— Если мадемуазель позволит, я согласна, — откликнулась Октавия, радуясь в глубине души возможности изменить свой довольно монотонный образ жизни. — Правда, мы об этом никогда не думали, но Розетта взяла на себя все хлопоты по хозяйству, несмотря на столь юный возраст! Без нее Анжелине тяжело придется!

Поджав губы, Жерсанда де Беснак взвешивала все «за» и «против». Видеть своего сына с утра до вечера казалось ей заманчивой перспективой. «Мы будем ездить в Сен-Жирон за покупками, он будет играть мне на пианино, мы будем обсуждать прочитанные книги, — говорила себе Жерсанда. — Но расстаться с Октавией на месяц или два!»

— Сделаем так, — наконец заговорила Жерсанда. — Я найму служанку до Рождества.

— Мне это вовсе не нравится, мадемуазель, — возразила Октавия. — Посторонняя женщина среди моих кастрюль? И сумеет ли она гладить шелковые блузки?

— Я подумала о племяннице прачки. Не о той, что приносит нам белье, а о ее старшей племяннице, Мари.

По мнению Жерсанды, у этой женщины были серьезные преимущества: ей скоро должно было исполниться сорок лет и она была лишена женской привлекательности. Не могло быть и речи о том, чтобы на улице Нобль появилась молодая красавица. «Никогда не знаешь, чем это может обернуться, — думала Жерсанда. — До тех пор, пока мой сын не женится на Анжелине, я не успокоюсь. Надо же такому случиться! Они поссорились именно сегодня!»

Во время обеда три женщины продолжали обсуждать новую проблему.

Из диспансера Луиджи слышал их голоса и смех малыша Анри. Вот уже полчаса, как он, преисполненный сочувствия, сидел у изголовья кровати, на которой лежала Розетта. Время от времени он касался рукой ее лба, опасаясь, как бы не поднялась температура. В один из таких моментов Розетта открыла глаза и посмотрела на него.

— Надо же, мсье Луиджи! Вы мой санитар?

— Да! Как ты себя чувствуешь?

— У меня голова такая тяжелая, да и нога болит. Мне так странно произносить эти слова из-за песенки, которую вы знаете: …натирает седло… у меня болит нога, натирает седло спину моей лошади.

— Разумеется, я помню эту песенку. Хочешь пить? Скажи, что тебе нужно или чего ты хочешь. Я принесу.

Светло-карие глаза девушки заблестели, и она приподняла руку.

— Это вы подарили мне кольцо?

— Да.

— Я не хочу его. Снимите его, мсье Луиджи! Заберите, я не заслуживаю такого украшения.

— Ты заслуживаешь гораздо большего, Розетта, — ласково произнес Луиджи. — Мне хотелось бы жениться на тебе, малышка, сделать тебя счастливой.

Если бы Розетта могла встать и соскочить с кровати, она без колебаний это сделала бы, настолько была возмущена. Но из-за невозможности выразить свой гнев таким образом она насмешливо ответила:

— Я больше не хочу слушать подобный вздор! Вы один из этих пустомель! Если я когда-нибудь и выйду замуж, то только за того, кто предназначен мне судьбой, черт возьми! Вы говорите это из-за жалости ко мне, а я не хочу, чтобы меня жалели! Может, вы еще не встречали более жалкой девицы, чем я? Да мне хочется локти кусать, как подумаю, что рассказала вам свою историю!

— Розетта, ты ошибаешься!

— Помолчите, мсье Луиджи! Вы любите меня не так, как любят женщину, а я тем более не люблю вас так, как надо. Да, я люблю вас, но как старшего брата, а за братьев замуж не выходят. Хватит того, что моему отцу было плевать на это!

Готовая расплакаться, Розетта нервно икнула.

Луиджи не осмелился ничего ответить, поскольку слова Розетты были справедливыми и постепенно привели его чувства в порядок.

— По сути, вы хотите только одного: утешить меня. И не нашли ничего лучшего, как предложить мне выйти за вас замуж. А как же мадемуазель Энджи в таком случае? Она и так удивилась, увидев это кольцо. Все это доставляет мне огромное беспокойство. Не надо причинять ей горе! Она же такая милая, такая великодушная!

— Очень сомневаюсь, — откликнулся Луиджи. — Анжелина не помогла тебе и этим толкнула на самоубийство. Она только утверждает, что понимает, насколько глубоко твое отчаяние, и весь ужас твоего положения.

Измученная Розетта закрыла глаза. И все же она считала, что должна защитить ту, кто стал для нее символом спасения, самую лучшую женщину из всех, кого она когда-либо встречала.

— Вы попали пальцем в небо, я так считаю, несмотря на все мое уважение к вам, мсье Луиджи. Думаю, вы просто не знаете, кто она, моя Энджи. Она ангел, да, ангел. Я никогда не забуду нашу встречу в Люшоне. Я так мерзла на церковной паперти! И так хотела есть! Она взяла меня с собой, одела и накормила. Вечером, когда я вошла в этот дом, она вымыла мне голову, расчесала волосы, не делая больно, улыбаясь мне. А потом мы легли на матрас около огня вместе с собакой. Я была в раю. И хочу здесь остаться. Я никогда не покину этот рай! Никогда! И потом, черт возьми! Почему вы вмешиваетесь? Эти истории, они касаются только женщин! Вчера вечером я поняла, что отец сделал меня беременной. Анжелина осмотрела меня, и мы долго с ней разговаривали. Ей понадобилось время для размышлений, как говорит мадемуазель Жерсанда. Я требовала от нее почти невозможного. Если об этом станет известно, мы обе можем отправиться на каторгу! Но она сделает это, и я стану прежней Розеттой после того, как она избавит меня от плода, который поселился в моем животе.

Сначала Луиджи слушал Розетту с недоверием. Потом, растерявшись, он испугался, что совершил непоправимую ошибку.

— Она так сказала? Когда?

— Когда вы ждали на улице, после ухода доктора. Теперь я больше не хочу это обсуждать. Будьте любезны, мсье Луиджи, снимите с меня это кольцо. И мне хочется увидеть мадемуазель Энджи. Она должна скоро прийти.

Розетта задремала. Луиджи послушно снял с ее пальца кольцо и убрал его в футляр, который остался у него в кармане. Ему казалось, что он очнулся от абсурдного, кошмарного сна.

В это мгновение в помещение вошла Анжелина. Увидев ее, Луиджи смущенно опустил голову.

— Прощай, Анжелина. Я немедленно уезжаю в Комбелонг. Отец Северин сумеет привести мои мысли в порядок. Поездка в аббатство несомненно пойдет мне на пользу.

— Мне очень жаль нарушать твои планы, но пока ты не сможешь уехать. Покинуть нас — это все равно что спасаться бегством. Но на этот раз тебе придется остаться в Сен-Лизье.

И Анжелина ледяным тоном объяснила Луиджи, почему он не должен уезжать, не оставив ему ни малейшей возможности отказаться.

— Итак, я обязан составить матери компанию, — подвел итог Луиджи.

— Это не станет для тебя тяжкой обязанностью. Мадемуазель Жерсанда разобьется в пух и прах, лишь бы тебе угодить. А теперь прошу тебя, иди поешь. Мы оставили тебе твою порцию.

— Анжелина…

— Нет, ничего не говори. Больше ничего не говори, ты и так сделал мне больно.

— Я не понял. Розетта сказала мне, что…

Анжелина неумолимым взглядом заставила Луиджи замолчать. Взмахом руки она указала ему на дверь:

— Необходимо набраться терпения и выслушать человека, прежде чем осуждать и оскорблять его. А ведь ты меня оскорбил! Пошевели извилинами, если у тебя есть хотя бы парочка! Вспомни обо всех женщинах, которых ты соблазнил во время своих странствий, спроси себя, любил ли ты их всей душой, не оказалась ли хотя бы одна из них беременной твоими стараниями, не прибегла ли она к операции, которая кажется такой безобидной, не имеющей серьезных последствий? И вот еще что. Разумеется, ты должен сохранить тайну. Ни слова о том, что мне предстоит сделать, никому! Особенно отцу Северину! А теперь окажи мне услугу. Уведи мадемуазель, Октавию и Анри. Оставайтесь на улице Нобль до завтрашнего полудня. Ты должен сделать так, чтобы они ничего не заподозрили. Мне очень тревожно. Я дрожу от одной мысли, что могу совершить роковую ошибку. Но я все сделаю сама, как сама приняла решение еще до твоих угроз и оскорблений. А теперь уходи! И быстро! Я не хочу тебя видеть.

Анжелина отвернулась, чтобы не встретиться взглядом с черными глазами Луиджи. Она чувствовала, что его мучают угрызения совести, что он попал в ловушку, расставленную своей слепой яростью. «Боже мой! Даже сейчас у меня только одно желание — помириться с ним, обрести силу и мужество в его объятиях», — говорила себе Анжелина, раздосадованная, что не в состоянии противиться той власти, какую имеет над ней этот мужчина.

— Никто ничего не узнает, Анжелина, не бойся! — ответил Луиджи. — Я прошу у тебя прощения, хотя на этот раз простить меня невозможно.

— В самом деле, — резко отозвалась она. — Ты все разрушил. Все.

Розетта спала неглубоким сном и слышала, как они ссорились.

— Прошу вас! — пробормотала девушка. — Не надо ругаться. Мсье Луиджи, забудьте о том, что я вам говорила.

— Уходи! — повторила Анжелина. — А ты, Розетта, отдыхай. Мне очень жаль, ты нуждаешься в спокойствии, а я так кричала!

— Ты кричала по моей вине. Я ухожу. До свидания, — сказал сбитый с толку Луиджи.

Он хотел бы повернуть время вспять, взять назад жестокие слова, которые так больно ранили Анжелину. Но было уже поздно — они сделали свое черное дело. Он шел по двору, ужасаясь зловещей перспективе проводить дни вдали от Анжелины, будучи обреченным на разговоры с матерью и рутину семейных трапез, не испытывая невероятного восторга, который всегда вызывало у него само присутствие молодой женщины.

«Моя любимая! — думал Луиджи. — Я говорил о браке с Розеттой! Она строго поставила меня на место. И она права, она очень верно рассудила. Но что на меня нашло?»

Растерянный Луиджи с удовольствием прислонился бы к первой попавшейся ему на пути стене, в надежде привести свои мысли в порядок. Заметив сына, Жерсанда позвала его:

— Луиджи, иди обедать. Из-за этих волнений ты, должно быть, проголодался.

— Иду, — вздохнул он.

У Луиджи не было аппетита. Его снедало только одно желание: упасть на колени перед Анжелиной и вымолить прощение, обнять ее, осыпать поцелуями, доказать ей безумную страсть, которую она вызывает в нем, в чем он, наконец, признается ей. И все же его порыв, желание жениться на Розетте имело и положительную сторону: оно заставило молодого человека отринуть свои страхи, осознать тщетность сомнений. Теперь он не боялся, но, возможно, это уже ничего не могло изменить.

Грызя сухарик под ласковым взглядом матери, Луиджи мысленно упрекал себя: «Какой же я дурак! Я сердился на нее за то, что она до меня любила другого мужчину и обожает ребенка, родившегося от него. Я осуждал Гильема Лезажа, но сам вел себя так же, как он, как властный, себялюбивый самец. С Анжелиной всегда возникают проблемы, ведь она так отличается от других женщин. Она слишком красивая, слишком свободная в своих поступках, слишком гордая, чтобы подчиняться, и слишком мужественная, и поэтому преодолевает все испытания, не показывая, что страдает. Розетта права. Она ангел, но с мечом в руке, радеющая о справедливости и настолько умная, что бесполезно пытаться влиять на нее, направлять. Какая женщина! Я должен ей написать, объяснить, почему поступал неправильно. Если понадобится, я испишу десять страниц! Даже если она откажется встречаться со мной, я никогда не отступлюсь. Никогда!»

Улица Мобек, вечером

Анжелина тщательно задернула плотные льняные занавески бежевого цвета на окнах диспансера. Наступил момент, которого она страшилась всем своим естеством. Ее сердце было готово выскочить из груди. Она с тревогой взглянула на Розетту, мечтательно рассматривавшую потолок. Розетта поспала несколько часов после визита доктора Бюффардо, наложившего на ее сломанную ногу гипсовую повязку. Уходя, он посоветовал своей пациентке не двигаться.

— И не бойтесь чаще давать ей шафранно-опийную настойку, — добавил доктор, откланиваясь. — Боль утихнет, и она сможет поспать.

Было около полуночи. Анжелина сдержала вздох. Весь вечер она старалась взять в себя в руки и мысленно повторяла все, что ей было известно о строении человеческого тела. Она дважды простерилизовала инструменты: сначала прокипятила их, а затем протерла спиртом.

— Мадемуазель Энджи, я заставляю вас страдать! — вдруг сказала Розетта. — Я это чувствую по вашему голосу и вижу по лицу.

— В этом нет твоей вины. И ты знаешь единственного виновного. Это мужчина, который сделал тебя беременной.

— Как красиво вы все-таки говорите! Я никогда так не научусь. Черт возьми! Если бы вы слышали, как я ругала Луиджи! Я так разозлилась на него! Я наговорила много плохого, произносила слова, которые вы не любите. Но я обещаю: начиная с сегодняшнего вечера, я буду стараться.

Анжелина подошла к кровати.

— Почему ты разозлилась?

— Кольцо, это он! Я объяснила, что не хочу носить его кольцо. Видите ли, этот мсье решил на мне жениться!