— Что? — Марионетта рванулась к тому месту, где за стойкой висел распределительный щиток. И верно, из него торчали провода и слышалось зловещее шипение. — Каким образом?.. — Она с гневом уставилась на отца. — Они сделали это нарочно.

Отец пожал плечами, полностью сдавшись.

— Может, и так. Какое это имеет значение? Результат один и тот же — кафе нет. Мы вполне можем его закрыть.

Девушка не верила своим ушам.

— Папа! Разумеется, это отбросит нас назад, но мы встанем на ноги, я уверена.

Томмазо уныло возразил:

— Допустим, мы оправимся, — произнес он глухо. — Только зачем? Чтобы они пришли и снова все разрушили?

Марионетта еле сдерживалась. Как может ее отец так легко сдаться, вести себя настолько трусливо? Марио, увидев выражение ее лица, быстренько скрылся в кухне со словами:

— Пойду-ка лучше отключу электричество.

Действия Марио, казалось, пробудили деда от потрясения. Он со скрипом отодвинул стул и неуверенно поднялся на ноги.

— Пойду поищу свечи, — проговорил он и прошаркал за Марио.

Марионетта осталась наедине с отцом. После недолгого молчания она заговорила.

— Мы не сдадимся, — сказала девушка. — Мне безразлично, что ты считаешь, папа. Мы не сдадимся.

Он зло смотрел на нее, стоя у стойки. Иногда она так походила на свою мать: та же энергия, та же страсть. Только ужасный шрам через щеку напоминал ему, что перед ним не Франческа, вернувшаяся к живым, чтобы упрекнуть его за слабость.

— Я не могу себе позволить еще одну стеклянную витрину, — жаловался он. — И стойку чинить дорого…

— Значит, некоторое время будем держать пирожные на тарелках, — решительно заявила Марионетта. — А стойку сможет починить Тони. Может быть, не слишком хорошо, но сойдет.

— Зачем? — уныло спросил отец. — Какой смысл, Нетта?

Она со злостью стукнула кулачком по стойке, отчего осколки на полу звякнули.

— Смысл в том, — жестко ответила она, — что кафе — это мы, это все, что у нас есть. Это семья Перетти, папа. Если у нас не будет кафе, у нас не будет ничего.

Он смотрел на нее, и на сердце у него становилось легче. Разумеется, Марионетта будет сражаться за кафе, как тигрица. Что у нее еще есть в этом мире? Ни мужа, ни детей — ничего, что должно быть у женщины. Из-за подонка с бритвой в двадцать лет ее жизнь беспощадно изменилась. Чего же удивляться, если она злится при одной мысли, что потеряет свое единственное утешение, единственное место, куда она может приходить и забыться в непосильном труде.

— Ладно, — согласился отец, не сдержав вздоха. — Мы все починим и посмотрим, что будет дальше.

В комнату вернулся дед с парой зажженных свечей, вставленных в бутылки.

— Вот. — Он протянул одну внучке, а другую отнес за столик, где сидел Томмазо. — Порядок, Марио! — крикнул он громко.

Послышался приглушенный ответ, потом громкий щелчок, и свет в кафе погас.

Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полутьме. Бледное лицо Марионетты освещалось лишь свечой. Девушка осторожно прошла к столику у двери, за которым сидели отец и дед.

— Где Марио? — спросила она деда. — Такое впечатление, что он залез в буфет.

— В подвале. Там же главный распределительный щит.

Как бы в ответ под ногами Марионетты раздался глухой удар. Марио стучал в потолок над собой.

— Он нашел люк, — рассеянно объяснил Томмазо.

Дочь удивилась.

— А я и не знала, что есть люк. Думала, единственный вход сзади, с улицы.

— Люк прямо под твоими ногами, — сказал ей дед. — Когда Томмазо тут все переделывал, он закрыл его линолеумом. Там и лестница нормальная.

Марионетта не отводила глаз от деда. В голове ее забрезжила идея.

— Лестница?

— Люди, которым принадлежало это помещение, сдавали подвал парикмахеру, — объяснил дед. — Так что его клиенты приходили сюда, а потом спускались вниз.

Перетти использовали подвал лишь в качестве склада. Марионетта вспомнила мрачные стены, коробки с чаем, пустые ящики, кипы старых газет и паутину, там же в углу скопилась куча мусора — напоминание о давнем воздушном налете.

Появился Марио с зажженной свечой на крышке кастрюли. Лицо его было покрыто пылью.

— Нам надо завтра позвать мистера Колпи, чтобы он все починил, — сообщил он. — Он большой мастер в смысле электричества… — Брат замолчал, увидев лицо Марионетты в свете свечи. — Что случилось?

Она повернулась к брату с сияющими глазами.

— Вот вам и ответ! Подвал!

Ее отец начал понимать, о чем она думает, и раздраженно заметил:

— Не глупи, figlia,[18] мы не сможем открыть подвал для посетителей. Дела обстоят таким образом, что я вряд ли приведу кафе в порядок, не говоря уже о том, чтобы оборудовать подвал.

— Я не собираюсь делать его частью кафе, папа! Мы можем открыть там клуб для молодежи. Там будет музыка, танцы…

Марио взглянул на сестру, зараженный ее энтузиазмом.

— Клуб в подвале? Браво, Марионетта! Почему бы и нет? Мы ведь его никак не используем, папа…

Томмазо отмахнулся от них.

— Не отнимайте у меня время вашими бредовыми идеями. Если в ближайшие дни мы собираемся открыть кафе, надо подумать, какой ремонт сможем провести самостоятельно…

— Но, папа, — умоляюще протянула Марионетта, — это хорошая мысль. Если сможем хоть немного заработать на клубе, мы сделаем настоящий ремонт в кафе, и оно станет таким же, как прежде, даже поставим новую стойку, о которой ты давно поговариваешь…

Томмазо раздраженно встал.

— Хватит, дочка. Я уже наслушался твоих бредней. Собирайтесь, нам пора домой, мы можем поговорить по дороге. Вставай, папа…

Что касается Томмазо, вопрос был закрыт. Он помог Франко подняться в полутьме на ноги, а когда тот задувал свечу, заметил возбужденные взгляды, которыми обменивались брат с сестрой. Клуб в Сохо! Шанс соприкоснуться с другим, давно желанным миром, стать его частью, познать все опасности и удовольствия ночной жизни города… Марионетта почувствовала, как рука Марио сжала ее руку. Она улыбнулась в темноте, зная, что упрямство и решимость у Перетти в крови. Эти качества привели сюда дедушку вместе с молодой женой с далекой Сицилии, они же помогли папе и маме добиться успеха с кафе. Эти семейные черты передались и детям Перетти. Клуб будет, они с Марио об этом позаботятся!


Томмазо долго не спорил. Видимо, он был настолько потрясен разрушением кафе, что уже не мог сопротивляться. Или же просто не верил, что детям удастся такое грандиозное начинание, поскольку, с его точки зрения, идея клуба в подвале заранее обречена на неудачу. Клубы контролировали типы вроде Моруцци. Владельцы клубов — люди особой породы, поднаторевшие в такого рода делах, знающие мир и ночную жизнь Сохо. Уж, разумеется, не зеленые молодые итальянцы, умеющие только прислуживать за столиками.

Из всех членов семьи единственным, кто яро воспротивился этой идее, был Антонио. Он видел в ней одни неприятности.

— Знаю я такие заведения, — предупреждал он сестру. — Вот увидишь, сюда станет таскаться всякое отребье — пьяницы, наркоманы…

Но Марионетта была настроена решительно.

— Всего один вечер в неделю, — убеждала она. — Мы же не станем открывать клуб каждую ночь, Тони. Ты со своими полицейскими и не услышишь про нас ничего…

— У вас не будет приличных клиентов, — настаивал брат. — Кто захочет прийти и сидеть в подвале кафе в субботний вечер? Для этого надо здорово набраться…

Девушку идея захватила. Вдохнула новую жизнь в смирившегося с поражением старика. Он настоял, чтобы заплатить за краску из его собственных сбережений, и Марио едва удалось уговорить деда не лезть с кистью на лестницу белить кирпичные стены.

После нескольких дней тяжелой работы кафе снова открылось. Стойка теперь была в заплатах, отсутствовала витрина, но завсегдатаи, хотя и слегка потрясенные актом вандализма в обычно тихом районе Сохо, скоро вернулись. Теперь, когда эта задача была выполнена, Марио и Марионетта могли работать до поздней ночи после закрытия, превращая грязный подвал в место, куда бы люди с удовольствием приходили развлекаться в субботу вечером. Задача оказалась трудной. Во-первых, надо было выбросить горы мусора, накопившегося за долгие годы в забытых уголках подвала. Все это пришлось поднимать по лестнице, ведущей на двор, под заинтересованными взорами семьи миссис Ли Фанг, и сваливать у края тротуара в ожидании вывоза. Человек, собиравший кости и тряпки, был рад взять старую плиту, но от груды мокрых газет и тряпья избавиться оказалось труднее. Больше всего досталось Марионетте, когда она отодвинула стопку гниющих номеров «Дейли уоркер» и обнаружила за ними гнездо со слепыми крысятами, писком зовущими мать. Она едва не сдалась в тот момент, но Марио, настроенный весьма решительно, призвал местного крысолова, который решил их проблему в обмен на недельные бесплатные завтраки в кафе, приготовленные недовольным Томмазо.

Постепенно подвал начал все меньше напоминать мусорную свалку и становился все больше похожим на клуб. Стены побелили, и Марионетта уговорила агента в местном бюро путешествий отдать ей старые плакаты с пейзажами Италии, чтобы украсить стены. В одном углу под мешками они нашли кучу складных стульев, оставшихся, скорее всего, от давно исчезнувшей парикмахерской, а у старьевщика купили несколько карточных столиков.

— Кофе мы можем носить сверху, — сказала Марионетта брату, — а если люди захотят принести свое вино, пусть. Ведь винная лавка всего лишь через дорогу!

— Тогда как же мы заработаем? — поинтересовался Марио.

— Мы будем брать плату за вход, — решила она. — Со всех, без исключения, даже с твоих друзей, Марио!

— А как насчет музыки?

Марионетта вспомнила людей с футлярами для инструментов. Они постоянно толклись на Арчер-стрит, напоминая банду гангстеров.

— В Сохо тысячи безработных музыкантов. Помнишь, мы с тобой видели их у театра? Уверена, найдутся такие, кто согласится поиграть за несколько чашек кофе… — Она довольно оглядела крошечный «клуб». — Мы слегка сдвинем столы и стулья и освободим место для музыкантов.

Они трудились с огромным воодушевлением, переделывая старый грязный подвал, и так уставали, что днем в кафе девушка двигалась, словно во сне. Пострадали и уроки пения Марио, у которого от пыли и сырости садился голос.

Однажды вечером, закончив вешать старую рыболовную сеть на потолок, брат и сестра устало уселись за шатким столиком, чтобы выпить чаю.

Марио посмотрел вокруг, затем на Марионетту, деловито писавшую объявление об открытии клуба, чтобы выставить его в окне кафе. Чай у нее совсем остыл, а она все гадала, следует ли им предлагать будущим посетителям еду.

— Возможно, — размышляла девушка вслух, склонившись над объявлением, — что-нибудь попроще, например спагетти или равиоли? Или не надо итальянского? Тогда бобы на тосте? Или омлет?

— Эй, — воскликнул Марио. — Угадай!

Она подняла голову.

— Что?

Брат широко улыбнулся.

— Забудь про омлеты, сестренка. Мы своего добились! Я думаю, нам пора открывать клуб!

Они вместе осмотрели плоды своих трудов. Энтузиазм брата захватил Марионетту.

— Ты прав, — наконец сказала она. Они взглянули друг на друга. — Чего же мы ждем?

— Я знаю! — возвестил Марио. — Торжественной церемонии по поводу открытия люка!

Под непрерывное ворчание Томмазо линолеум на полу аккуратно скатали, обнаружив крышку люка. Столики немного переставили, и теперь те, кто приходил в клуб, могли спускаться прямиком вниз, не тревожа посетителей кафе. Томмазо мрачно наблюдал за манипуляциями своих детей.

— И как вы назовете свое увеселительное заведение? — с сарказмом спросил он.

Дед с гордостью обнял своих внуков за плечи.

— Это будет называться «Минт»,[19] — объявил он. — Понял? Кафе называется «Империал», а клуб — «Минт». «Минт-Империал». Здорово, верно?

Марионетта показала маленькое объявление об открытии клуба в следующую субботу.

— Могу я выставить его в окне кафе, папа? — попросила она. — Пожалуйста?

Отец колебался. Какой может быть вред? Еще вполне вероятно, что никто и не придет. Маленький клуб, какие с ним могут быть проблемы? И дело явно того стоило, потому что Марионетта снова стала улыбаться. Томмазо вздохнул.

— Ладно, — согласился он. — Выставляй. И le faccio i miei migliori auguri![20] Удачи вам!

Антонио, зашедший на церемонию открытия люка, все еще в форме, уставший после целого дня на дежурстве, отвел сестру в сторону и тихо сказал ей:

— Я должен предупредить тебя, сестренка. Можешь нажить себе массу неприятностей. Моруцци не позволят кому-нибудь просто так открыть клуб в Сохо, ты ведь знаешь.