Анна Савански

Английский сад.

Книга вторая. Тернистая дорога. 1929 – 1955.


Это происходит всегда, когда рушится цивилизация. Люди, обладающие умом и мужеством, выплывают, а те, кто не обладает этими качествами – идут ко дну

М. Митчелл «Унесенные ветром»


Ветер изменяет форму песчаных барханов, но пустыня остается прежней.

П. Коэльо «Алхимик»


Глава первая.

Сумерки.

Февраль 1929.

Осталось только уповать на чудо. Он давно знал, что она, возможно, не выживет. Он пытался заставить ее жить, а она упорно, что-то доказывала ему. Словно хотела ему, показать, что мучая себя, причиняет боль ему. Возможно, она умрет. Он думал когда-то, что упрямство это черта его семьи, но как оказалось, его жена обладала не меньшей настойчивостью. Но, как же она не понимала, своим поведением, безразличием она причиняет боль другим. Вероятно, все скоро будет кончено…

Он помнил, как холодным январским днем увозил ее домой. В душе была какая-то странная пустота, та что, съедает все, не оставляя при этом ничего. Он корил себя, не ожидая ее прощения. Только ее безразличие помогло ему сломить ее сопротивление. Только, поэтому она уехала с ним тогда. Они ни о чем не говорили, он, лишь только молча, помогал ей собираться, видя, как ей нелегко многое дается. Он смотрел на прозрачную холодную гладь воды, в ней он увидел скорбь и одиночество. Он подошел к Глории, стараясь, как можно мягче задать свой вопрос, что постоянно крутился у него в голове, с того самого момента, как узнал, что станет отцом. Глория с опаской взглянула на хозяина, боясь его праведного гнева, но не посмела уйти, ее хозяйка явно бы не одобрила такого.

- Почему мне никто не сказал? – тихо спросил Виктор, боковым зрением следя за служанкой, - я хочу знать.

- Мисс Диана запретила, - пролепетала Глория, стараясь скрыть дрожь в голосе.

- Вот оно что, - пробормотал он, и ушел.

У него больше не было сил бороться с ней, он устал от непонятной нелепой борьбы с Дианой. Джордж, их темноволосый зеленоглазый мальчуган, радостно встречал их, побежав с раскрытыми объятьями, но Диана не могла больше дарить ему ту ласку и заботу, словно в нем она видела образ мужчины, что нанес ей такие сильные душевные раны. Он страдал, не понимая за что, его наказывает мать. Никто за это короткое время не смог привести в чувства Диану, будто бы она решила провести в жизнь еще одну жизнь и уйти в безвестность. Почему она решила так? Он не мог ее понять, для него ее разум оказался не постижимым.

Сейчас стоя у окна в кабинете Артура и Джейсона Виктор осознавал, что все закончилось весьма трагично. Как же будет смеяться его отец, как же он будет радоваться этому. Еще вчера он с отчаянием пришел в церковь Св. Августа, где когда-то они венчались с Дианой и крестили их сына. Отец Питер с испугом посмотрел на него, сейчас этот сильный несгибаемый человек был похож на раба, готового смерено принять свою страшную ношу. Он давно знал Виктора и его супругу, и все, что отец Питер мог посоветовать ему, так это молиться за судьбу Дианы, а сына крестить. В этой весь суматохе и мрачности он даже забыл, что у него появился сын. Этот крошечный ребенок совсем был не похож на здорового крепыша, их первенца. Виктору было трудно принять, то, что этот ребенок будет больным, неполноценным человеком, еще один лорд Хомс. Он медленно погружался в темные воды, истории своей семьи. Мало кто знал, как в таких же муках рожала его прабабка Селия. Никто даже она сама не предполагала этой беременности, она имела сына Дезмонда и дочь Фиону. О любви между Андрианом и Селией ходили легенды. Они поженились, ненавидя друг друга. Он считал ее глупой гусыней, а она его напыщенным индюком. Через годы у них появилось чувство, да, все было так, как диктовала мораль викторианской эпохи, любовь возникает в браке, только с прожитыми годами. Селия берегла все семейные традиции, когда она забеременела, она вместе с мужем была во Франции. Все ждали появления девочки, почему-то Селия ощущала, что это будет сын. Она истязала себя, как будто наказывая себя за свою опрометчивость. Мальчик, которого нарекли Адамом, прожил всего лишь три года и умер от крупозного воспаления легких. Это была горькая потеря, но зато земли Хомсов, как и род не разделись.

Неужели такая же участь ждет его сына? Выбрав крестных родителей Урсулу и Джейсона, Виктор решил назвать мальчика Робертом Томасом Маршалом, в честь первого сэра Хомса, его отца мануфактурщика и первого лорда Хомса. Скоропостижное крещение все приняли, ибо ребенок мог умереть в любую минуту. Все начало меняться после того, как ребенку дали имя, словно бы его стали оберегать его великие предки. С каждым днем ему становилось все лучше, и теперь оставалось только молиться о здоровье жены. Диана должна была выжить, его раненое сердце безумно жаждало этого. Кажется, он был готов к тому, чтобы ползать в ногах у Дианы. Если она его не простит, то вся его жизнь превратится в бессмысленное представление.


₪

От того что шторы были плотно в палате стало душно. Диана открыла глаза, когда рядом с ней никто не находился. Вся палата была завалена ее любимыми георгинами, откуда их столько в феврале. Она вдохнула их слабый аромат, вспоминая, как ей стало плохо дома, как Джордж звал на помощь, как кричал младенец. Что же произошло? Куда-то пропала слабость, а в теле появилась какая-то необъяснимая легкость. Диана оглянулась, ребенка нигде не было, и она уже стала беспокоиться, боясь, что он и не прожил и часа на этой земле. Кто-то тихо вошел к ней, это была миловидная молоденькая медсестра, она улыбнулась ей, выбегая из палаты. Через полчаса пришел Джейсон, на его светлом лице сияла улыбка, чувствовалось, как он изможден, наверняка после сложней операции. Он присел к ней на кровать, по-прежнему ничего не говоря, нежно прикоснулся к ее лицу.

- Теперь-то все хорошо, - прошептал он после долго молчания, - ничего не говори, мне нужно сообщить Виктору. Этот бедняга совсем без сна, скоро будет валиться от усталости.

- Где мой ребенок? – почти беззвучно спросила она.

- Все хорошо, поверь. Он выжил, неделю назад мы его крестили. Виктор назвал его Робертом Томасом Маршалом, и мы с Урсулой стали крестными, - Диана ощущала волнение Джейсона, она отвернула от него голову, избегая его испытывающего взгляда, - Прости его уже на конец.

После того, как Джейсон ушел, она ощутила внутреннею опустошенность. Она не хотела прощать Виктора, не хотела, чтобы ему стало легче, она понимала, что он страдает, что он мучается, но ее сердце жаждало мести. Ему должно быть также больно, как и было ей все эти месяцы. Сын… Мальчик, которого не должно было быть. Чтобы Виктор не говорил, чтобы он не думал, но в его разуме глубоко засела эта традиция. Роберт, зачем он ему? Он любил Джорджа, считал его своим наследником, но этот мальчик, что он с ним будет делать. Конечно, он врет ей, когда говорит, что неважно, сколько у них будет сыновей. Для него это было важно. О, мужчины! О, великие глупцы! О, гнусные вруны!

Он пришел на следующий день, заметно похудевший, с темными кругами под глазами, с проваленными щеками и со спутанными, давно не стрижеными волосами. Для храбрости он явно выпил пару рюмок коньяка, чтобы ее взгляд не казался давящим и испытывающим. Ей было противно и в тоже время жалко на него глядеть. Он явно терзается чувством вины. Ты добилась своего Диана, что же тебе еще надо? Может, тебе надо, чтобы он разорился из-за тебя или нашел себе другую более сговорчивую? Нет, но любовь… она почему-то стала стираться из ее памяти. Ее сердце уже не так гулко билось, сладко стуча при этом в ребра. Она не могла его больше любить, как прежде, не могла и не хотела. Все прошло, как легкий летний день, чью тишину нарушил дождь. Он сказал ей что-то, и покинул, она даже не посчитала нужным ответить ему хоть что-то.

Через неделю она уже находилась дома. Гарден-Дейлиас некогда ее любимый особняк ее не радовал. Ей было все равно, что многие вещи стоят не на своих местах, нет должной уборки или что готовить на ужин. Ей было наплевать, как будет выглядеть Виктор в глазах других, когда будет принимать своих гостей, они никогда уже не увидят тот блистательный дом. Чтобы не порождать слухи в обществе Диана осталась в доме, она собрала все свои вещи из хозяйской спальни, уходя в смежную с детской. Она не могла спать рядом с ним, уже не испытывала к нему никого желания. Все умерло в ее сердце, там ничего не осталось кроме горького раскаяния. Она сожалела, что много лет назад приехала из Парижа в Лондон, что поехала в тот вечер с ним к нему домой и стала его женой.

Он осознавал, ничего уже не вернуть обратно, все потеряно навсегда. Он написал короткое письмо отцу, сообщая о рождение сына, даже не думая о своем триумфе. Виктор стал запускать дела на фирме, и если бы не Артур, то возможно потерял бы все. Он совсем не замечал, как медленно, будто бы опасный зверь подбиралась беда, что изменит все навсегда. На этом его неудачи пока не заканчивались, они только начинались.


₪

Май 1929.

Это был не запасной вариант, а предчувствие, как будто Каролина предугадала, что через много лет она совсем не пожалеет о содеянном. Она снова нарушала вековые устои своей семьи, и, наверное, это было самое правильное ее решение за всю ее долгую жизнь, полную жаждой мести. Ее второй внук, которого нарекли Адамом Андрианом Эдмондом, родился ранним майским утром, когда легкий ветерок разносил весенний аромат только что расцветших цветов. В этот раз Аделаида легко разрешилась от бремени, подарив семье здорового мальчика. Еще никто не знал, что все сложится совсем по-другому, внук у нее останется один, и Хомсы боясь угасания своего рода и пришествия англичан-родственников, будут рожать по двое сыновей. Если бы не слабое здоровье Фрэнка, то Каролина никогда бы не заставила пойти на такую авантюру невестку. Аделаида являлась послушной, но ее слабость и хрупкость передалась внуку.

Конечно, Руфус сокрушался, как и Эдвард, но другого выхода не было. Была вероятность рождение девочки, но Каролина с самого начала беременности Аделаиды была уверена – у той будет сын. Руфус не понимал, иногда он осуждал свою мать за то, что она подарила жизнь двум сыновьям и поселила вражду между ними. В глубине души он завидовал успешному брату. Брату, уехавшему с несколькими монетами в кармане, и ставшему сейчас самым успешным человеком Лондона. У него была красивая пылкая жена, ни чета его серой холодной супруге. У него два сына, у него есть почти все. Отношения между Аделаидой и Руфусом были натянутыми, она казалась ему тихой скромницей, не способной на страсть. Теперь вместе с отцом они вспоминали его бурную молодость, посещая бордели, которые мало, что могло вытравить из городов. Куртизанки показали ему мир полный страсти и наслаждений, давая то, чего он не находил в постели жены. Он с вздрагиванием вспоминал, как она просила его ради сохранения его рода сделать ей ребенка, и он не отказал. Каролина всегда могла с легкостью надавить на него, и она получала свое. Руфус не любил жену, он согласился на ней жениться, зная о ее безупречной репутации. Она привыкла во всем соглашаться с ним, терпеть его бесконечные измены и его внебрачных детей, в этом он даже переплюнул своего отца, у которого детей от его шлюх никогда не было. Хомсы потеряли секрет того, как избежать этого всего. Вместе с Виктором исчезло все. Как ни пытались они воссоздать рецепт знаменитого пойла, ничего не получалось. Аделаида в этом видела злой рок. Удача отвернулась от Хомсов. Благословенная земля Ирландии больше не одаривала их своей благосклонностью. Все рушилось под натиском времени, самым лучшим другом и самым худшим врагом жизни.

Их ирландская семья тоже переживала трудные времена. Лен продавался хорошо, но два последних года неурожай, который и раньше в давние времена имел место, так не подкашивал их дела. Льняные полотна все также покупали, а фарфор - творение Дезмонда перестал так волновать искушенные умы. Пришло время массового искусства, когда фаянсовая простая чашка победила изящную в ручную расписную фарфоровую чашечку. Война изменила все, и Хомсы в Ирландии испытывали свои трудности. Иногда Эдварду, казалось, что когда-то сын был прав, нужно было меняться вместе со временем, нужно было впитывать в себя все новые веяния современного общества. Денег на это уже не находилось, а былое величие стало меркнуть, гаснуть как золотые времена любой империи. Эпоха Хомсов закатывалась в Ирландии, а звезда Хомсов в Англии восходила. На каждом шагу едва лишь и говорили о фирме сына, и это начинало уже порядком раздражать. Признать себя не правым Эдвард не мог.