Розетта, которая задержалась на пороге кухни, спросила со всей серьезностью:

– Хочешь узнать мое мнение, Луиджи?

– Еще бы!

– Так вот, я думаю, что ты просто капризничаешь! – Глаза девушки вдруг затуманились, наполнились слезами. – Думаю, ты так и не узнал, что такое быть по-настоящему несчастным. А вот тот, кто прочувствовал это на своей шкуре… Когда его вдруг возьмут за руку, приведут в теплый дом, вымоют ему голову, оденут в чистое платье и накормят горячим обедом, – он не станет жалеть о прежней жизни, в которой были вши, холод, голод и все остальное…

Луиджи стало стыдно. Со слов Анжелины он знал о том, что пришлось пережить юной Розетте. И вот теперь это дитя, лишенное детства и ставшее жертвой насилия со стороны отца-алкоголика, преподало ему урок.

– Спасибо за искренность, Розетта, – сказал он тихо.

И нежно поцеловал девушку в щеку.

* * *

Анжелина придержала Бланку, когда упряжка свернула к мосту через речку Сала, откуда начиналась дорога на Ториньян. Спуск здесь был крутой, и Бьянка дважды поскальзывалась на мокрых от дождя камнях мостовой. Сидевшая рядом с Анжелиной дама оба раза начинала истово креститься.

– Я не представилась должным образом, – сказала она, как только коляска выехала на ровный участок дороги. – Как неучтиво с моей стороны! Меня зовут Морисетта Деплант. Мы держим лавку в Сали-дю-Сала.

– Осмелюсь спросить, что же в таком случае привело вас в Ториньян?

– Мы как раз ехали в Кастийон навестить мою матушку, когда у невестки вдруг заболел живот. Местный житель посоветовал нам остановиться в Ториньяне и указал таверну, где хорошо кормят за умеренную цену.

– На вашем месте я бы остановилась в отеле в Сен-Лизье.

– В нашем случае чем более уединенное это заведение и чем меньше поблизости народу, тем лучше. Люди такие любопытные!

Эти речи удивили повитуху. Еще в первые минуты знакомства поведение мадам Морисетты Деплант, ее голос и суровое выражение лица произвели на Анжелину удручающее впечатление.

– Разумеется, это не мое дело, но, если вы в наших местах проездом, вам не стоит опасаться сплетен, – проговорила она примирительно.

– Да неужели? Что-что, а сплетни у нас разносятся быстрее ветра! К тому же у меня были причины везти невестку рожать в Кастийон, к моей бедной восьмидесятидвухлетней матушке!

– Полагаю, вам придется назвать мне эти причины, мадам, и чем скорее, тем лучше. Ваша тайна не получит огласки: повитухи оставляют при себе все, что видят и о чем узнают о семьях, которые прибегают к их услугам.

Дорога шла вдоль реки, после таяния снегов особенно бурной и полноводной. Лошадка бежала ровной рысью, хотя временами и порывалась перейти на галоп. Вскоре по правую сторону показалась церковь с круглой башней колокольни, окруженная тисами и кипарисами. Внезапно большая птица с белой головой сорвалась с ветки и, распластав крылья, пролетела в непосредственной близости от коляски. Это была сова-сипуха.

– Только бы это не было к несчастью! – вскричала Морисетта. – Пожалуй, вы правы, мне следует кое-что вам рассказать заранее. Наша невестка – не местная. Мой сын Юбер привез ее издалека. Она – аннамитка[12]. Но не беспокойтесь, она такая же добрая католичка, как и мы с вами.

– Ваша невестка – аннамитка? – повторила ошеломленная Анжелина. – Простите, но я понятия не имею, что это значит.

– Юбер служил солдатом во французском Индокитае[13]. Господи, сколько я слез пролила, когда он, мой единственный сын, уехал на край света! Мы пятнадцать лет не виделись, и вот он наконец вернулся и привез с собой жену, которую я не могу показать людям! Какой стыд!

– Я вас не понимаю, – резко ответствовала Анжелина. – Чего именно вы стыдитесь?

– В Сали у меня большой магазин. Наш городок знаменит своими термальными источниками, и в курортный сезон наши прибыли взлетают до небес. Нас с мужем все уважают, у нас отличная репутация. Поговаривают даже о том, что Жюстен, мой супруг, будет нашим следующим мэром. Но что скажут люди, если узнают, что у нас невестка с желтым лицом, узкоглазая и ростом всего полтора метра?

Речи мадам Деплант нравились Анжелине все меньше. Впереди уже показались первые дома Ториньяна, поэтому она пустила лошадь шагом.

– Мадам Деплант, вы говорите, что боитесь осуждения со стороны горожан, но ведь не могут же они не знать вашу невестку! И если она, как вы сказали, добрая католичка, то наверняка она ходит к мессе, не боясь общественного осуждения.

Морисетта нахмурилась и ответила не сразу. По тому, как сжались ее губы, можно было представить, сколь горькие сетования, а то и проклятия рвутся наружу.

– Мой сын с супругой живут с нами, в комнатах второго этажа. Дом у нас очень большой, один из самых больших в Сали-дю-Сала, так что квартиру им снимать не пришлось. Да и нет у нас привычки бросать деньги на ветер… Во Франции они уже два года, и за все это время невестка ни разу не выходила на улицу. Да она и не хочет. В магазине у нас приказчик, в доме – две служанки, и невестка помогает по хозяйству, и шить она тоже умеет…

– Мадам, я не понимаю… – только и смогла выговорить изумленная Анжелина.

Она всем сердцем жалела эту таинственную аннамитку, по всей видимости, презираемую свекровью, живущую взаперти в чужой стране.

– Вот мы и приехали! – воскликнула мадам Деплант. – Я вам хорошо заплачу, повитуха Лубе, но только вы должны пообещать, что никому ничего не расскажете. Когда моя невестка разрешится от бремени, вы просто забудете о нас, и дело с концом.

– Боюсь, у меня не получится, – пробормотала Анжелина едва слышно.

– Простите, что вы сказали?

– Я не смогу забыть эту ночную поездку и то, что вы рассказали. Хотя можете быть спокойны, мадам: даже если я не смогу это забыть, я никому ничего не скажу.

– Даже своим домочадцам?

– Вы имеете в виду моего супруга Жозефа де Беснака и мою ассистентку и подругу Розетту? Обещаю, они ничего не узнают.

Дворянская фамилия произвела на мадам Деплант впечатление, однако в ней тут же снова пробудилась подозрительность.

– Вы не похожи на обычную повитуху. Позвольте спросить, а опыт у вас есть? Моя невестка потеряла первенца через месяц после приезда. У нее случился выкидыш.

Но Анжелина ее уже не слышала. Она спрыгнула на землю и завела Бланку в просторное помещение конюшни. Там, в свете фонарей, она увидела двух серых лошадей в стойлах и великолепное черное ландо с откидным верхом из красной кожи.

– Это ваш экипаж? – спросила она, в то время как из боковой двери выскочил помощник конюха.

Мальчик буркнул что-то вместо приветствия и принял у нее поводья Бланки.

– Да. Я решила, что лучше позаимствовать мула у хозяина таверны, чем запрягать наших лошадей, когда мы только-только сняли с них упряжь. Идемте, повитуха Лубе! Мальчик позаботится о вашей лошади, это его работа.

С этими словами она схватила молодую женщину за локоть и потащила в дом.

– Боюсь, уже слишком поздно! – прошептала она Анжелине на ухо. – Но если и это дитя умрет, сын никогда мне этого не простит!

– Я сделаю все, что смогу, мадам, с Божьей помощью. Скажите, в комнате вашей невестки хорошее освещение? Вы попросили принести туда теплую воду и чистое белье?

– Когда я уезжала за вами, горничная обещала приготовить все необходимое.

Анжелина кивнула, хотя мадам коммерсантка больше не внушала ей доверия. Они поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в коридоре. В него выходило шесть дверей, располагающихся одна напротив другой, по три с каждой стороны.

– Подумать только, Юбер решил остаться с ней, а меня отправил за повитухой! – пробормотала себе под нос мадам Морисетта Деплант, которая шла впереди. – Мужчине не место у кровати роженицы, это всем известно! Когда я рожала, рядом была только моя горничная!

Анжелина предпочла промолчать: речи дамы вызывали у нее сильное раздражение. Через несколько секунд она уже входила в комнату роженицы. Кровать стояла напротив двери, так что она сразу же увидела свою пациентку. Малый рост и худоба будущей матери удивили Анжелину, однако она не подала виду и приветливо улыбнулась.

– Здравствуйте, мадам! Как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Проклятье! Как она может себя чувствовать? Ей очень плохо! – вскричал Юбер Деплант, сидевший у изголовья кровати.

И снова Анжелине было чему удивиться. Этот лысеющий господин в очках был на вид много старше своей супруги. Не молодила мсье Депланта и сильная полнота. В своем дорогом, отлично сидящем костюме он выглядел весьма респектабельно.

– Мне нужно осмотреть мадам. Оставьте нас одних! – решительно заявила повитуха. – Прошу, подождите в коридоре, это недолго.

Мужчина моментально вскочил на ноги и вышел, увлекая мать за собой. Морисетта попыталась протестовать:

– Я должна знать, что происходит, Юбер!

– Нет! Предоставьте повитухе выполнить ее работу, матушка! Она лучше нас знает, что делать.

Молодая аннамитка посмотрела на незнакомку, склонившуюся над ней с сочувствующей улыбкой на устах. Не обменявшись и словом, они почувствовали взаимное расположение.

– Как вас зовут, мадам? Я предпочитаю называть своих пациенток по имени. Это упрощает общение.

– Монахини из католической миссии окрестили меня Мари-Люсиль еще там, на моей родине. Я рано осиротела.

Мари-Люсиль изъяснялась на правильном французском, правда, с едва уловимым акцентом. И вдруг тело ее напряглось, выгнулось дугой, и она закусила нижнюю губку.

– Постарайтесь дышать глубоко, – посоветовала ей Анжелина. – Расслабьтесь! Как давно начались схватки? Вы ощущаете потребность тужиться? Я немного повременю с осмотром, постарайтесь расслабиться…

Боль отступила. Мари-Люсиль приподнялась, опираясь на локоть, и свободной рукой взяла с прикроватного столика стакан с водой.

– Я готова, мадам.

– Называйте меня Анжелина.

– Красивое имя! Такое же красивое, как и вы сама.

– Благодарю! А теперь поставьте стакан на место, лягте и согните ноги в коленях. Жаль, что в комнате так мало света.

Оставалось полагаться на чувствительность пальцев – при таком освещении Анжелина все равно ничего не видела. Результаты осмотра привели ее в смятение: головка ребенка уже вошла в шейку матки, но сам плод был слишком крупным для такого миниатюрного тела. Итак, молодую аннамитку ожидали очень болезненные роды, чреватые многочисленными осложнениями, в том числе и разрывом промежности.

– Перед смертью мой дедушка шепнул мне на ухо, что мама назвала меня Ан-Дао, что означает «цветок вишни», – сказала Мари-Люсиль. – Мне тогда было пять лет, но я не забыла.

Растроганная таким доверием, Анжелина сняла перчатки и погладила молодую женщину по лбу.

– Ваше дитя заняло правильное положение, – сообщила она спокойным тоном. – По дороге сюда мадам Деплант сказала, что вы потеряли первенца, что он родился раньше срока… Как это случилось?

Роженица закрыла глаза и отвернулась, а потом произнесла очень тихо:

– Это было ужасно! Я старалась не кричать, но было так больно! Ужасно больно! Ребенок родился совсем крошечным. Он прожил всего час. Юбер завернул его в простыню… Потом пришел священник, чтобы отпеть его. Пришел туда, в магазин… И они похоронили его на кладбище. Мне так хотелось пойти с ними, помолиться за его невинную душу!

– Разумеется, у вас будет такая возможность! По возвращении в Сали-дю-Сала вы отдохнете, поправитесь и станете выходить на улицу. Вам нужно чаще бывать на воздухе!

Мадам Дюплант, скорее всего, подслушивала у двери. Уже в следующее мгновение она вошла не постучав и встала у кровати. Лицо ее перекосилось от гнева.

– Мари-Люсиль, дела нашей семьи не касаются повитухи Лубе! Мы пригласили ее, чтобы она помогла вам при родах, но только лишь для этого!

Молодая аннамитка вся сжалась под одеялом. Дрожа всем телом и с испугом глядя на свекровь, она кивнула. Тут снова начались схватки, и она впилась зубами в кулачок правой руки, чтобы не закричать. Это было жалкое зрелище. Будь у нее меньше опыта, Анжелина не решилась бы вмешаться, но только не теперь!

– Мадам Деплант, выйдите из комнаты! – потребовала она. – Ваша невестка нуждается в покое и мягком обращении. Я не потерплю, чтобы мою пациентку запугивали! Но обычно этим грешат упрямые, эгоистичные супруги… Мари-Люсиль, вы желаете, чтобы я позвала вашего супруга?

– Мне все равно. Пусть делают, что хотят.

– Слышали? – торжествующе вскричала мадам коммерсантка.

– Я все слышу, мадам, и все же прошу вас выйти!

На пороге показался Юбер Деплант. Вид у него был растерянный, мужчина был очень бледен.

– Мне нужно быть рядом с ней? – спросил он. – Но я и так уже натерпелся, пока мы вас ждали! Я – солдат, а не повитуха!

Стараясь не показать отвращения и с трудом сдерживая ярость, Анжелина вывела мужчину в коридор, а потом заставила Морисетту последовать его примеру.