Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек

— Конечно! Я ведь тогда только месяц, как приехала в Сен-Лизье. Я была незнакомкой, таинственной личностью. К тому же я не ходила в церковь, — смеясь, сказала старая дама. — С тех пор прошло семь лет, семь долгих лет! В течение которых я прислушивалась к твоим шагам на лестнице, ждала, когда ты попросишь у меня понравившиеся тебе книги. Так вот, детка, если у тебя неприятности, не бойся раскрыть мне свою душу. Не ты ли та самая девушка, которую бросил Гильем Лезаж?

— Я?! Разумеется, нет! — воскликнула Анжелина. — Я же не дура! Тот, кого я полюблю, не будет жить в мануарии. Он будет скромным человеком и честным тружеником, как мой отец.

Анжелина говорила с таким пылом и воодушевлением, что окончательно убедила Жерсанду в ошибочности своих предположений.

— Мне бы очень хотелось, чтобы это так и было, дитя мое. Этот молодой человек не сделает свою супругу счастливой. Если он женится…

— А почему бы ему не жениться? — удивилась Анжелина. — Его родители найдут ему богатую наследницу.

— Несомненно! — хмыкнула мадемуазель Жерсанда. — Но хватит говорить об этих людях! Ты должна снять с меня мерки.

— Я весной записала их в блокнот. Я сделаю бумажную выкройку и завтра покажу ее вам.

— Договорились! И приведи собаку. Она не станет разбойничать. Овчарки удивительно спокойные животные.

— Только не в том случае, когда ко мне пристают грубияны! — поправила Жерсанду Анжелина. — Я должна идти. Папа нуждается в своем «семени ереси». Он так называет меня, когда у него плохое настроение.

— Что за чушь! Ты хорошее семя, дорогая, и всегда помни об этом.

Обрадованная этими словами, Анжелина попрощалась со своей подругой. Она была уверена, что вышла победительницей и не попалась в ее ловушку, хотя та и была соткана из любви и нежности.

Анжелина остановилась около мельницы в долине Масса, на левом берегу Арака. Какое-то время назад она слезла со спины Мины. Ей захотелось пройтись пешком, чтобы немного успокоиться. Ее сердце бешено колотилось при одной лишь мысли о сыне. Овчарка сопровождала молодую женщину. Сев посреди дороги, она внимательно смотрела на Анжелину.

— Я не такая уж храбрая, Спаситель, — пожаловалась та. — И я так волнуюсь!

Молодой женщине с трудом удалось добиться от отца разрешения на поездку в Бьер. Сапожник не понимал, зачем дочери надо непременно нанести визит дамам Сютра.

— Ты хочешь узнать, как поживает это незаконнорожденное отродье? — насмешливо спросил он. — Послушай, моя бедная Анжелина, ты совершенно напрасно потакаешь капризам распутной женщины, да еще перед самым Рождеством. Лучше бы ты исповедалась и причастилась.

Анжелина ответила, что не чувствует себя в чем-либо виновной и не знает, что сказать кюре. Но от Огюстена Лубе не так-то легко было отделаться.

— Если ты так настаиваешь на этой поездке, обещай мне, что пойдешь в собор накануне сочельника. Я уверен, что твою совесть отягощают мелкие грешки. Хорошо еще, что эта недостойная мать оплачивает тебе комнату в таверне Касте-д’Алю. У нас нет на это денег. И будь осторожна; я не сомкну глаз до твоего возвращения. Ты ставишь меня в неловкое положение, малышка. Я не могу поехать с тобой, у меня много работы.

— Не бойся, папа, все будет хорошо!

После долгих разговоров Анжелина оседлала ослицу и пустилась в путь. Она сгорала от нетерпения, но вместе с тем ее снедала тревога. На ум приходили нескончаемые вопросы: «Вдруг Анри умер, а кормилица не удосужилась мне сообщить об этом, поскольку она не знает, что я мать ребенка? Надо ей сказать, чтобы она ставила меня в известность, если возникнет серьезная проблема или Анри заболеет. Для папы же я придумаю что-нибудь».

И, хотя Мина шла медленно, вскоре Анжелина была почти у цели. Колокола Бьера прозвонили десять раз.

— Я должна туда идти, — тихо сказала Анжелина, гладя собаку по голове. — Спаситель, пойдем со мной. Ты вновь вернешься в долину и, возможно, покинешь меня, если учуешь следы своего хозяина.

Над каменистой дорогой, по которой ездили дилижансы, возвышалась черная скала, по ее уступам стекала вода. Небо было пасмурным, сплошь покрытым темно-серыми тучами. Было очень холодно, в воздухе пахло снегом. Молодая женщина подняла голову, но снежинок не увидела. Она вновь пошла вперед, старательно обходя лужи.

Анжелине казалось невероятным, что она вновь увидит своего ребенка, почувствует его совсем рядом, это крошечное живое существо, укрытое в одном из деревенских домов.

Вскоре она уже проходила мимо хлебной лавки, в которой продавали также бакалейные товары, необходимые хозяйкам: сахар, жареный цикорий, кофе, соль и перец. В этот миг из лавки вышел мужчина в засаленном большом черном берете. Подмышкой он держал большую буханку хлеба. Увидев его, собака отпрыгнула в сторону.

— Всяк сверчок знай свой шесток! — выкрикнул мужчина на местном диалекте, а потом, плюнув на землю, добавил по-французски: — Чертово животное!

Анжелина вздрогнула, шокированная этими словами. Она молча смотрела на мужчину, но он уже пошел прочь, осеняя себя крестом.

«Похоже, он знает мою собаку, — подумала Анжелина. — Но почему он так странно сказал?»

Анжелине было не по себе. Она миновала церковь и стала подниматься по Пра-Безиаль, которая выходила на улицу Лавуар. Оказавшись в трех шагах от дома семьи Сютра, она почувствовала, что не в состоянии идти дальше. Ее ноги стали ватными. Анжелина, остановившись, отряхнула длинную шерстяную юбку, поправила воротник пелерины и убедилась, что ни одна прядь не торчит из-под белого чепца. Ни за что на свете она не должна выглядеть неряшливой или несчастной. Наконец она постучала в дверь, и этот жест вызвал у нее воспоминания месячной давности. «У меня шла кровь, болел живот, а сердце было разбито, — вспоминала Анжелина. — Тело мое выздоровело, но сердце и душа так и остались разбитыми. Я так виновата! Но не в том, что любила Гильема, а в том, что не могу растить нашего ребенка».

Жанна Сютра тут же открыла дверь. Увидев Анжелину, она смутилась:

— Мадемуазель Лубе, входите, прошу вас!

Первой Анжелина увидела девчушку лет семи. Она сидела за столом и чистила фасоль. Девочка была уменьшенной копией Эвлалии. В небольшом деревянном кресле сидели два толстых карапуза. Это были Мария и Пьер, дети молодой кормилицы.

— Но где же ребенок, мадам Сютра? — спросила Анжелина. — Да и ваша дочь?

— Вы неудачно приехали. По четвергам Эвлалия обедает у свекра со свекровью в Масса, а потом помогает им по хозяйству. Разумеется, она взяла с собой малыша. Ведь он совсем крохотный и просит грудь по нескольку раз в день. Это Поль уже ест жидкую кашу.

Анжелине показалось, что ее предали, обокрали. Расстроенная, она сумела сдержаться и не стала отчитывать Жанну Сютра.

— Весьма неразумно брать ребенка с собой в такой холод! — все же строго сказала она. — Напоминаю вам: я поручилась за вас и вашу дочь. Семья малыша требует, чтобы ему был обеспечен всесторонний уход, я вас предупреждала. Если с ним что-нибудь случится, ругать будут меня. И я буду виновата во всем.

Женщины обменялись недружелюбными взглядами. У каждой был свой интерес: Жанна боялась потерять обещанные деньги, Анжелина думала о благополучии своего сына.

— Эвлалия хорошо ухаживает за маленьким Анри, мадемуазель Лубе, — обиженно сказала Жанна, поворачиваясь к Анжелине спиной. — К тому же на улице не так уж холодно. В долине еще не лег снег. Он только на вершинах гор.

— Да, но что я скажу его семье? — рассердилась молодая женщина. — Я ведь обещала сообщать им о ребенке, после того как увижу его своими глазами. Скажите, где живут свекор со свекровью Эвлалии? Я сейчас же поеду к ним.

Голос Анжелины дрожал, несмотря на все ее усилия. Всю дорогу она боялась и вместе с тем мечтала о той минуте, когда увидит сына. Она приехала в Бьер в состоянии крайнего волнения. Теперь ей предстояло снова набраться терпения, и это казалось Анжелине невыносимым.

— Говорите же! — настаивала она, хотя Жанна Сютра смотрела на нее недоверчиво.

— Улица Монтань, 11, — пробурчала Жанна. — Но это невежливо, беспокоить людей из-за такого пустяка.

— Мне платят за мою работу, и я ее выполняю, — резко ответила Анжелина. — Держите, вот ваши деньги.

Анжелина положила на стол серебряные монеты, которые дала ей мадемуазель Жерсанда двумя днями раньше. Старой даме так понравилась новая блузка, что она расщедрилась.

— Благодарю вас, — сухо сказала Жанна Сютра.

Молодая женщина молча вышла. Она отвязала ослицу и села в седло. Собака исчезла. «Я была в этом уверена, — подумала Анжелина. — Спаситель покинул меня. Возможно, он последовал за мной из прихоти и, вернувшись в родные края, убежал к своим настоящим хозяевам. Больше я его не увижу».

И только сейчас Анжелина поняла, как сильно она привязалась к овчарке. После тайного рождения малыша Анри животное не разлучалось с ней.

«Я думала, что Спаситель любит меня, — горько размышляла Анжелина. — Я неудачница… А Гильем… Как я верила его словам и ему самому! Но он не вернется… Не надо было запрещать ему писать мне. Боже, если бы я получила хотя бы одно письмо, я хранила бы его у себя на груди!»

Погруженная в грустные мысли, Анжелина ехала по дороге, ведущей в город Масса. Это была широкая грунтовая дорога, местами плохо вымощенная камнями. Впереди быки тащили повозку, тяжело груженую дровами. Колеса повозки скрипели. Анжелина взглянула на величественную скалу Кер. На фоне желтоватой растительности и серых камней чернел вход в пещеру…

Вспухшая от осенних дождей река неистово бурлила среди скал. Вокруг верхушки гигантского ясеня, росшего около каменного моста, кружили вороны. Анжелина нигде не бывала дальше Бьера. Сейчас она въезжала на незнакомые земли. Несмотря на раздражение, женщина была даже довольна, что ей выпал шанс открыть для себя Масса. «Мама часто говорила мне о нем, — вспоминала взволнованная Анжелина. — В юности она под присмотром своей матери и бабушки училась трепать лен на просторном лугу на берегу Арака. Мама говорила, что, когда цветет лен, весь склон становится нежно-синим. Это всегда приводило ее в восхищение».

В эту минуту Анжелину обогнали два всадника, мчавшиеся во весь опор. Их черные плащи развевались на ветру, великолепные гнедые лошади были в мыле.

— Надо же, сколько сегодня народу! Ты видела, Мина? Если бы у меня была такая лошадь, я бы уже давно приехала и уехала.

Анжелина почувствовала себя такой жалкой на ослице. Да к тому же с ней не было Спасителя, который всегда действовал на нее успокаивающе. Она вспомнила слова отца, его вечные советы, которым она, по правде говоря, не придавала значения, поскольку верила, что никакая опасность ей не грозит, ведь ее хранит провидение. Но этим утром она не чувствовала такой уверенности. Анжелина проехала через хутор Лирба, где имелись крытые мостки. Три женщины, засучив рукава, стирали белье. Их руки покраснели от ледяной воды. Они громко пели:

Мы все идем, мы все идем,

Мы ведем с собой наших детей.

И день принесет нам вознаграждение,

Как если бы мы работали.

Молодая женщина узнала рефрен старинной считалки. Она грустно улыбнулась. Считалка напомнила Анжелине детство, ту счастливую пору, когда она беззаботно жила с отцом и матерью.

Когда мы все закончим,

Мы устроим праздник, мы устроим праздник.

Когда мы все закончим,

Мы устроим праздник!

— Привет! — крикнула Анжелине одна из женщин. — Едешь на базар, красавица? Поторопи ослицу, иначе, когда ты доберешься до места, продавать будет уже нечего!

Женщины рассмеялись. Анжелина не обиделась на шутку. Она с удовольствием присоединилась бы к ним, постирала бы белье и спела в такой веселой компании.

— А что, сегодня в Масса базарный день? — спросила она, оборачиваясь.

— Ну да! Поторопись! Время тикает!

Казалось, Мина все поняла и перешла на рысцу. Вскоре молодая женщина увидела крест, установленный на перепутье трех дорог. Она машинально перекрестилась, устремив взгляд на фигуру Христа. «Господи Иисусе, прости меня, грешницу, и сохрани моего малыша!» — беззвучно молилась она.

На Анжелину вновь навалилась невыразимая тоска. Она с трудом сдерживала слезы. Заботясь о репутации, Анжелина не позволяла себе никакой слабости за пределами своей комнаты. Мадемуазель Жерсанда часто повторяла: «Плачущая девушка признается, что совершила ошибку».

С напускным спокойствием, приосанившись, как королева, Анжелина преодолела два бесконечных километра и добралась до маленькой часовни при въезде в Масса. С неба падали снежные хлопья, легкие, с виду безобидные, но набухшие темные тучи предвещали сильный снегопад.