– Я скажу тебе, в чем дело, – отозвалась она, уйдя и вернувшись с книгой в руках. Перелистнув несколько страниц, она прочла: – «„Клаб-Хауз". Любимое место видных политиков. Здесь обедают воротилы Голливуда. Здесь они заключают контракты. Отличные стейки и салаты…» Вкусно поесть мне всегда нравилось. Но ты же видишь, что тут написано: «Любимое место видных политиков». И я туда пойду!

Тут она разрыдалась так, как рыдала, когда впервые услышала, что «Хотхауз» хочет устроить презентацию ее текста. Когда ливень слез стих, она, к моему удивлению, спросила:

– Хочешь пойти со мной?

– Но я не могу. У вас же деловая встреча.

– Ну и что? Хочешь?

Вообще-то можно, иначе что я буду делать? Сидеть в одиночестве на пляже и стараться не думать о своем распавшемся браке?

– Ладно. Но позволит ли он тебе взять меня с собой?

– Разумеется. У меня с их конторой сейчас что– то вроде медового месяца. Они ни в чем не могут мне отказать. Надо извлечь из этого максимум пользы. В прошлый раз я была слишком невежественна и не знала, что на этом можно нажиться. Мы сделаем вид, что ты – мой ассистент.

– Он не решит, что это ужасно? Я же почти ничего не знаю о Голливуде!

– Ну, тогда просто не задавай никаких вопросов. Просто улыбайся и много кивай. Пойдем, прошу тебя!

– Ну ладно.

Быстрый телефонный звонок, и все решено.


Погода изменилась. Небо перестало быть синим. Вместо этого солнце светило сквозь густые облака, заливая мир грязно-горчичным светом. Какой контраст с первыми пятью днями в Лос-Анджелесе. И не только погода была благоприятна в эти пять дней, но и мое состояние души. Тогда я думала, что несчастна, но сегодня мне было во сто крат хуже. И что еще ужаснее, я больше не могла списывать чувство страха или одиночества на смену часовых поясов. Они были лично мои.

Мы с Эмили ехали по бульвару Санта-Моника по направлению к Голливуду, и чем дальше мы отдалялись от моря, тем темнее становилось небо. Тут до меня дошло, что это смог, и я едва не подпрыгнула от радости. Итак, вот настоящий Лос-Анджелес. Как его рисуют на картинках: пальмы и пластические хирурги.

– Он женат? – спросила я. – Дэвид Кроу?

Эмили помолчала, а потом сказала:

– Прошу, прекрати издеваться над собой. Многие люди разводятся. Ты не такое уж исключение из правил.

«Клаб-Хауз» был шумным и многолюдным. Почти все столики были заняты четверками мужчин, которые, как ни странно, ели салаты и запивали их водой «Эвиан». Нас с Эмили проводили сквозь толпу к нашему столику. Дэвид Кроу еще не приехал.

Вдруг мне срочно захотелось бокала вина. Я спросила Эмили, могу ли я его заказать, но она с сожалением покачала головой:

– Прости, Мэгги, но предполагается, что ты всего лишь мой ассистент. Хотя мне самой не помешала бы пара стаканчиков. И штук двадцать суперкрепких сигарет без фильтра.

Она нервно забарабанила ногтями по столу в диком ритме расшатанной нервной системы. Я взяла ее руки в свои. Эмили посмотрела на меня с удивлением.

– Все будет хорошо, – сказала я, притворяясь, что держу ее руки в знак утешения.

– Спасибо, – ответила Эмили, высвобождаясь и снова начиная барабанить по скатерти. – О, слава богу, вот и Дэвид!

Воистину, слава богу.

Она указала на аккуратно подстриженного молодого парня, который выглядел приветливым и уверенным в себе. Значит, он скорее всего невротик, у которого никогда не было серьезных отношений и который по пять часов в неделю проводит на сеансах у врача. Мне говорили, это в духе Голливуда. Он помахал нам и широко улыбнулся, очень широко. Наш столик был недалеко от входа, но пока он добрался до него, прошло минут десять, поскольку он то и дело останавливался у других столиков, пожимал руки, выдавая любезности.

Наконец он приблизился к нам. Взял мою ладонь двумя руками и заглянул мне в глаза:

– Я так счастлив познакомиться с тобой, Мэгги.

Улыбаясь, он уселся за столик и продемонстрировал, что он в «Клаб-Хаузе» свой человек, даже не взглянув в меню.

– Салат «Кобба», только без авокадо, заправку подайте отдельно, – быстро сориентировал он официанта.

Потом Дэвид стал с энтузиазмом делиться сплетнями и интересными фактами из жизни других посетителей ресторана. Он был как бы нашим экскурсоводом.

– Как ты знаешь, структура власти в этом городе меняется каждое утро понедельника, – сказал он мне.

– В зависимости от кассовых сборов за первый уикенд, – пояснила Эмили.

– В точку! Видишь того мужика с подтяжками. Элмор Шинто. С сегодняшнего утра его карьера окончена. Он был исполнительным продюсером «Лунного камня». Проект стоил девяносто миллионов долларов. Общественное мнение считало его провальным. Они переснимали концовку четыре раза. В эти выходные фильм вышел на экраны и… Полный провал. У студии будут огромные убытки.

Мне страшно захотелось посмотреть на этого Элмора, потому что интересно взглянуть на человека, который на публике появляется в подтяжках, как герой «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Но к своему разочарованию, я вспомнила, что «подтяжками» американцы называют зубные скобки. Элмор болтал и смеялся и вовсе не выглядел человеком, чья карьера погублена навсегда.

– Здесь всегда так, – заметила Эмили. – Всегда храбришься… Пока тебя не найдут в уголке раскачивающимся из стороны в сторону на последней стадии психоза от передозы кокаина… Вот отвезут тебя в психушку, – добавила она с улыбкой, – тогда уж и прятать будет нечего.

– Да уж, – сказал Дэвид, хотя и не очень уверенно, а потом вновь начал увлеченно делиться слухами из мира кинобизнеса: —…спас кинокомпанию от слияния… вернул на место первого продюсера… сразу три картины… сценарий отложили в долгий ящик… десять лет не давали зеленый свет…

Он продолжал сыпать комментариями, пока мы с невероятной скоростью поглощали пищу. Ни тебе первого, и уж точно никаких десертов.

С тех пор как я приехала в Лос-Анджелес, мне ни разу не предлагали после обеда ничего, кроме чашки кофе. Подозреваю, что если бы я возжелала кусочек бананово-карамельного тортика, то им пришлось бы звонить домой кондитеру и поднимать его с постели.

За обедом Дэвид и Эмили перебросились лишь несколькими фразами относительно тактики проведения презентации. Настоящая работа началась, когда мы выходили из ресторана. Дэвид остановился у нескольких столиков и представил Эмили важным шишкам с мясистыми руками.

– Эмили О'Киффи. Очень талантливая сценаристка. В среду состоится презентация ее нового сценария «Деньги для красоты» для «Хот-хауза». Если вам нужен этот сценарий, то поторопитесь!

Я болталась без дела на заднем фоне и нервно улыбалась. Реакция на Эмили была неоднозначна. Некоторые явно были недовольны, что их оторвали от салата и воды «Эвиан», другие казались по– настоящему заинтересованными. Но даже с самыми грубиянами Дэвид, соответственно, и Эмили проявляли твердость, будто они были величайшими звездами в этом городе. Было что-то увлекательное в том, как Дэвид раздувает шумиху прямо у нас перед носом. Когда наконец мы дошли до выхода, Дэвид сказал спокойно:

– Тот последний парень, Ларри Сэведж, в свое время отказался от нашего текста, но клянусь тебе, он позвонит.

– Они терпеть не могут чувствовать, что что-то пропускают. – Я постаралась произнести это с видом знатока.

– А еще они терпеть не могут, когда их задницы вылетают с работы, после того как Голливуд делает из фильма конфетку, а их кинокомпания выясняет, что в свое время они отвергли этот сценарий.

И тут я услышала собственный голос:

– О, господи!

– Что? – спросила Эмили.

– Это Шэй Делани.

– Где?

– Вон там. – Я указала на мужчину с темно-песочными волосами, который сидел за столиком с еще тремя мужиками.

– Нет, это не Шэй Делани.

– Нет, он. Ой, ты права, не он. – Мужчина только что обернулся, и я увидела его в профиль.

Но я не сдавалась.

– Очень похож. Со спины – вылитый Шэй.

14

В тот день звонили еще два раза. Вежливая девушка со скрипучим голосом из офиса Морта Рассела. В первый раз узнать, есть ли у Эмили какие-то специальные пожелания по поводу презентации в среду.

– Типа чего? – полюбопытствовала я.

– Аудио– и видеооборудование. Травяные чаи. Специальный стул.

– Ну, боюсь, Эмили сейчас не сможет вам ответить, у нее встреча.

Эмили ушла к тренеру по гиротонике (уж не знаю, что это еще за чертовщина). Кажется, в Лос-Анджелесе у всех всегда назначена какая-нибудь встреча. С бухгалтерами, диетологами, парикмахерами, тренерами по непонятным видам спорта, а на вершине списка – психоаналитики.

– Я попрошу ее созвониться с вами.

Потом эта девушка позвонила снова и оставила очень сложную инструкцию, где именно надо будет припарковаться в среду. Среди прочего ей понадобились номер и марка автомобиля Эмили.

– Она такой шум подняла из-за этой парковки, – сказала я Эмили, когда та вернулась.

– Это потому, что на киностудиях мест на парковке столько же, сколько искренности.

– Что?

– Мало, чрезвычайно мало. Кто-нибудь еще звонил?

– Только мои родители. Сказали, что волнуются за меня.

– И не только они одни.

– Я в порядке, – вздохнула я.

По крайней мере, моя полуночная паника поутихла.

– А еще я звонила Донне и Шинед.

Как только я удостоверилась, что ни одна из них не крутит роман с Гарвом за моей спиной, я нормально с ними пообщалась. Обе были рады меня наконец услышать и ничего не знали об измене Гарва. Это было определенного рода облегчением. Значит, еще не все в Дублине обсуждают эту новость.

– Что ты наденешь на сегодняшнюю вечеринку у Дэна Гонсалеса? – спросила Эмили.

– Не знаю.

Я была рада, что мы идем развлекаться. Мне хотелось все время чем-то заниматься, чтобы убежать от себя и своих новостей. Но у меня был еще вопрос:

– А Шэй Делани будет?

Пауза.

– Возможно. Если он в городе. – Снова пауза. – Тебе не хотелось бы, чтобы он там был?

– Да нет.

– Хорошо.

– Ты видела когда-нибудь его жену?

– Нет. Она не ездит с ним. Думаю, это невозможно с тремя детьми, так мне кажется.

– А он… волочится за юбками?.. Или он ей верен?

– Не знаю, – серьезно ответила Эмили. – Я его вижу не так уж часто, да и знаю не слишком хорошо. А тебе бы чего хотелось? Чтобы он был верным или неверным?

– Не знаю, ни то, ни другое.

Услышав эту нелогичную чушь, Эмили задумчиво кивнула.

– Слушай, – медленно сказала она, – он задарма жил в твоей башке так долго…

Тут она запнулась:

– Прости. Забудь, что я сказала. Не знаю… Я думаю, что просто не могу знать, что ты пережила… Прости.

– Да ничего.

Она ушла собираться, и разговор был окончен.

Через полчаса она появилась в розовых джинсах с черными пятнами, как шкура леопарда, в черных сапожках на тончайшей шпильке и в приталенном жакете. Но дело не только в одежде. Еще были браслеты, заколки и сверкающий макияж…

– Как тебе это удается? – У меня брови вверх полезли, пока я разглядывала ее прикид. – Ты прямо как Чудо-женщина из комиксов!

– Ты тоже отлично выглядишь.

Я, конечно, постаралась, но никаких нарядных тряпок я в Лос-Анджелес с собой не привезла (в основном потому, что у меня их и не было) и на фоне экзотического наряда Эмили выглядела в своем черном вечернем платьице как плакальщица на похоронах.

– Ну почему, – принялась ругать я саму себя, – почему у меня такая толстая задница? А то я одолжила бы что-то из твоей одежды! Ты завьешь мне ресницы своими чудо-щипчиками?

Эмили сделала даже больше. Она полностью накрасила меня, и я стала почти такой же блистательной, как она, а потом одолжила мне пару браслетов и заколок.

И мы пошли.


Вечеринка проходила в особняке в испанском колониальном стиле. Между прочим, в районе Бель-Эйр, облюбованном местными знаменитостями. Особняк был роскошный, и все здесь подчинялось порядку. Перед электронными воротами бесцеремонные типы проверяли вашу личность. Мексиканцы парковали вашу машину. В ветвях деревьев мерцали и перемигивались китайские фонарики. В самом доме красивые и говорливые люди циркулировали по просторным комнатам с высокими потолками, уставленным уймой огромных ваз с композициями из лилий. Мерцание света, подносы с шампанским и – к моему разочарованию – с минералкой. А ведь это была голливудская вечеринка. Я ожидала увидеть наркотики, шлюх и шумное веселье. И не готова была отказаться от картин, нарисованных моим воображением. Разумеется, та шоколадная принцесса, которая поинтересовалась местоположением туалета, на самом деле спешила понюхать кокаину. А вот та подозрительно красивая испанка просто обязана быть проституткой.

Эмили пошла засвидетельствовать свое почтение Дэну Гонсалесу, хозяину, а я стояла, потягивая шампусик и хищно высматривая признаки разврата.