Не дожидаясь ответа, Анжелина помогла Розетте сесть, подложив ей под спину подушки. Ее движения были спокойными, нежными — материнскими.

— Я приготовила для вас маленький сюрприз, мадемуазель Энджи, — объявила девушка. — Присядьте на две минутки на табурет и закройте глаза. Я не шучу, эй! Не открывайте глаз!

Забавляясь, Анжелина поспешила выполнить просьбу Розетты. На мгновение воцарилась тишина, а потом раздался чистый голос Розетты:

Луна на глади волн сплетает кружева.

Окно распахнуто. Все спит в ночном просторе.

Султанша юная одна. Пред нею море

Серебряной канвой обводит острова[27].

— Ну как? — взволнованно спросила Розетта. — Вы можете посмотреть, вот книга, возле меня. Я прочитала на память, да, я все это запомнила, мадемуазель Энджи! Я не знаю, кто такая султанша, ну так что ж!

— Розетта! — воскликнула Анжелина. — Какой чудесный сюрприз! Ты действительно прочитала и запомнила! Прошу тебя, повтори! Я хочу еще раз послушать!

Розетта с детской гордостью выполнила просьбу Анжелины. Плача от радости, Анжелина бросилась к Розетте и ласково обняла ее.

— Это стихотворение Виктора Гюго. Я оставила сборник так, чтобы ты смогла дотянуться. Ты умеешь читать, но… Как тебе удалось так быстро сделать столь потрясающие успехи?

— Сама не знаю. Я весь день распознавала буквы, как вы говорите, произносила их вслух, складывала вместе, и вдруг все получилось. Я даже вспотела! Когда я поняла, что это обрело смысл, что это очень красиво, я вновь и вновь стала повторять, чтобы сделать вам сюрприз. А когда вы вошли, я притворилась спящей. Мне так хотелось обрадовать вас!

— Ты… ты такая… — пробормотала Анжелина, еще крепче обнимая Розетту. — Если и впредь ты будешь обучаться такими темпами, то станешь школьной учительницей. Завтра я приглашу на полдник Жерсанду и Октавию, и ты прочтешь им это стихотворение.

Розетта радостно улыбалась. Она так трогательно выглядела! Темные косы, матовый цвет лица и глаза цвета зрелых орехов придавали ей особое очарование.

— Мне хотелось бы читать весь день напролет, — призналась она.

— Вскоре ты уже не сможешь остановиться, а поскольку ты прикована к постели, я подберу тебе приключенческие романы. Но я тоже хочу тебе кое о чем рассказать. После обеда Филипп Кост сел в фиакр на площади с фонтаном. Некоторое время спустя я пошла на исповедь к отцу Ансельму. Розетта, ты только не упрекай меня, я ведь так страдала, думая о том, что совершила деяние, сурово осуждаемое Церковью! Мне было так плохо, что я даже решила отказаться от своего ремесла. Я обо всем рассказала священнику. Он простил меня, отпустил все грехи, и если я говорю «все», это действительно означает все. Я рассказала о Гильеме, Анри и обо всем, что касается тебя.

— Не стоило этого делать, мадемуазель! Нет, не надо было! Никто не должен был знать. Теперь я никогда не смогу смотреть в глаза мсье кюре. А я так любила мессы, музыку, песнопения, молитвы…

И Розетта разрыдалась. Ошеломленная Анжелина попыталась оправдаться:

— Ну, не плачь! Священник обязан хранить тайну исповеди. Он не выдаст нас. Ты ведь доверилась Луиджи и по-прежнему смотришь ему в глаза. Отец Ансельм навестит тебя. Он, несомненно, хочет помочь тебе, а не судить. Розетта, прости меня за откровенность, но я больше не могла жить с этим грузом. Я чувствовала себя виновной, мучилась и из-за того, что решила отказаться от своего ремесла. Отныне же мы сможем возродиться. Ты понимаешь, что это значит? Возродиться, ходить на службы с миром в душе и сердце. Я примирилась с Богом, это было необходимо, поверь мне. Когда ты поговоришь со священником, ты испытаешь такое же облегчение.

— Возможно, да, возможно, нет. — Девушка фыркнула. — А это правда, что вы из-за меня больше не хотели заниматься практикой?

— Нет, не из-за тебя, но я так решила и сказала об этом Луиджи. Он так обрадовался! Мы решили отправиться в путешествие до Рождества, посетить Париж.

Розетта вытерла слезы большим носовым платком, который прятала под подушкой.

— Что за чертовщина! Наверняка кюре отнесется к этому благосклонно, правда? — прошептала Розетта.

При малейшем волнении Розетта употребляла словечки, которые так часто приводили Анжелину в отчаяние.

— Наш кюре — святой человек, способный понять чужое горе, чуткий, сострадательный. Не волнуйся. А сейчас давай я объясню тебе, кто такая султанша, согласна?

— Да уж, ладненько.

— Розетта!

— Да, мадемуазель, хорошо.

— Не отчаивайся! Самое трудное позади. Ты научилась читать, ты продолжишь учебу, и я тебя не брошу. Никогда! Мне очень жаль, если я причинила тебе боль, но я должна была сказать тебе правду. А теперь улыбнись!

Но, вместо того чтобы улыбнуться, Розетта протянула к ней руки, явно воодушевленная. Анжелина обняла девушку и крепко прижала ее к себе.

— Все позади. Мы должны быть счастливы и думать о будущем. У меня созрел план, который должен доставить удовольствие моему жениху и мадемуазель Жерсанде.

— Какой план?

— Мы поедем в Лозер, в знаменитые семейные владения де Беснаков. Как-то раз Октавия описывала его мне. Судя по всему, это мануарий, окруженный большим садом или парком. Там есть небольшой пруд и великолепные конюшни. Я дам тебе свой дорожный костюм из коричневого бархата, тот самый, в котором с такой робостью, поскольку опоздала, входила в больницу Святого Иакова.

Эти обещания развеяли печаль Розетты, и она радостным тоном возразила:

— Но жакет будет болтаться на мне, ведь я худее вас в груди!

— Я ушью его по твоему размеру, юная кокетка! Итак, мы говорили о султанше. Султанша — это жена султана, а султан — король или принц в оттоманских странах. Часто у такого государя бывает несколько жен, несколько султанш. Они носят дорогие украшения, красятся, надевают расшитые золотом и камнями цветастые наряды. Я покажу тебе иллюстрацию, только мне надо взять книгу у мадемуазель Жерсанды. А теперь я сварю суп.

Анжелина надела голубой передник и подбросила дров в печку. Собака внимательно следила за каждым ее движением, как надежный страж дома, который должен быть в курсе всего происходящего. Вдруг, когда Анжелина ставила котелок на треножник, Спаситель хрипло залаял. Почти тут же за овальным стеклом слухового окна появилось лицо Октавии.

— Входи! — крикнула Анжелина.

Служанка вошла, прижимая к боку корзину.

— Здравствуйте, барышни! — громко произнесла она. — Да уж, вечерок выдался прохладный! Я пришла узнать, как поживает наша больная. До чего же неприятно вот так упасть! Надо немного думать головой, сорвиголова ты эдакая! Когда думаешь, крепче держишься на ногах!

И Октавия рассмеялась, довольная своей шуткой. Она свято верила в версию о несчастном случае, которую придумали Анжелина и Луиджи, считавшие необходимым скрыть истинные причины столь отчаянного поступка Розетты.

— Энджи, ты нашла ее ожерелье? — добавила Октавия.

— Какое ожерелье?

— То самое, которое она хотела поймать, когда оно упало со стены.

— По правде говоря, у нас не было времени искать его.

— Да, — подхватила Розетта. — Мсье Луиджи обещал мне купить другое ожерелье. В любом случае, это было дешевое украшение, обыкновенная безделушка.

— Безделушка! А ты, малышка, осваиваешь прелестные слова.

Октавия поставила корзину и направилась к кровати, чтобы поцеловать Розетту. Служанка светилась от радости, ведь она так любила этот дом на улице Мобек.

— Интересно, когда вернутся мадемуазель и мсье? — Октавия вздохнула. — Мне так скучно одной! Без малыша наш дом как будто пустеет. И вот я сказала себе: Октавия, надо навестить барышень.

— Ты правильно сделала. Розетта, не прочитаешь ли нам стихотворение?

Розетта не заставила просить себя дважды. Едва она произнесла последнее слово, как зазвонил колокольчик. Овчарка, зарычав, вскочила.

— Уже иду! — крикнула Анжелина.

Вскоре она стояла лицом к лицу с элегантной женщиной лет пятидесяти. За ее спиной виднелся черный фаэтон, в котором сидел молодой человек, очевидно, правивший гнедой лошадью.

— Побыстрее известите о моем приходе мадемуазель Лубе! — умоляющим тоном произнесла женщина. — Скажите ей, что это срочно. У моей дочери больше нет сил терпеть эти адские боли.

— Это я повитуха Лубе. Но что такое? Где вы живете?

— Ах, это вы! Поехали, умоляю вас! Мы живем на улице Пюжоль, в Сен-Жироне. У моей дочери схватки начались ночью, а сейчас ей совсем плохо. Это ее первенец. И я так беспокоюсь!

— Когда у женщины первые роды, схватки могут длиться несколько часов, в отдельных случаях даже до двух дней. Почему бы вам не отвезти ее в больницу?

— В больницу? Никогда! В начале прошлого года моя старшая дочь умерла там при родах. Мадам Дару, акушерка из Лакура, сейчас подле моей дочери, но она не знает, что делать. Мадемуазель, мне много рассказывали о вас, вернее, о ваших методах. Умоляю, поехали! Обратно мы вас привезем в фаэтоне.

— Хорошо. Только возьму саквояж и чистый халат. Я сделаю все, что в моих силах, мадам.

Слова отца Ансельма настойчиво звучали в ушах Анжелины: «Отдавать всю себя, спасать мать и ребенка».

Анжелине на сборы понадобилось, пожалуй, меньше пяти минут. Октавия обещала сварить обед и позаботиться о Розетте. В новом красном кожаном саквояже с крепким ремнем лежало все необходимое. Садясь в фаэтон, Анжелина испытывала необыкновенное спокойствие, которое всегда нисходило на нее, когда она отправлялась к пациентке. А вот мать новой пациентки Анжелины была на грани нервного срыва.

— Я не могу потерять вторую дочь, нет! — бормотала она. — Знаете, мадемуазель Лубе, мы еще носим траур по Альбертине, моей старшей дочери. Разумеется, жизнь продолжается. Ее сестра уже была замужем, когда случилась эта трагедия. Узнав, что Дениза ждет ребенка, я выплакала все свои слезы. А теперь мне страшно. Боже мой, я не переживу, если она умрет!

— Мадам, я понимаю вашу тревогу. Я согласна с вами, что, несмотря на успехи медицины, роды по-прежнему остаются суровым испытанием, и всегда опасностью. Простите, но я должна расспросить вас о родах вашей старшей дочери. Возможно, это важно для вашей Денизы.

Фаэтон резко подпрыгнул на ухабе, что помешало женщине ответить. Рассердившись, она отругала своего сына, управлявшего лошадью:

— Осторожнее, Виктор! Если сломается ось, мы потеряем много времени! Простите его, мадемуазель Лубе. У Альбертины был узкий таз, а ребенок оказался крупным. В больнице доктор попытался вытащить его щипцами. Медсестра разрезала интимную плоть моей бедной дочери. Началось кровотечение, обильное кровотечение. Она умерла от потери крови.

— А ребенок?

— Мы их похоронили вместе.

— Мне очень жаль, мадам. Давайте помолимся за Денизу и ее малыша.

И Анжелина инстинктивно схватила женщину за руку, словно желая придать ей мужества. Взволнованная женщина посмотрела на нее с надеждой.

— О вас и о вашей матери Адриене рассказала мне мадам Дару. Судя по всему, Адриена была опытной повитухой, передавшей вам свои секреты.

— Тут нет никаких секретов, только знания и опыт. Повторяю, я сделаю все возможное.

Лошадь неслась галопом. Колеса скрипели, фаэтон подбрасывало на каждом ухабе. Женщины молчали, погрузившись в свои мысли. Наконец бешеная скачка закончилась перед домом на улице Пюжоль.

— Это здесь. А ведь я не представилась! Мадам Аньес Пикемаль. Мой муж — судебный исполнитель. Идемте! Возможно, Дениза родила, а возможно, и умерла.

— Мадам, не теряйте веры, — подбодрила ее Анжелина.

В добротном доме, обставленном мебелью в стиле Наполеона III, увешанном тяжелыми гобеленами и загроможденном безделушками, царила суматоха, обычно предшествовавшая появлению на свет младенца, особенно когда роды протекали тяжело. Как только женщины вошли в прихожую, к хозяйке дома бросилась горничная.

— Мадам, ваша дочь по-прежнему мучается. Она совсем обезумела. Мсье послал вашего зятя за доктором.

Через открытую дверь большой гостиной были видны трое жарко споривших мужчин. Две женщины, явно плакавшие, ходили из угла в угол.

— Господи, за каким еще доктором? — воскликнула Аньес Пикемаль.

Не дожидаясь ответа, она бросилась вверх по лестнице. Анжелина устремилась за ней следом. Их догнал тучный мужчина в рубашке и полосатом жилете.

— Аньес, это мадемуазель Лубе?

— Да, мсье, — ответила Анжелина.

Обезумевший от страха отец, мэтр Пикемаль, схватил Анжелину за руку, что вынудило молодую женщину остановиться.

— Мадемуазель, сжальтесь над нами! Спасите нашу младшую дочь! Вот уже несколько часов подряд я слышу, как она кричит. Это настоящая пытка! Спасите ее!