не так уж забавно, — сказала одна из присутствующих девушек. — Я как-то позировала одному художнику. Он работал над академическим сюжетом — нимфа, сидящая у ручья, или что-то в этом духе. Так он упорно меня поливал водой, чтобы уловить оттенок влажной кожи. И, дорогая моя, абсолютно закоченев, я на всю жизнь заработала себе насморк.

— Ты хочешь сказать, что была совсем голой? — спросила я.

— Разумеется! — отвечала она и добавила: — Ты думаешь, кому-нибудь надо, чтоб ты стояла одетая? Тогда можно писать с манекена. Они платят только за обнаженную натуру, уверяю тебя.

После чего я, конечно же, заявила, что о профессии натурщицы не может быть и речи. Однако все стали меня уверять, что художник видит в обнаженной натуре не голую женщину, а нечто совсем иное.

А Поппи засмеялась и посоветовала:

— Не слушай их, Максина… Помните старика Акерса? — обратилась она к остальным.

— Ну и гнусный старик! — воскликнул кто-то и принялся рассказывать жуткие истории о его обращении с моделями.

Это окончательно решило вопрос.

Я скорее вернусь на Гровенор-сквер, чем стану позировать перед таким чудовищем, как этот старик. И я невольно вспомнила лорда Хьюго — вот уж действительно отвратительная личность!

На помощь мне пришел Айвор.

— Разумеется, Максине не подходит эта работа, — сказал он. — Придумай еще что-нибудь, Поппи.

Разговор о натурщицах напомнил мне про Томми, и я дала себе слово написать ему длинное письмо с подробным описанием всего, что произошло со мной за это время.

Мне почему-то кажется, Томми все поймет.

Может, они с Тельмой предложат мне приехать в Париж и пожить с ними какое-то время, пока тетушка Дороти не опомнится.

* * *

Я схватила сильную простуду и чувствую себя очень плохо.

Два дня назад Айвор пригласил меня на совершенно необычную вечеринку. Проходила она в просторной студии.

Люди, собравшиеся там, были одеты весьма грязно и неопрятно, кое-кто из них выглядел так, словно забыл, что такое ванная, но, если они сталкиваются с теми же трудностями, что и мы в своем доме, не могу их винить. Кроме того, я подозреваю, что многие из них стоят перед выбором — шесть пенсов за ванну или за кусок хлеба.

Студия принадлежит двум девушкам, которые делают рекламные плакаты для фирмы, производящей сгущенное молоко. Они очень хорошенькие и веселые и как магнит притягивают к себе толпы народу.