– Если Господь захочет, твоя мечта исполнится, – прошептала она.

– Господь? Нет, Энджи! Я больше полагаюсь на помощь тех, кто нас любит.

Охранник, на этот раз молодой, крикнул Луиджи, что его время истекло. Супруги обменялись пламенными долгими взглядами.

– Я принес два письма: от Гильема – для тебя и от Виктора – для Розетты. Начальник тюрьмы заверил меня, что вечером вам их отдадут, – поспешил сообщить бывший странник.

Анжелина кивнула, вид у нее был отстраненный. Слишком больно было видеть, как Луиджи скрывается за дверью с железной оковкой, похожей на страшные когти. Не проронив ни слова, она повернулась и стала ждать, когда охранник подойдет, чтобы сопроводить ее обратно в камеру.

* * *

Уже отзвучали семь протяжных, гулких ударов церковного колокола, когда арестанткам принесли котелок с супом и обещанные Луиджи письма. Анжелина не спешила вскрывать свое, а вот Розетта дрожащими пальцами схватила листок голубоватой бумаги. Она сразу узнала почерк Виктора. В этот вечер слова, продиктованные искренним чувством, принесли ей ни с чем не сравнимое блаженство. На всю жизнь сохранит она в памяти мгновение, когда развернула письмо и стала читать начертанные фиолетовыми чернилами строки:

Моя Розетта, моя ненаглядная крошка,

пишу Вам с тяжелым сердцем. Но сердце это исполнено любви и надежды, хотя я едва было не отказался от Вас и от нашего совместного будущего. Не стану ничего от Вас скрывать. Узнав, что Анжелина де Беснак и Вы арестованы, мои родители строжайше запретили мне даже думать о Вас, тем более считать себя Вашим женихом. Сперва я смирился с их решением, и, признаюсь, никогда мне не доводилось так страдать, как в те несколько дней, когда я пытался изгнать Вас из своих мыслей, думать о Вас дурно. Но потом способность мыслить здраво ко мне вернулась, – полагаю, благодаря долгому разговору, который я имел с мсье де Беснаком, этим прекрасным человеком, которого вы называете Луиджи, и дядей Анжелины Жаном Бонзоном, который, несмотря на некоторую экстравагантность, наделен исключительной душевной силой. Они помогли мне разобраться в моих чувствах, понять, что я лишаю себя единственного шанса на счастье, которое заключено в Вас – такой смелой, такой красивой, так несправедливо обиженной жестокой судьбой!

Прошлым летом Вы по своей воле поведали мне о Вашем ужасном прошлом. Я смирился и полюбил Вас за это еще крепче. И если Вы и умолчали о том, что преступление, совершенное вашим отцом, – мне больно называть его этим святым именем, но что поделаешь? – имело свои последствия, то сделали это, чтобы уберечь от несчастья свою лучшую на всем свете подругу Анжелину, которая, со своей стороны, сделала все, чтобы помешать Вам совершить непоправимое. Я буду свидетельствовать на суде, если понадобится, и, умоляю, не бойтесь предать гласности шокирующую несправедливость, жертвой которой Вы стали. Полагаю, чтобы признаться во всем мне, своему жениху, Вам потребовалось в свое время не меньше мужества.

Сейчас, когда мои родители знают всю правду, они смягчились и искренне Вам сочувствуют. Если они и не рекомендуют мне связывать с Вами жизнь, то скорее из опасения, что ожидание Вашего освобождения сделает меня несчастным. Но я буду ждать и в душе буду называть Вас своей обожаемой, милой супругой.

Молите Бога о нашем скорейшем воссоединении, милая моя Розетта.

Обнимаю Вас со всем уважением,

Ваш Виктор

Слезы заструились по бледным щекам девушки, но на этот раз это были слезы радости. Анжелина, которая опасалась худшего, ласково погладила ее по волосам.

– Это прощальное письмо?

– О нет, Энджи! Нет! Прочти скорее, что он написал! Я плачу от счастья. Я такое облегчение испытала! Теперь я не боюсь, что увижу его в зале суда. Виктор обязательно придет!

Анжелина пробежала глазами по строчкам, потом перечитала письмо еще раз и наконец заключила подругу в объятия. Решительный настрой юноши оказался заразительным.

– Я так рада за тебя, сестренка! Этот мальчик доказал, что сильно тебя любит. Так что будем надеяться на чудо, Розетта, да, на чудо, которое положит конец этому кошмару!

– А ты? Ты не собираешься читать свое письмо?

– Зачем спешить? Что может написать мне Гильем? Я боюсь одного – что он воспользуется моим отсутствием, чтобы видеться с Анри.

– Мадемуазель Жерсанда этого не допустит! Я уверена. Читай же!

– Хорошо. Пожалуй, ты права. Глупо откладывать…

Анжелина,

я решил написать, как только узнал о твоем аресте. Сначала я был поражен, но потом вспомнил, что при нашей последней встрече ты намекнула, не вдаваясь в детали, что совершила серьезный проступок. Теперь я понимаю, о чем шла речь. Я не осуждаю тебя, твой поступок был продиктован состраданием и милосердием.

Мне больно представлять тебя, воплощение солнечного света и радости, в сыром подземелье. Надеюсь, мне удастся добиться от судьи вашего освобождения, пусть даже ценой угроз. Однако он производит впечатление человека достаточно глупого, чтобы быть принципиальным и, соответственно, неподкупным.

Знай, я думаю о тебе каждый час дня и ночи. Я тебя по-прежнему люблю, но это чувство – скорее нежность и благодарность, и я ассоциирую его с нашим ребенком, нашим дорогим малышом Анри.

Твой преданный друг

Гильем

– Ну, что в письме? – полюбопытствовала Розетта.

– Гильем обещает свою поддержку, – небрежно ответила Анжелина. – Давай ужинать, Розетта, иначе наша похлебка совсем остынет.

Однако в глубине души она была растрогана искренними признаниями прежнего возлюбленного. Было приятно сознавать, что она все еще дорога ему.


На кладбище в Сен-Лизье, воскресенье, 4 июня 1882 года

Луиджи остановил лошадь напротив кладбищенских ворот. Стройные темно-зеленые силуэты кипарисов четко вырисовывались на фоне грозового неба, похожего на бурный океан с завитками-волнами всех оттенков серого. Бросив тревожный взгляд на тучи, бывший странник выбрался из коляски и подал Анри руку:

– Спускайся скорее, малыш! Надо поспешить, иначе попадем под дождь!

На мальчике был синий бархатный костюмчик с белым воротничком и берет в тон. Октавия аккуратно его причесала, и теперь Анри был похож на картинку из модного журнала. Славная уроженка Севенн с удовольствием наряжала его каждое воскресенье, когда они отправлялись на мессу. Сегодня, едва служба закончилась, Луиджи предложил Анри отправиться на прогулку.

– И не забыть цветы!

С этими словами он взял с сиденья букет из роз и лилий.

Над холмом витал приятный аромат луговых цветов. Вдалеке, над огромной равниной, протянувшейся до самой Тулузы, сверкали серебристые зигзаги молний. Судя по выражению лица мальчика, зрелище показалось ему любопытным, а вовсе не страшным.

– Куда мы идем?

– Украсим цветами могилу твоей бабушки Адриены.

И они пошли по главной аллее кладбища, по обе стороны которой тянулись памятники.

– Помнишь, Розетта подобрала во дворе птичку, которую поранила кошка? – спросил Луиджи. – Вылечить ее не получилось, и птичка умерла. Вы похоронили ее под розовым кустом. А в этом месте хоронят людей, когда они умирают, понимаешь?

– Ну да! Мы уже приходили сюда с крестной. Мы положили ромашки на могилу ее мамы. А бабушка Адриена – это кто?

Луиджи знал, что для своих трех с половиной лет Анри – мальчик очень сообразительный, и вопрос совершенно его не удивил. Это было его собственное решение – привести ребенка на могилу Адриены. Он ни с кем не поделился своими планами.

– Вот мы и пришли, Анри. Положи букет на могилу, – сказал он мальчику ласково, едва они поравнялись с простым деревянным крестом, выкрашенным белой краской.

– Луиджи, это могила мамы моей крестной!

– Да, я знаю. Я выбрал это место, чтобы сказать тебе что-то очень важное: дама, которая покоится в этой могиле, она – твоя бабушка, потому что Анжелина – твоя мама. У взрослых бывают свои секреты, но я считаю, что всегда лучше говорить и знать правду. Для такого маленького человечка, как ты, все это, конечно же, сложно, но, думаю, ты разберешься. Когда ты родился, Анжелина не могла оставаться с тобой рядом, поэтому отдала тебя на попечение кормилице. Ей нужно было учиться. И тогда Жерсанда, которую ты называешь своей мамой, тебя усыновила. Это был очень хороший поступок с ее стороны, потому что ты нуждался в заботе и защите. Теперь мы с Анжелиной поженились, и скоро у нее родится малыш – твой братик или сестричка. Этот малыш будет называть ее мамой, и я хочу, чтобы ты мог называть ее так же!

Анри наморщил носик и озадаченно уставился на Луиджи.

– А отец у меня тоже есть? – спросил он с таким видом, словно услышанное ничуть его не обескуражило.

– Да, у тебя есть отец, и он очень сильно тебя любит. Мы увидимся с ним у входа на кладбище. Клади букет на могилу, и мы пойдем ему навстречу.

Мальчик послушно сделал, что ему было сказано, потом послал бабушке воздушный поцелуй: поцеловал кончики пальцев и тихонько дунул на них. Выглядело это очень трогательно.

– Крестная сказала, что ее мама была очень добрая. Она тоже помогала дамам обзаводиться детками. Получается, она и есть моя бабушка?

В это мгновение Луиджи впервые усомнился в правильности своего решения. Анри наверняка запутается в родственных связях, и мир в его наивной детской душе будет нарушен.

– Поговорим об этом вечером, я все тебе подробно объясню. А пока идем к воротам. Только что подъехал экипаж, это наверняка твой отец. Вы уже однажды встречались. Не знаю, помнишь ли ты, это было во дворе нашего дома на улице Мобек. Он все время сидел в своем экипаже, а лошадь была привязана к сливе.

– Помню! Мсье, который не мог выйти из коляски!

– Ты – умница! А теперь, пожалуйста, послушай меня внимательно. Когда я был таким маленьким, как ты, у меня не было ни мамы, ни папы, и я чувствовал себя очень несчастным. Сегодня я рассказываю тебе все это, чтобы ты знал правду. И ты будешь расти с этой правдой в сердце, что бы ни случилось.

– А ты? Кто тогда ты? – спросил вдруг ребенок, и губки его тревожно сжались.

– Я – тот, кто будет заботиться о тебе и любить тебя на протяжении многих лет. Я обещаю тебе это, и, пока я рядом, никто не причинит тебе вреда. Я научу тебя играть на фортепиано, если захочешь, и ездить верхом. Мы не слишком много времени проводили вместе, но теперь все изменится.

– Если я буду говорить «мама» крестной, то тебе… Можно я буду тебе говорить «папа»? Анжелина говорит «папа» дедушке Огюстену. Папа – это здорово!

– Мне это будет очень приятно, pitchoun! И, если подумать, можно ведь иметь и отца, и папу, верно?

Анри бросился Луиджи на шею и прижался к нему. Этот порыв тронул сердце бывшего странника, и он крепко обнял мальчика. Прежде ему не случалось это делать, и он удивился, испытав прилив любви и трепетной нежности. Он вдруг ощутил в себе готовность пойти на любые жертвы.

Снова громыхнул гром, и в воздухе запахло дождем.

– Бежим, скорее! – воскликнул Луиджи. – Может, лучше мне взять тебя на руки?

– Нет! Я сам!

Смеясь, они побежали под первыми каплями дождя, крупными и теплыми, – рука в руке на долгие годы.

Гильем видел, как они выбежали из ворот. Он сидел в кабриолете, на котором приехал сам. Это было очень рискованное предприятие, однако он настоял на своем, невзирая на протесты встревоженной Клеманс и сетования отца.

«С сегодняшнего дня, если найдется поблизости добрая душа и крепкие руки, которые помогут мне взобраться на сиденье, я буду ездить куда пожелаю!» – сказал он себе.

Вновь обретенное ощущение свободы, возможность держать в руках вожжи и править лошадью только усиливали волнение, которое он испытывал в предвкушении новой встречи с сыном. Этим счастьем он был обязан Жозефу де Беснаку, который прислал ему короткое письмо:

В воскресенье будьте у входа на кладбище. Вы сможете повидаться с Анри перед его отъездом.

Мальчик приблизился к кабриолету – румяный от бега, со сбившимся на сторону беретом.

– Здравствуйте, мсье! Утром мы ходили на мессу, а потом я положил цветы на могилу моей бабушки!

– Здравствуй, малыш! – пробормотал Гильем, который был очень взволнован.

– Здравствуйте, Гильем! – поздоровался, подойдя, Луиджи. – Вы приехали без сопровождения?

– Да. Я решил, что поеду сам. И, признаться, в кабриолете я передвигаюсь намного быстрее, чем в кресле на колесах. Можно Анри поднимется и посидит со мной рядом? Он только что говорил о могиле бабушки. О ком идет речь?

Бывший странник поднял мальчика и усадил на сиденье так, чтобы откидной кожаный верх кабриолета защищал его от дождя.

– У нас с Анри только что состоялся серьезный разговор. Дети… Они намного понятливее и разумнее, чем думают многие взрослые. Теперь он знает, что вы – его отец, Анжелина – его настоящая мать, а Адриена – его бабушка. Что ж, оставлю вас ненадолго наедине.