Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Дыхание утренней зари

– Да что она себе позволяет, эта повитуха! – бурчала себе под нос коммерсантка. – Юбер, идем в мою комнату, раз мы тут не нужны.

– Вам там будет спокойнее, – заверила их Анжелина. – Но вас, мсье, я попрошу об услуге: пришлите сюда служанку с теплой водой.

Когда молодая женщина закрыла за Деплантами дверь, ее трясло от гнева.

– Это возмутительно! – заявила она. – Мне редко случается так разозлиться. Я искреннее вам сочувствую, Мари-Люсиль… хотя нет, я буду называть вас Ан-Дао.

Анжелина стала массировать будущей матери живот. Мысленно она вернулась в прошлое – в промерзшую лачугу за железнодорожными путями, на берегу реки Сала. Худенькая девочка, похожая на голодного котенка, привела ее к своей старшей сестре Валентине, которая прилагала нечеловеческие усилия, чтобы не дать своему ребенку появиться на свет. Она очень хотела его убить. В доме не было даже кровати! Роженица лежала на полу, за грязной, запятнанной занавеской. Одна из первых ее пациенток… «Тогда у меня еще не было диплома! И я быстро поняла, что отец этих двух девушек и испуганных малышей, жавшихся к очагу, приходится отцом и этому нерожденному еще младенцу…» – вспоминала она. В тот вечер в ее жизни появилась Розетта. Храбрая крошка все-таки сумела спастись от родителя, запятнавшего себя кровосмешением, научилась читать и теперь мечтала стать учительницей.

– Мадам! Мадам Анжелина, у меня странное чувство… Наверное, пришло время тужиться… Он шевелится…

Мари-Люсиль села и прижалась спиной к столбику кровати. Задыхаясь, она сбросила с себя одеяло.

– Это хорошо! Держитесь за меня! – сказала Анжелина. – Держитесь за мои запястья или за плечи, как вам удобнее! Ну же, тужьтесь!

Ни разу не вскрикнув, только лишь вздыхая, хрупкая родильница тужилась что было сил. Глаза ее стали стеклянными от боли. Ребенок между тем стремительно продвигался по родовым путям.

– Ан-Дао, все идет отлично! А теперь передохните немного, прошу вас! Мне нужно сделать маленький надрез, я потом его аккуратно зашью.

Невзирая на волнение, повитуха Лубе действовала быстро и уверенно. Продезинфицировав промежность, она сделала при помощи скальпеля небольшой надрез.

– Ну же, тужьтесь! Очень хорошо! А теперь еще одно небольшое усилие!

И уже в следующую минуту Анжелина смогла завернуть в чистую пеленку великолепного младенца с черным пушком на головке. Новорожденный громко закричал и замахал ручками. Приход в мир ребенка всегда рождал в душе Анжелины ощущение чуда и огромного счастья. В такие моменты она говорила себе, что никогда не перестанет практиковать, потому что это – ее миссия на земле.

– У вас прекрасная здоровая девочка, так что можете радоваться, Ан-Дао!

– Девочка? О нет! Муж хотел мальчика, и мадам Морисетта тоже! Господи, как же они расстроятся!

И молодая аннамитка разразилась рыданиями. Судя по всему, она была больше напугана, чем расстроена. Заинтригованная Анжелина положила новорожденную на кровать. Ей нужно было еще многое сделать, поэтому она вздохнула с облегчением, когда в комнату вошла служанка – в ночной сорочке, с чепцом на светлых растрепанных волосах.

– Звали? – сонно спросила она. – Ночь ведь уже…

– Простите, мадемуазель, но я не знала, что вы уже легли.

– Я спала, но этот господин, сын той городской дамы, так барабанил в ставень, что я проснулась. Моя комната в пристройке, с другой стороны дома. И как только он нашел мое окно… Ой, какой славный малыш!

В глазах служанки Анжелина прочла любопытство, но и настороженность, что ее не удивило: сельские жители традиционно относятся к иностранцам с опаской. Поэтому она поспешила дать необходимые объяснения:

– Мадам Деплант родилась в другой стране, за морем, – в Индокитае. Но вы спокойно можете с ней говорить, она понимает наш язык.

– Вон оно что… Я ее только теперь увидела. Когда это семейство приехало, в комнаты их отвела сама хозяйка. А я тогда была на кухне. Чем я могу помочь?

Анжелина медлила с ответом. Она перевязала пуповину и обрезала ее, затем вынула из своего рабочего саквояжа инструменты, необходимые для сшивания промежности.

– Нужна теплая вода. Мыло у меня есть.

– Воды я принесу, на печи стоит целая кастрюля. Хозяйка с вечера приказала поставить ее греться, я и поставила.

После этого краткого диалога служанка удалилась. Мари-Люсиль громко всхлипывала на кровати.

– Вы должны радоваться, а не плакать, – тихо сказала ей Анжелина.

– Я знаю, что не должна плакать, простите меня! Господь послал мне здоровую дочку, и вы так добры ко мне, вы называете меня Ан-Дао… Меня никто и никогда не называл этим именем!

– Прошу, не надо плакать! Скоро вы ощутите напряжение внизу живота, и это будет означать, что отходит плацента. Мне нужно провести кое-какие манипуляции, чтобы нежная плоть ваших интимных органов поскорее зажила. Это быстро и не больно. Я обработаю ранки лосьоном, который снимает боль, и вы почти ничего не почувствуете. Потом мы приведем вас в порядок, и я пойду и обрадую вашего супруга известием о том, что у него родилась красивая дочка. Хотя, думаю, он и сам вот-вот постучит в дверь. Нужно быть глухим, чтобы не услышать громкий крик новорожденной!

Анжелина говорила все это, удивляясь про себя: прошло уже несколько минут, а из коридора не доносилось ни звука. Ни мсье Деплант, ни его мать не спешили прийти посмотреть на роженицу и дитя. Новорожденная же больше не кричала. Приоткрыв свои азиатские раскосые глазки, она только тоненько попискивала. Повитуха прислушалась, ожидая услышать шаги мадам коммерсантки и ее сына.

Роженица словно прочла ее мысли.

– Они наверняка слушают за стеной! Только они не придут: им нужен мальчик, а родилась девочка.

Эти странные речи и выражение испуга, которое снова появилось на лице молодой женщины, всерьез встревожили Анжелину. Судя по всему, в этой семье происходило что-то странное. Прошла еще четверть часа, и за это время матка роженицы благополучно извергла из себя плаценту.

– С вашего позволения, я и впредь буду называть вас Ан-Дао, – проговорила Анжелина вполголоса, не отрываясь от своего занятия, – она как раз работала иглой с ниткой.

– Спасибо! Мне приятно слышать имя, которое дала мне мать, оно утешает меня в моей печали.

– Ан-Дао, если эти люди, эти Депланты, дурно с вами обращаются, скажите мне об этом сейчас, пока они не пришли! Вы их боитесь, я это чувствую, и в ваших словах столько отчаяния…

Все, что нужно было сделать для роженицы, было сделано. Оставалось обмыть новорожденную и спеленать ее.

– Анжелина, пожалуйста, подойдите! – тихо позвала загадочная пациентка. – Вам я могу сказать правду. С того дня, как мы приплыли в Марсель, ни от кого я не видела столько доброты, как от вас…

Служанка, войдя в комнату с двумя ведрами (в одном была горячая вода, а в другом – холодная), отметила про себя, что вид у повитухи какой-то странный.

– Спасибо, мадемуазель! Вы можете вернуться к себе. Я останусь с мадам Деплант и, если понадобится, подремлю в этом вот кресле.

– Как знаете, мадам, но вам придется заплатить за ночь, иначе хозяйка с меня три шкуры сдерет.

– Мы это уладим. А сейчас я пойду и сообщу супругу мадам и ее свекрови, что мать и дитя чувствуют себя прекрасно. Они сейчас в соседней комнате, справа по коридору, верно?

– Да, мадам. Но свет там не горит, и мсье уже спит, если судить по храпу… Я бы на вашем месте дождалась утра.

Еще через полчаса Ан-Дао уснула, прижимая младенца к груди, а Анжелина опустилась в кресло и задумалась. Теперь ей было известно все, и не нашлось бы слов, чтобы выразить испытываемые ею возмущение и ярость. С ее точки зрения поведение этих людей было отвратительным, даже преступным, и она не собиралась закрывать на это глаза. Правда, способа отнять Ан-Дао у ее так называемой «семьи» она еще не придумала. В одном она была уверена: нельзя терять ни минуты!

В доме на улице Нобль, четырьмя часами позже

Было пять утра, когда звонкий лай Мсье Туту заставил Октавию выбраться из мягкой постели. Ворча, она поправила свой ночной чепец и потянулась, стряхивая остатки сна. Пудель между тем уже скребся в дверь спальни Жерсанды. Решив, что песик соскучился по хозяйке, Октавия открыла ему дверь.

– Угомонись, маленький безобразник, иначе разбудишь мадемуазель!

– Что там, Октавия? – спросонья пробормотала хозяйка дома.

– Все хорошо, мадемуазель, спите спокойно! Я выведу Туту во двор. Похоже, ему приспичило!

Зевая на ходу, домоправительница дошла уже до входной двери, когда из глубины дома вдруг послышалось приглушенное мяуканье.

– Неужели кошка в дом пробралась? – сердито воскликнула она.

Только она взялась за ручку двери, за которой располагалась внутренняя лестница из тесаного камня, как со стороны гостиной донесся все тот же странный звук.

– Пресвятая Дева! Неужели я совсем из ума выжила?

– Октавия, не говори глупостей! Иди лучше сюда! – позвал ее знакомый голос.

– Энджи? Ты как тут очутилась?

Радостно виляя хвостом, пудель ринулся в гостиную. Вскоре и Октавия вошла в залитую блеклым рассветным светом комнату. Увидев лежащую на диване молодую женщину, такую миниатюрную, что ее можно было принять за ребенка, она заморгала от изумления. Рядом с диваном стояла Анжелина, и на руках у нее был младенец.

– Энджи, ущипни меня, чтобы я проснулась! – пробормотала пожилая дама. – Почему ты оказалась в доме в такую рань и как ты вошла?

– Ты разве забыла, что ключи всегда у меня в саквояже? Октавия, дорогая, сейчас мне нужно уйти. Когда вернусь, все объясню. Прошу, присмотри за малышкой и за ее мамой. И приготовь для гостьи что-нибудь вкусное. Только пока ни о чем ее не спрашивай, я сама отвечу на все вопросы, когда вернусь. Могу я на тебя рассчитывать?

– Можешь, но мадемуазель удивится, когда…

– Конечно она удивится! Скажи ей, что у меня не было выбора. И, во имя христианского милосердия и Христа-Спасителя, сделай, как я прошу! Ан-Дао, это Октавия. Не бойтесь, здесь вы в полной безопасности!

Едва увидев лицо незнакомки, Октавия в испуге отшатнулась.

– Но… как…

И она в недоумении повернулась к Анжелине.

Но дверь за повитухой уже закрылась.

В таверне местечка Ториньян, через час

Анжелина привязала уздечку к низкой ветке яблони на лугу у реки, решив, что незачем вести лошадь в конюшню. Погладив Бланку по шее, она сказала:

– Отдохни пока, моя красавица! Этой ночью тебе пришлось потрудиться. Дома я угощу тебя овсом, но придется немного подождать. Я скоро!

Все четыре километра пути повитуха проговаривала про себя слова, с которыми намеревалась обратиться к Юберу и Морисетте Деплант. Теперь, когда решающий момент настал, она мысленно обратилась к своей матери, Адриене: «Мамочка, ты смотришь на меня из рая, я знаю! Пожалуйста, дай мне сил и смелости спасти Ан-Дао и прогнать этих людей прочь! Мамочка, я до сих пор не могу поверить, что такое вообще бывает…»

Перекрестившись, Анжелина с тревогой посмотрела на печную трубу на крыше таверны, из которой валил серый дым. День только занимался, но в общем зале уже хлопотали прибиральщицы. После недолгого колебания Анжелина вошла в заведение. Вид у нее был совершенно безмятежный. Хозяйка таверны, смотревшая на догорающий в очаге огонь, выпрямилась, повернулась и посмотрела на нее с удивлением.

– Вы – повитуха Лубе, верно? Прислуга меня предупредила. Надо же, у вас и вправду глаза фиалкового цвета! Не часто такие увидишь… Вы с улицы? Я не слышала, как вы вышли.

– Мне пришлось съездить в город, когда все еще спали.

– Подать вам теплого молока, а может, кофе? А как себя чувствует роженица? Странно, что младенец совсем не плачет. Я с полчаса назад проходила по коридору на втором этаже – и ничего, ни шороха…

Анжелина вежливо улыбнулась собеседнице, приблизилась к очагу, сняла перчатки и платок, которым были покрыты ее волосы.

– Нет ничего странного в том, что на этаже тихо, мадам. Мне пришлось отвезти пациентку в мой диспансер, по медицинским показаниям. Я вернулась, чтобы успокоить ее родных. Ближе к полудню роженицу осмотрит наш доктор.

Хозяйка таверны, черноволосая сорокалетняя матрона с округлыми формами, уперла руки в бока.

– Я так и знала! Эта девчонка ростом, как мой десятилетний сын, и худая – куда ей детей рожать, спрашивается? Я в жизни таких худосочных не видела!

– Я охотно выпью чашечку кофе с молоком, мадам, – доброжелательным тоном обратилась к ней Анжелина. – Ваше удивление вполне понятно. Все объясняется просто: моя пациентка родом из Азии, если быть точной, из Вьетнама.

– Если бы я знала, где этот Вьетнам находится!

После этого признания в собственном невежестве мадам направилась в прилегающую к общему залу кухню. Если не считать потрескивания дров в очаге и стука посуды, в большом доме было на удивление тихо.