Лили Феррари - Ангельское личико

Его приятель пришел в негодование.

— Микки! Куда ты направился? С ума, что ли, сошел? Мы не работали с той поры, как закрылась «Черная кошка», а теперь ты воротишь нос от постоянной работы! Что на тебя нашло?..

Микки зло повернулся.

— То, что Медведь просыхает в этой поганой лечебнице для алкоголиков, вот что на меня нашло, — отрезал он. — И я не работаю на подонков.

С этими словами Микки Энджел зашагал по улице, пробиваясь между группами музыкантов, что-то горячо обсуждающих на мостовой.

Питер Трэвис с беспокойством повернулся к Марионетте.

— Не уходите, мисс! — крикнул он. — Не ищете больше никого! Мы вернемся, я обещаю! — И он тоже исчез в толпе, изо всех всех сил стараясь догнать приятеля.

Марионетта отвернулась. Бесполезно. Она знала, что Микки Энджел никогда не примет от нее подаяния. Да и с чего бы? Ведь он знал одно: семья Перетти ничуть не лучше, чем Моруцци. Все они итальянцы, все подонки…

1951 год

Марионетте снился сон. Она стояла в поле, в каком-то очень жарком месте и чувствовала, как солнце греет ее голые руки. Наверное, это была Сицилия. И кто-то, стоящий далеко, на холме, говорил ей торопливо и настойчиво: «Будь сильной, Марионетта!». Она узнала голос матери и увидела неожиданно выздоровевшую Франческу, которая чем-то махала. Марионетта прищурилась от яркого солнца. Что это такое? Стоило ей разглядеть предмет в руках матери, как сон утратил яркость.

«Мама, — пробормотала она. — Откуда ты взяла куклу?»

— Марионетта! — Девушка, смешавшись, подняла голову. Сицилийский пейзаж исчез. Перед ней всего лишь задний двор кафе, удушающе жаркий в этот июльский вечер, и лицо брата в темноте. — Марионетта! — говорил он. — Поверить не могу! Клуб скоро лопнет по швам, а ты здесь спишь.

Марионетта смущенно потерла глаза.

— Извини, — промолвила она, — я не хотела…

Но Марио уже заспешил внутрь.

— Через пять минут начинаем второе отделение, — с важностью произнес он, — так что тебе лучше пойти туда!

Марионетта вздохнула и потянулась. Марио был слишком поглощен своим успехом певца в клубе, чтобы заметить, как вымоталась сестра. Теперь, когда дед тяжело болел, у нее не оставалось ни одной свободной минуты, одна непрерывная беготня между кафе, клубом и домом, где старик Франко доживал свои последние дни в одиночестве спальни. Томмазо пытался помочь, но кафе отнимало все его время, так что когда он замечал, что дочь зевает в кафе, хмурился и говорил:

— Надо закрыть этот чертов клуб, у тебя нет времени, чтобы одновременно быть здесь и там, да еще присматривать за дедом.

«Он не ощущает несправедливости своих слов», — печально думала Марионетта. Ведь именно клуб теперь является наиболее успешной частью их семейного предприятия. И она не собиралась отказываться от своего единственного маленького успеха в жизни. Так что каждая ее минута была отдана работе — днем обслуживала посетителей в кафе, вечерами возилась с толпами в клубе, а в остальное время ухаживала за стариком. — Чего же удивляться тому, что у нее появилась способность засыпать буквально на ходу в любое время суток.

Марионетта встала, зевнула и потерла глаза. Этот уик-энд выдался особенно суматошным. Открылась ежегодная ярмарка в Сохо, как всегда привлекшая массу народа со всех концов Лондона. Люди принимали участие в играх, покупали товары, отдыхали на площади, и в воскресенье наблюдали за знаменитым забегом официантов Сохо. И клуб и кафе на этом хорошо зарабатывали, что шло на пользу семье, но тяжело отразилось на Марионетте, которая не могла позволить себе отдохнуть, как все, и посмотреть забег. Она вызвалась посидеть с дедом, чтобы дать такую возможность отцу и Марио. Ведь Марио сам собирался участвовать в забеге, а другие участники — официанты из кафе и ресторанов Сохо — были их друзьями. Нельзя, чтобы отец или брат остались дома…

Девушка медленно спустилась по ступенькам пожарной лестницы, поправляя швы на чулках. Потом взглянула на свое отражение в пыльном стекле двери, ведущей на кухню. Оттуда на нее смотрели большие заспанные карие глаза. Мысли ее все еще были заняты тем полем в Сицилии, где она в последний момент протянула руку, чтобы взять у матери куклу. Марионетта печально коснулась щеки. Во сне у нее не было шрама.

— Прелестно! — сказал вдруг кто-то. Она подняла голову. У открытого кухонного окна миссис Ли Фанг лущила горох. Без сомнения, замечание относилось к новому платью Марионетты, купленному специально для вечеров в клубе, самому нарядному из всех, которые ей когда-либо доводилось носить. Белое, креп-жоржетовое, в мелкий черный горошек, обтянутый верх на широких бретельках и широкая, падающая волнами, юбка. Платье явилось предметом долгих споров с отцом, считавшим, что приличной молодой женщине нельзя так оголяться. Марионетта благодарно улыбнулась соседке.

— Благодарю вас, миссис Ли Фанг, — крикнула она в ответ. — Правда, хорошенькое? — И, смеясь, покрутилась на одном месте.

Миссис Ли Фанг свесилась из окошка и серьезно покачала головой.

— Не платье, — заметила она. — Вы. Прелестно. — Как обычно, рука Марионетты взлетела к щеке, но миссис Ли Фанг укоризненно погрозила ей пальцем. — Вы, наверное, влюбиться, — продолжила китаянка. — Вы все время улыбаться, когда думать, никто не видеть.

Марионетта почувствовала, что краснеет.

— Да откуда мне взять время, чтобы влюбиться?! — воскликнула девушка, продвигаясь к двери, чтобы поскорее окончить этот допрос. — У меня слишком много работы! — И исчезла в доме, оставив миссис Ли Фанг задумчиво смотреть ей вслед, а стручки гороха так и мелькали в умелых маленьких ручках.

В клубе было ужасно жарко. Казалось, что даже стены потеют. Марионетта вздохнула, ощутив привычную смесь сигаретного дыма и запаха от скопления большого количества людей в тесном помещении. Она вовсе не жаловалась, как раз наоборот, обожала свой маленький клуб. Это было ее королевство, где она принимала решения. Единственная часть жизни, которой, как ей казалось, она могла сама управлять. Остальная жизнь, считала Марионетта, зависела от Моруцци и ее домочадцев. Но даже в созданный ею самой мир проникало тлетворное влияние Моруцци. Направляясь в угол за музыкантами, где был устроен крошечный бар, девушка увидела головореза-«охранника», как обычно пьющего виски у стены подвала, рядом с лестницей. Он кивнул ей без всякого выражения, но Марионетта его проигнорировала. Девушка ненавидела его, но выгнать была бессильна из-за договоренности отца с Барти. Вероятно, ей надо было еще радоваться, что Моруцци не прислали Уолли Уолласа сидеть в углу и пялиться на нее вечер за вечером.

Она засуетилась у великолепного кофейного автомата, недавно приобретенного, чтобы обеспечить кофе длинную очередь молодых парней и девушек, желающих вернуться на место до второго за вечер выступления Марио, которое вот-вот должно было начаться. Ударник уже забирался на стул за барабанами, а гитарист настраивал гитару. Марио болтал с группой девушек, время от времени машинально приглаживая кудри. Марионетта улыбнулась про себя. Он и в самом деле слишком серьезно отнесся к исполнению песен Синатры, девицы скоро в обморок начнут падать перед кафе!

— Ты выглядишь счастливой.

Марионетта вздрогнула и подняла голову. Микки Энджел каким-то образом появился в начале очереди. За последние три недели он ходит в клуб каждую субботу. Его гнев по поводу сотрудничества между Перетти и Моруцци несколько поутих. Или, по крайней мере, решила Марионетта, он уже не взваливает вину за действия отца на плечи дочери. Это были лишь догадки, поскольку все ее разговоры с Микки сводились к нескольким случайным замечаниям о погоде. Она удивилась, заметив, что он разговаривает с ней так же напряженно, как и она с ним.

— Два эспрессо? — Девушка увидела Питера Трэвиса, сидящего за столиком неподалеку от сцены. Он помахал ей рукой, а она в ответ улыбнулась.

— Да, пожалуйста.

Марионетта повернулась, чтобы достать чашки, чувствуя, как Микки следит за ней взглядом.

— Я сказал, ты выглядишь счастливой, — повторил он.

Она потупила глаза, перестав улыбаться. Ненавидела, когда люди видели ее улыбку. Это значит, они замечали, что губы в том углу рта, куда достала бритва, остались неподвижными.

— В самом деле? — спокойно осведомилась она, нажав на рычаг. — Автомат шумно забормотал, и горячий кофе полился в маленькие чашки. — В клубе дела идут хорошо, вот я и счастлива. Что-нибудь еще?

Микки со строгим выражением на лице подвинул к себе чашки.

— Нет. Сколько с меня?

Марионетта закусила губу. Она вела себя слишком резко. Он пришел в клуб, старается быть дружелюбным, а она отпугивает его своей холодностью.

— За счет заведения, — тихо произнесла девушка.

Внезапно осмелев, Микки взглянул на нее.

— Ты не придешь и не посидишь со мной, когда Марио начнет петь? — спросил он. И, заметив ее колебания, поспешно добавил: — Ты ведь знаешь, никто не подходит к стойке, когда Марио поет…

— Кончай болтать! — Молодой человек в галстуке из очереди начал проявлять раздражение. — Вот-вот начнут!

— Я приду через минуту, — крикнула Марионетта Микки под барабанную дробь, означающую, что музыканты сейчас заиграют.

Марио уже пел четвертую песню, балладу, когда ей удалось наконец освободиться и с чашкой кофе в руке проскользнуть в полумраке вдоль стены к столику, где сидел Микки Энджел. До этого она все прибирала и вытирала. Обычно Марионетта занималась уборкой, когда клуб пустел. Она лишь частично призналась себе в причине, по которой изменила заведенный порядок: возможно, сегодня кто-то предложит проводить ее домой по темным улицам Сохо. Ведь Марио придется задержаться, чтобы упаковать все оборудование, и в порядке исключения он сам все здесь закроет…

Марионетта тихонько присела за столик и, пока брат пел, встретилась в полутьме взглядом с Микки, ощутив приятное тепло и надежду. Может быть, здесь, в колеблющемся мерцании свечи, вставленной в бутылку из-под кьянти, вдалеке от безжалостного дневного света, Микки посмотрит на нее и увидит не только шрам.

Песня окончилась, и все бурно захлопали. Популярность Марио росла с каждым днем, и это гарантировало клубу постоянный приток новых посетителей. Марионетта огляделась и заметила группу студентов из художественной школы Святого Мартина. Они о чем-то спорили на лестнице и не обращали внимания на «охранника», недовольно поглядывающего на них из-за стакана виски. Несколько хористок из местного казино заканчивали пить кофе, готовясь отправиться по домам в Кенсингтоне и Бейсуотере. Художница Сюзанна Менлав развалилась на стуле за соседним столиком, наблюдая за происходящим через алкогольную пелену с неизменной сигаретой в зубах. Сидящие напротив американские туристы громко хлопали, а пара матросов вопили в соседнем углу, выражая свой восторг, видимо, не столько пением Марио, сколько сидящими неподалеку хористками. Самое главное — клуб был полон. Возможно, здесь сыграли свою роль фестиваль Британии и открывшаяся ярмарка в районе. Но так или иначе, люди перебрались через реку на южный берег и оказались в Сохо, привлеченные экзотикой ночной жизни.

Микки Энджел потянулся через стол к Марионетте с напряженным выражением лица. Марио тем временем готовился начать новую песню.

— Твое имя, Марионетта, что оно означает? Или это женский вариант имени Марио?

Девушке захотелось улыбнуться, и она прикрыла рот ладонью.

— Нет, — сказала она, — ни в коем случае! — И показала в сторону стойки. — Видишь, рядом с полкой висит кукла?

Он кивнул.

— Это la marionetta,[26] — объяснила она. — По-итальянски — кукла.

— Но почему?..

Она покачала головой, не желая продолжать объяснения. Тут Марио запел. Его баритон заставил умолкнуть смех и болтовню.

«Не спрашивай меня, откуда мне знать, почему любовь моя к тебе вечна…»

Когда Марио пел, он преображался. Трудно было поверить, что густой, чувственный голос, который эхом отдавался от стен крохотного подвала, принадлежал надоедливому, болтливому юноше, целыми днями донимавшему Марионетту. Слушая песню, она, как и все остальные, сидела, не шевелясь.

«Я отвечу тебе, что я чувствую это своим сердцем…»

Микки Энджел легонько дотронулся до нее. Она повернулась к нему и увидела, что он подталкивает к ней бумажную салфетку, не отрывая при этом глаз от музыкантов на сцене. Удивившись, Марионетта взяла салфетку и развернула ее. Там было что-то написано. Девушка наклонилась поближе к свече, чувствуя, что Микки внимательно наблюдает за ней уголком глаза. Она начала вслух разбирать слова:

— «Отелло», театр Сент-Джеймс. У меня есть два билета на четверг. Пойдем? Играет Орсон Уэллс.