В комнате было тихо, слабый свет едва освещал постель больного. Мне показалось, что Айвор задремал. В дверь заглянула Поппи и поманила меня. Я на цыпочках вышла из комнаты.

— Я уверена, с тобой ему лучше, — заметила Поппи. — Он выглядит поспокойнее, а всю прошлую ночь метался в жару.

— Послушай, Поппи, неужели он может умереть? — спросила я.

— Нет, — ответила она, — но он очень слаб и настолько упрям, что доктор едва справляется с ним. Сестра, впрочем, ужасно мила и дежурит возле него всю ночь.

Я дала Поппи пять фунтов и объявила:

— Ты просто обязана взять для Айвора и не смей ему говорить, что я даю деньги, поскольку отлично знаешь, как он относится к этому. Покупай все, что он пожелает, а счета от врача посылай мне.

— Ты очень добра, Максина, — сказала Поппи.

Она поцеловала меня на прощание. Я обратила внимание, как расстроена была Поппи, и подумала, не влюблена ли она в Айвора?

Но тут я вспомнила, что Айвор говорил мне однажды, что женщины типа Поппи его не вдохновляют.

Надеюсь, она в него не влюблена, а просто по-дружески привязана к нему.

По дороге домой я решила рассказать обо всем дядюшке Лайонелу. Уверена, что он поможет, хотя по-прежнему думаю, что Айвор ему не совсем нравится.

Дядюшка Лайонел позвонил доктору — я, к счастью, запомнила его имя, ибо это тот самый, что приходил ко мне во время простуды, — и сказал, чтобы тот при необходимости пригласил специалиста, а счет прислал ему, дядюшке Лайонелу.

Я очень ему благодарна и теперь могу не волноваться за жизнь Айвора.

В конце концов, он был со мной всегда добр и ласков и во время моего пребывания в Челси присматривал за мной, хотя вовсе не обязан был делать это.

Я уверена, он поправится! Было бы ужасно, если бы он умер.

Нет, я не думаю, что Айвор боится смерти. У него весьма определенные представления на этот счет.

Это, пожалуй, единственный человек, который имеет серьезные взгляды на мир, и мне хотелось бы в будущем продолжить общение с ним.

Когда я погружаюсь в жизнь на Гровенор-сквер, я уже ни о чем не думаю, кроме приятного времяпрепровождения, забав и красивой одежды.

Айвор заставил меня на многое взглянуть по-новому.

Я поняла, что каждый человек обязан думать о мире, в котором живет, и стремиться к его усовершенствованию.

Даже когда Айвор говорит об отдельной личности, он исходит из интересов всего общества. Па Гровенор-сквер совсем наоборот: тут все думают только о себе и ни о чем другом.

Я так хочу, чтобы Айвор выздоровел. Пожалуйста, Боже, не дай ему умереть!

* * *

Я на экстраординарной вечеринке.

Гости в данный момент распевают — и довольно фальшиво — под укулеле[23] и ведут себя весьма странно — я думаю, из-за изрядного количества водки.

Сомневаюсь, чтобы дядюшка Лайонел одобрил все это, но тетушка Дороти тут ни при чем.

В конце концов, это Тимми позвонил мне нынче утром и предложил устроить для всех обед в «Эмбасси», после чего мы отправились на вечеринку к Джеки Дентону.

Дентон — владелец первоклассных скаковых лошадей, его все знают и зовут просто Джеки.

Он, по-моему, довольно мил, чего нельзя сказать о некоторых его друзьях.

Тетушка Дороти долго колебалась, прежде чем дать согласие. По поскольку в компании предполагалось присутствие трех замужних женщин, решила, что для сопровождения этого вполне достаточно и мне можно пойти.

Пообедали мы очень забавно.

Мужчины в компании далеко не молоды, за исключением Росси, непонятно каким образом оказавшегося на вечеринке.

Разговор за столом напоминал замысловатую шараду. Я не сумела понять ни единого слова. То ли они все пьяны, то ли прикидываются.

Весь фокус вроде бы и состоит в полной путанице; девушки, переодетые в чужие плащи и шляпы, без конца с кем-то целуются. Все это считается очень забавным. А по-моему, ничего забавного в этом нет — одно свинство!

Разумеется, я притворяюсь, будто смеюсь, только все эти бесконечные поцелуи, и шум, и гвалт начинают выводить меня из себя.

Я хочу пойти домой… правда, Тимми наверняка обидится на меня.

Где-то зазвонил телефон, но никто, кажется, не собирается подходить.

Забавно — телефонный звонок всегда слышно сквозь любой шум. По-моему, оттого, что он такой резкий.

* * *

Неужели мы не успеем? Не могу даже мысли такой допустить!

Айвор умирает! Нет, это неправда!

Господи Боже мой, почему шофер не может ехать быстрее, он еле плетется.

Айвор умирает… Не может быть, чтобы Поппи сказала именно так… Она была очень взволнованна, да к тому же я ее едва слышала сквозь жуткий шум, доносившийся из зала.

Ох… скорее… скорее! Почему на улицах в такой час столько машин?

О… пожалуйста, пусть Айвор не умирает! Прошу Тебя, Боже, не дай ему умереть, пока я не приеду!..

Вот так всегда бывает — человек не понимает, что любит другого, пока не возникнет угроза его потерять. Никогда не думала, что так сильно люблю Айвора… Милый Айвор! Вечный борец, озабоченный мировыми проблемами!

Мне намного спокойнее, когда я держу Росси за руку, наверное, мне сейчас необходимо хоть за что-нибудь уцепиться.

Я не плачу… Я впала в какое-то отупение, только внутри все дрожит, потому что мне хочется подтолкнуть машину, быстрее… быстрее… О, если бы я могла летать…

Боже, не дай ему умереть… Не может он умереть, пока я не приехала!

Росси не вымолвил ни единого слова с той минуты, как мы сели в машину. По-моему, это знак понимания с его стороны. Я не могу ни с кем сейчас разговаривать… Я не вынесу, если кто-нибудь произнесет слова сожаления.

Вот и Слоун-сквер… Слава Богу, теперь недалеко.

Скорей, скорей… я должна добраться!

Пожалуйста, Боже, не дай ему умереть… не дай ему умереть! Он должен жить… он так молод… зачем ему умирать?

До чего же несправедливо… Он никому в мире не причинил зла, так отчего же его жизнь должна так скоро кончиться?!

Скорей, скорей… Почти доехали… Вот наконец эта улица…

О Боже, дай мне увидеть его живым!..

* * *

Прошло уже больше недели после смерти Айвора, но я по-прежнему пребываю в состоянии полной апатии.

Не могу сказать, что я с ним так уж часто виделась, но тем не менее я чувствую, что после его смерти в моей жизни образовалась какая-то лакуна.

Он был таким живым, отзывчивым, впечатлительным… Кажется невероятным, что я никогда больше его не увижу.

Очень глупо, но всякий раз, когда я выхожу на улицу, среди встречных прохожих мужчин я ищу глазами Айвора. Мне кажется, что я вот-вот увижу его… Вполне понимаю людей, которые носят траур по тем, кого любили. Я чувствую, что не могу надеть светлое, яркое платье.

Хотя я знаю, что Айвору не понравилось бы, если бы я стала носить по нему траур. Он считал это предрассудком и лицемерием, ничего общего не имеющими с подлинными чувствами.

Поппи здесь, вместе со мной.

Дядюшка Лайонел был очень мил. Он приехал на следующее после той ужасной ночи утро. Я еще не могла без содрогания думать об умирающем Айворе, до того жутко было на это смотреть.

Не думаю, что он меня узнал, но я рада, что успела.

Никогда не забуду, как доктор, уже после кончины Айвора, отдернул занавески и в окно засветило раннее утреннее солнце. Его лучи показались мне почти богохульством перед лицом смерти.

Бедная Поппи! Теперь я знаю, что была права — она любила Айвора.

Дядюшка Лайонел проявил себя истинным христианином и устроил похороны. Родители Айвора — я их мельком видела — искренне горевали, и я подумала, что Айвор был к ним довольно жесток.

Однако больше всего приходилось заботиться о Поппи, и дядюшка Лайонел со свойственной ему чуткостью предложил ей пожить у нас какое-то время.

Я столько плакала в эту последнюю неделю, что глаза мои, кажется, так на всю жизнь и останутся распухшими от слез.

Пойду прилягу хоть ненадолго.

…Да, наверное, завтра надену белое кружевное.

* * *

Потрясающая вещь — я получила телеграмму от Томми! Он приезжает завтра, и я сгораю от нетерпения поскорее увидеть его!

Давно, еще во время моего пребывания в Челси, я написала Томми о своем бегстве из дома, а вернувшись на Гровенор-сквер, отправила коротенькое послание о том, что снова в родном гнезде.

На первое мое письмо он так и не ответил, и я решила, что оно просто не дошло до него. Так оно и оказалось — Томми был в отъезде.

И вот я держу в руках телеграмму:


«Нашел в студии оба твои письма. Только что вернулся из Марокко. Завтра приезжаю в Лондон. Остановлюсь в «Кларидже». Целую. Томми».


Как я рада предстоящей встрече! Томми так мил и привлекателен. Надеюсь, он заметит, что и я похорошела!

Он хотел уехать на год, однако, как видно, трех месяцев оказалось вполне достаточно.

Я просто жажду снова его увидеть! Интересно, приехала с ним Тельма?

Не могу отказаться от тайной надежды, что Томми в меня влюбится. А может, и я в него влюблюсь? Признаться, я не переставала думать о нем все это время.

Было бы просто чудесно, если бы мы полюбили друг друга! Мы даже могли бы пожениться! Как романтично выйти замуж за человека, который любит тебя со школьных лет.

Если уж я тогда ему нравилась, в бытность гадким утенком, то что он скажет теперь, когда я расцвела и похорошела — это отмечают все, да и я сама вижу. Прежде я была страшно глупой, ни о чем не могла толком поговорить, а теперь меня считают интересной собеседницей. Уверена, Томми оценит это.

Надеюсь, он не полюбил никого другого с тех пор, как я в последний раз его видела.

Конечно, покидая Париж, я не задумывалась над тем, любит он меня или нет. Теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что да. Во всяком случае, ему явно хотелось меня поцеловать, и он обещал через год приехать. Между прочим, он так и не сказал мне, к какому типу относится моя внешность!

На этот раз я потребую немедленных объяснений, да и он сам едва ли захочет ждать целый год.

Да, это будет настоящая оплеуха для Алека, Росси и всех остальных, если я выйду замуж за Томми. Я им всем объявлю, что все время любила только его и что ни один из них не заставил меня забыть о Томми.

По-прежнему меня беспокоит Гарри. Он вмешивается в мои дела всякий раз, когда я начинаю обращать на кого-нибудь чуть больше внимания. Впрочем, я думаю, им движет вполне определенное желание — отплатить мне за то, что я стала невольной свидетельницей его любовной связи с тетушкой Дороти.

Новый молодой человек тетушки Дороти действительно очень мил. Предложил мне брать на верховые прогулки двух его пони для поло, когда пожелаю, и старается, чтобы тетушка Дороти всегда была в превосходнейшем настроении, так что в последнее время атмосфера в доме райская.

Благодаря дядюшке Лайонелу Поппи наконец получила работу секретаря у одного из членов Парламента, дядюшкиного знакомого. Поппи сияет от счастья. Она сняла крошечную квартирку в Вестминстере. Дядюшка Лайонел выразил желание полностью обставить ее. Поппи сначала отказывалась, но он настоял.

Девушка очень счастлива. Мы частенько с ней видимся: после работы она забегает ко мне поболтать, пока я одеваюсь к обеду.

Я хочу все рассказать Томми про Айвора и Поппи. Он, разумеется, страшно заинтересуется, тем более что я писала ему о них из Челси. Как жаль, что Айвора нет в живых. Я уверена, что Томми пришелся бы ему по душе, как никто из моих прочих приятелей.

Томми во многом напоминает мне Айвора — он так же ценит в людях откровенность и не признает никакого притворства. Только Айвор, пожалуй, был более суров и сдержан. Томми же натура артистическая.

Может, мне встретить его в «Кларидже» или подождать, пока он придет сюда? Думаю, встречу в «Кларидже».

Я хочу, чтобы первый раз он увидел меня не в моем новом окружении. Конечно, он удивится, до чего я изменилась.

Надену синее крепдешиновое платье — в нем я выгляжу очень изысканно. Хочу предстать перед ним взрослой, шикарной женщиной, а не школьницей.

Я ужасно взволнована и думаю, до чего будет мило выйти замуж за Томми и жить то в Париже, то в Лондоне. И мы сможем ездить в Нью-Йорк навещать его отца.

Сезон мы всегда будем проводить в Лондоне, а зимой совершать путешествие на юг — в Марокко или любое другое место, которое предпочтет Томми.

Никто не скажет, будто Томми женился на мне ради денег, потому что когда-нибудь он, как я полагаю, унаследует отцовский бизнес в Америке.

Господи, поскорее бы наступал завтрашний день!