₪

Февраль - март 1939.

В 1938 году основные события разворачивались в других частях Испании, в дали от столицы, а под самим Мадридом обе воющие стороны держали оборону. Наученные печальным опытом весенних поражений на разных фронтах республиканцы начали строить под Мадридом полевые укрепления. Где оказался Джейсон, казалось, еще есть надежда спасти столицу, а там и всю страну. Подхалимы Франко из-за ссоры с Германией не могли предпринять атаку на хорошо укреплённый и защищённый город.[21] К 1939 году под Мадридом неимоверными усилиями горожане создали укреплённый пояс обороны. Этой зимой стало ясно либо они победят, либо для многих наступит темнота. Либо все, либо ничего…

Каталина уже не узнавала город, в котором выросла. Она часто бродила по мадридским улицам с фотоаппаратом в руках, снимая величие и трагедию одного города и целой страны. Старые до боли знакомые ароматы смешались с запахом гниющей плоти. Она больше не могла смотреть на голодных детей, что она пыталась обогреть и накормить. Глядя на них Каталина вспоминала своих дочерей, слишком долго они с Джейсоном находились в дали от дома, семьи, друзей. Смотря на обездоленных детей она ощущала, как под ее сердцем бьется жизнь. Кат ничего не сказала Джейсону, она знала, каков будет его ответ. Он будет ее умолять бежать через Каталонию во Францию, он не позволит их ребенку родится в этом жестоком мире. Но Кат не могла по-другому, словно судьба звала ее, словно что-то крепко держало ее здесь. Она все также остро нуждалась в его любви и ласки, чем тяжелее становилось жить в Мадриде, тем сильнее становилась их любовь. Она жаждала жизни, и только он мог наполнить ею до краев. Дышать тяжелее, словно железные тиски сдавливали ее грудь, она так отчаянно хотела жить, будто бы эта жизнь утекала от нее, как вода сквозь пальцы. Ее нельзя было ухватить, как птицу счастья за хвост. Да, она звала на другую сторону жизни.

С трудом достав новые сапоги для этой зимы, Кат теперь думала, где бы раздобыть новых пеленок. Она шла в глубоких раздумьях, совсем не замечая ничего. По ночам после той ужасной ночи она больше не ходила. Найдя члена «пятой колоны» и полиции мертвым в сточной канаве, полиция устроила настоящую чистку их района. Их спасло одно, что фашисты не могли считать себя хозяевами города, и чувствовать в нем себя уверенно. Спасло их также, что они являлись членами интербригады, и покровительство Диего, советские агенты отвели от Фоксов все подозрения.

- Каталина! – услышала она знакомый голос.

- Черт, - Каталина подошла к сестре. Последний раз она видела Теодору, когда той было восемнадцать и она вышла замуж за Рамона, с тех пор прошло тринадцать лет, - О, Тео!

- Ты вернулась в Мадрид? Когда? – «ага, скажу я тебе так все», - подумала Каталина, улыбаясь сестре, а сама в глубине души призирая ее.

- Нет, я давно здесь с начала войны,- ответила Кат.

- Ты с ним? – Каталина нахмурилась, понимая, что Теодора имеет ввиду Джейсона.

- Да, - проронила Каталина, - у него есть имя, вообще-то.

- Приходи к нам. Поговорим, увидишь всех. Поругаем Франко и похвалим Республику, - Кат кивнула. Почему-то она не доверяла сестре, где-то в глубине души она ощущала, что это ловушка, что не стоит даже соглашаться. Но все же часть ее души требовала встречи с своей семьей.

Она пришла домой, зная что ужинать придется хлебом с водой, а что еще оставалось делать. За последние два года она сильно похудела, если бы Джейсон под страхом разоблачения не носил бы глюкозу, то она точно бы превратилась в скелет. Да, прежней Кат больше не было. Черты лица обострились, а черные глаза из-за темных кругов под ними, казалось будто прожгут. На кухне курил Диего, Каталина запахнула старенький жакет, чтобы было теплее. Он как-то многозначно посмотрел на нее, а потом печально заговорил.

- Тебя хотят арестовать, - начал он.

- Не понимаю… - она тяжело сглотнула.

- Ребята рассказали что некий Рамон Баррадос интересуется тобой. Ты не знаешь какое отношение он имеет к тебе? – Диего обратил на нее свои темные пронзительные глаза.

- Знаю, он мой бывший жених, муж моей сестры. Но при чем здесь все это? – Каталина отвернулась от Диего, - почему ты решил, что это я?

- Потому что, он говорил о некой сеньорите Саргос, - перед глазами все завертелось, от страха внутри все сжалось, - будь осторожна, им что-то известно. Известно про того беднягу, - они замолчали оба, а потом она ушла. Из-за беременности она плохо себя чувствовала, нельзя это показать всем.

Она долго думала над всем этим. Она должна пойти в отчий дом, чтобы все узнать, это нужно, чтобы помочь выбраться себе из беды, иначе пострадают все, а этого нельзя допустить.


₪

Каталина не сказала мужу, куда она пошла. Она немного подкрасилась, хотя вся ее косметика пришла уже не в годность, но другого ничего не было. Надела синее трикотажное платье, в котором прилетела в Мадрид три года назад, и старое серое твидовое пальто, купленное еще в Лондоне, в той жизни. Она легко добралась до родного дома, милая девушка открыла ей дверь, помогла снять пальто, спрашивая, не угодно ли ей чего-нибудь. В Лондоне она постоянно слышала эту фразу, но сегодня ей впервые стало стыдно, война изменила ее, заставила восстать против своей природы, отвергнуть все свое богатое прошлое. Она осмотрела в дом, где не была шестнадцать лет, дом, что она видела в своих плохих снах. Он почти не изменился, все тоже, только в глаза бросалась потасканная помпезность.

- Дочка, - услышала она, из музыкальной комнаты вышла Ленора с Урбино, - как мы рады тебя видеть.

- Здравствуйте, мама и папа, - сухо сказала Кат, - а где Тео.

- Я здесь, - она обняла сестру, - ты изменилась.

- Лондон меня изменил, - Каталина слегка улыбнулась, сдерживая себя, чтобы не бросит пару колких фраз, - и мой муж, - прибавила она позже.

- А он где? – Урбино показал жестом, чтобы они все сели на софы.

- Он – хирург, папа, конечно в госпитале, - фыркнула она.

- А Джулия? – о, неужели, они помнят, что у них есть внучка, даже ее имя помнят. Вот это да…

- Джулия и Флер у родственников в Кенте, - Каталина старалась понять поведение своей семьи. Они были слишком насторожены, словно ожидая чего-то или кого-то. Часто посматривали на часы, и просто вяло поддерживали беседу. Что бы все это могло значить? И где Рамон? Чувство страха подкатывало к горлу, Каталина пыталась загнать его подальше, но оно почему-то хотело прорваться наружу, будто бы предупреждая ее. Только потом она поняла, что все это значило.

- Сеньорита Саргос, - в гостиную вошли трое мужчин, вместе с ними был Рамон. Он изменился за эти годы, и стал верной шавкой Франко и ему подобных. Почему они сказали – сеньорита, в этой комнате все замужние дамы, и почему Саргос. Они подошли к ней, Кат тяжело вздохнула, теперь-то она знала, что это все значило. Рамон не хотел признавать факт ее замужества, - вы арестованы за шпионаж и убийство подполковника Торреса.

- Значит вот она твоя месть, - Кат нервно рассмеялась, - Я больше не испанка.

- Ошибаешься, Кат, ты наша гражданка, а со шпионами и предателями у нас один разговор. Берите ее, и поедем скорее, - Двое сопровождающих Рамона схватили ее за запястья, надевая наручники и завязывая глаза.

Кинув ее в машину, как мешок с картофелем, повезли по разбитым дорогам, как какой-то хлам. Ее выволокли из машины, провели через двор, а потом по сырым узким коридорам. Толкнув ее в карцер на каменный пол, она ушибла коленку. С глаз сняли повязку, а с рук наручники. Пахло смрадом, фекалиями и мочой, на камнях можно было разглядеть пятна крови, а свет в тюремное окошко едва пробивался, от чего казалось, что стены давят на нее. Были слышны приглушенные стоны и плачь, грубые выкрики и тяжелые удары в двери. Ей стало не по себе, Каталину вырвало в углу. Она ничего не ела с утра, принесли баланду с плевками, наверное, чтобы еще больше унизить заключенных или, чтобы проверить на стойкость, кто готов терпеть унижения. Она отодвинула миску, забравшись на соломенный тюфяк с клопами. Ночью за ней пришли.

Ей снова надели наручники и повязку на глаза, ведя по узким коридорам. Она услышала, как отворилась дверь перед ней. Каталину подвели к стулу, грубо на него сажая. Волна страха подкатила к горлу, она взяла себя в руки, во чтобы, то не стало она не должна показывать, что ей страшно. Ей в лицо ударил запах дорого одеколона и табака, с глаз упала повязка, кто-то стоял позади нее.

- Ну, вот мы и встретились, - услышала она знакомый бархатный голос. Голос что когда-то шептал ей на ушко нежности и слова любви, голос, что когда-то ее заворожил и влюбил в себя, обещая, но не исполняя.

- Хочешь мстить?! – прошептала она, Рамон рассмеялся, садясь за свой стол, нависая над ним угрожающе.

- Хочу, чтобы справедливость восторжествовала, - он стряхнул с сигареты пепел, в его темных глазах пылал гнев.

- О чем ты? – она говорила так, словно бросает ему вызов, словно она объявляет ему войну.

- Ты меня бросила, вышла замуж за это ничтожество, которое ты же мне и поможешь уничтожить, - Рамон стал ходить по комнате, не отрывая глаз от Каталины.

- Не трогай Джейсона! Тебе не понять, что такое любовь! Я влюбилась в него, в его жажду жизни, в его красивые слова и дела. Я хотела всегда быть с ним! – на ее лице играла злая улыбка, от чего первые морщинки у губ становились более явными.

- Так, что забыла все?! А ты не сказала ему, как млела в моих объятьях, как готова была отдаться мне, если бы тебя не сорвал с места твой отец! – Каталина опустила глаза, она больше не могла смотреть на него, от каждого его взгляда ей становилось не по себе.

- После того, что мы вместе пережили все остальное просто пыль, - тихо произнесла она, глядя на свои коленки.

- Как же прозаично, Каталина, и как лживо! – он бросился к ней, сжимая ладонью ее горло. Ей стало тяжело дышать, все начало мутнеть перед глазами, - шлюха!

- Так я тебе не нужна, - прохрипела Кат.

- Не нужна, но я уничтожу вас двоих, - троих, подумала она, Господи, троих…

- Ты не добьешься этого! – выпалила она.

- Еще как! А теперь скажи-ка мне, где прячутся эти поганые коммунисты, - его лицо в паре дюймов от ее лицо пугало Каталину, она призвала всю свою храбрость на помощь.

- Я не знаю…

- Знаешь, дрянь, - Рамон схватил ее за волосы на затылке, оттягивая голову вниз, чтобы легко было бы заглянуть ей в душу. Она нагло смотрела на него, внимательно изучая. Когда-то его сломанный нос привлекал ее, она считала это признаком мужественности. Давным-давно она восхищалась его квадратным подбородком с ямочкой, любила гладить его скулы, пропускать сквозь пальцы темные волосы, как лионский шелк на ощупь. Но сейчас она испытывала только призрение и ненависть к нему. Он прятался за этой грубостью, скрывая свою истинную натуру.

- Нет, - она плюнула ему в лицо. Рамон опустил ее волосы, отходя от нее, а потом, вновь подходя к ней, и с размаху дал ей сильную пощечину, от чего Каталина упала со стула на холодный пол.

- Дрянь… Увидите ее, - приказал он, - надеюсь, что сеньора Саргос подумает обо всем.

В камере она устало опустила на тюфяк, щека мучительно ныла, а кожу кусали вши. Она проспала до рассвета, утром принесли опять баланду с плевками, которые Кат аккуратно сняла с каши, немного поев. Это Рамон приказал, он хотел ее унизить, так чтобы она захотела спасти свою шкуру, сдав всех, включая ее собственного мужа. Когда ее снова вели в допросную, она молила Бога придать ей сил. Ее снова посадили на стул напротив Рамона, он вновь задал ей старый вопрос, ожидая нужный для себя ответ.

- Давай, Каталина, спаси свою шкуру. Сдай его и других. Ведь твой муженек убийца, - прошипел Рамон.

- Я ничего тебе не скажу, потому что ты лжешь! – Каталина уже двадцать минут находилась в опросной, а он так и не смог хоть что-то от нее узнать.

- Сучка, - взревел он, он жестом подозвал двух верзил, те больно схватили ее за плечи. Твердые пальцы впились в мягкую плоть, но Кат сдержала себя, она даже голосом не подала, как ей плохо. Они опустили ее голову в чан с холодной водой, повторяя это вновь и вновь, - ну же, Каталина. Скажи!

- Я ничего не скажу! – отрезала она, жадно хватая воздух.

- Увидите ее.

Целый день ее никто не трогал, ей не приносили ни еды, ни питья. Каталина предпочла просто поспать, забыться во сне. Под ее сердцем все еще билась жизнь, она, как и ее мать хотела отчаянно жить, хотела держаться за возможность остаться в живых, и никого не предать. Когда на улицу опустилась ночь, ее снова отвели к Рамону. Чего он хотел от нее, что ему нужно от нее? Неужели, он не понял, что она совсем не хочет причинять вред любящим ее людям? На что он рассчитывает? Он еще раз задавал свои вопросы, и она каждый раз ничего толком ему не говорила.