Анри Труайя - Анн Предай

– Что ты хочешь этим доказать? – спросила она. – Свою силу? Глупость? Прекрати немедленно! И убирайся в свою комнату!

– Плевать я хотел на твои приказы! – крикнул он, отбросив разодранную сорочку куда-то в угол. – Я могу здесь все расколошматить, если захочу! Все! Все!

Он пнул ногой стул. От грохота Анн вздрогнула и инстинктивно натянула на голые плечи простыню. Он же сейчас разбудит отца! От этой мысли ей стало смешно.

В наступившей тишине Лоран сделал пару шагов назад. Сжав кулаки, он весь дрожал. Неожиданно он рухнул прямо перед кроватью на колени и, уронив голову, едва слышно попросил:

– Анн, я хочу, чтобы ты не работала. Я хочу, чтобы ты не выходила из этой комнаты. Никогда!

– А я хочу, чтобы ты впредь не говорил со мной таким тоном. Никогда! – жестко выговорила она каждое слово. – Ты слышал, что я тебе только что сказала? А теперь убирайся!

Он медленно поднялся, собрал со стула свои вещи и направился к двери. Она видела его со спины, голого, худого, с круглыми ягодицами. На пороге он обернулся: перед ней стоял нищий, вышедший из общественной бани с лохмотьями под мышкой.

И она осознала вдруг, какую огромную, почти неограниченную власть имеет над ним. Она была для него и глотком воды, и куском хлеба. Она была вправе и казнить его, и миловать.

– Вернись, – приказала она сдавленным голосом.

И он повиновался.

Анн шагала в ритм с собственным негодованием.

Ну что ж, тем лучше! Пускай Лоран сегодня опоздает на работу, пускай его вышвырнут вон! Трижды пыталась она его разбудить, толкая в плечо. Подниматься он отказался. Она ушла, не став его дожидаться. Терпение ее было на исходе. Он сослался на головную боль. Она ему не поверила.

Комедиант, ничтожество, паразит!

Ей хотелось возражать сразу же, как только он открывал рот. Иногда ее раздражал уже один его взгляд, не дававший ей покоя даже на работе. Его руки, губы, тело, запах… Они прикованы друг к другу. Враги по разуму, сросшиеся кожей. Она понимала, что безнадежно увязла. И презирала себя за это. Анн вспомнила минувшую ночь. Собственные шаги отдавались у нее в голове. Вокруг пробками на пенных барашках волн качались лица прохожих.

На перекрестке с рю Сервандони Анн наткнулась на полицейский заслон. У тротуара стояли две пожарные машины, на проезжей части растеклись огромные лужи. Она подняла глаза к верхним этажам издательства «Гастель» и вскрикнула от изумления. Стены покрыты пятнами копоти. Все стекла выбиты. Пожар, казалось, потушили, но через двери и пустые проемы оконных рам продолжал клубами выбиваться дым. На тротуаре в кучу свалены обгоревшие деревяшки, обломки мебели, пачки почерневшей бумаги. Меж домами бабочками порхали сажа и копоть. Воздух пропитался запахом паленого. Анн проскользнула между добродушными полицейскими и присоединилась к сослуживцам, занятым пересудами о случившемся. О том, чтобы зайти внутрь, где продолжали работать пожарные, не могло быть и речи. Она поинтересовалась:

– Что произошло?

Ей ответила сразу дюжина голосов. Как она поняла, огонь занялся после закрытия где-то в подвале, в куче старого хлама, и довольно быстро перебрался на верхние этажи. Сторож, проснувшись среди ночи, вызвал пожарных. Те сразу же прибыли на место, но пламя смогли сбить только к утру. К счастью, обошлось без жертв. Но материальный ущерб оказался весьма значительным. То, что уцелело от огня, залили из брандспойтов пожарные. Мсье Лассо говорил о «неописуемой катастрофе». Бруно горевал по сгоревшим наброскам. А кладовщик Марсель ворчал:

– Точно, кто-то из своих все это подстроил.

– Все, что вы тут говорите, – глупость! – прикрикнула на него мадам Моиз, авторитет которой подкреплялся тесными отношениями с руководством. – Ну кому это нужно? Вероятно, все дело в проводке. Вспомните, в прошлом году…

– Ну да, валите все на короткое замыкание! – огрызнулся Марсель. – Говорю же я вам…

Бледный, но спокойный мсье Куртуа о чем-то переговаривался с пожарным капитаном. Анн искала в толпе Лорана. Почему его здесь нет? Должно быть, он еще спит.

Немного погодя мсье Куртуа предложил сотрудникам собраться в столовой, не тронутой пожаром. Анн зашла вместе со всей толпой. Через несколько минут в зал было не пройти. Служащие теснились среди обеденных столиков. Повсюду витал стойкий запах гари. С двух сторон от мсье Куртуа, так и не потерявшего самообладания, стояли два его заместителя – по кадрам и по художественной части. В нескольких словах мсье Куртуа всех успокоил, сообщив, что благодаря солидным запасам, находящимся на складах в Пантене, есть надежда, что деятельность издательства «Гастель» будет приостановлена не надолго. Предстояло обустроить временные производственные помещения в больших ангарах, расположенных в пригороде. Некоторые службы переберутся туда, как только это станет возможным. К тому же каждый сотрудник получит на дом извещение о предпринятых мероприятиях. По мере того как он говорил, напряжение на лицах собравшихся спадало. Выслушав краткую речь мсье Куртуа, Анн спросила его о возможных причинах случившейся катастрофы.

– Я об этом знаю не больше вас, – ответил он. – Эксперт страховой компании уже на месте.

И ушел, поскольку его потребовал к себе комиссар местного подразделения полиции. Сотрудники понемногу разошлись. На их будничных лицах играли отсветы происшествия. Анн отправилась домой.

В гостиной среди сдвинутой с привычных мест мебели господствовала Луиза.

– О, мадемуазель! – не выпуская тряпку из рук, вскрикнула она. – Вы сказали мне, что обедать не придете! А когда позвонил ваш отец и сказал мне, что обедать будет в другом месте, я решила этим воспользоваться и прибрать как следует гостиную.

– А мсье Лоран?

– Как? Он должен быть на работе; он ушел сразу же за вами. Если вы все же решили пообедать дома, мне нужно сходить чего-нибудь купить.

– Нет, не стоит, – буркнула Анн.

Должно быть, вид у нее при этом был очень озабоченный, ибо Луиза спросила:

– Уж не случилось ли с вами чего?

– Да нет… Нет.

– Вы никогда так рано не возвращались с работы, мадемуазель.

Пусть и нехотя, но Анн все же рассказала ей о пожаре. Луиза от ужаса широко раскрыла глаза и запричитала в голос. Анн оставила Луизу с ее никому не нужной жалостью и прошла на кухню. Ей захотелось вина. Где носит Лорана? Почему отец не обедает дома? Ее по-настоящему мучило одиночество. Она брошена… Анн спустилась на улицу и пошла в книжный магазинчик.

Переступив порог, Анн в изумлении замерла на месте. На верхней ступеньке передвижной лестницы, словно петух на насесте, сидел ее отец. А мадам Редан, в голубом платье с короткими рукавами, подавала ему книги. Да, Анн было доподлинно известно, что он работает в книжном магазине. Но при этом она и на секунду не могла представить себе рядом с ним эту женщину. Живописная композиция – отец в компании какой-то женщины, он наверху, она внизу – шокировала ее. Мадам Редан запомнилась ей более светлой и не такой полной. Да и помоложе. В общем, все было другим… Анн попыталась глазами отыскать мадам Жиродэ. С раскрытым ртом, на этой нелепой жердочке Пьер смотрелся, как застигнутый на месте преступления воришка. Он неловко спустился по тонким перекладинам. Мадам Редан, гостеприимно улыбаясь, подошла к Анн:

– Здравствуйте, мадам. Вы застали нас посреди работы. К счастью, ваш отец рядом и помогает мне. Переучет – это такие хлопоты.

– А мадам Жиродэ, она что – все еще неважно себя чувствует? – поинтересовалась Анн.

Взгляд мадам Редан дрогнул, она грустно посмотрела на Анн и спросила:

– Вы что же, не знаете? Тетя умерла две недели назад.

Анн попыталась скрыть свое удивление и сказала:

– О, извините меня! Действительно… Как это могло вылететь у меня из головы?

И посмотрела на отца. Его лицо напоминало хлебный мякиш. Все оставались неподвижными и безмолвными. В наступившей тишине Анн почувствовала, как в ней нарастает готовое вот-вот прорваться негодование, и тихо, почти шепотом произнесла:

– Ты позвонил Луизе и сказал, что не придешь на обед.

Пьер кивнул и растерянно посмотрел на мадам Редан.

– Нам нужно еще так много сделать, что я предложила вашему отцу остаться пообедать у меня, прямо в магазине, – сказала мадам Редан.

– Надеюсь, ты не задержишься, папа, – сказала Анн. – Ты мне нужен.

– Но… почему, зачем? – пробормотал он.

– Мне нужно тебе сказать нечто важное.

– Ну-у… в таком случае… конечно…

Анн вышла, даже не попрощавшись с мадам Редан. Не успела она войти в дом, как возвратился запыхавшийся Пьер.

– Что произошло, Анн? – с трудом выговорил он.

– Этой ночью полностью сгорело издательство «Гастель», – сказала она.

– Что?.. Какой ужас! Полностью?

– Полностью.

– И что же теперь будет с тобой?

– Думаю, у меня ничего не изменится.

– Почему ты не сказала мне об этом в магазине?

– Но ты был там настолько занят.

Он опустился на диван и покачал головой:

– Бог мой! Бог мой… как же это случилось?

Вместо ответа она сама неожиданно спросила:

– Папа, я хочу, чтобы ты объяснил, зачем ты несколько недель так изобретательно мне врешь?

Он потупил глаза. Стоя перед ним, Анн увидела, как на его макушке между поредевшими седыми волосами, зачесанными назад, проступила бледность.

– Я? – вымолвил он наконец. – Но, Анн…

– Мадам Жиродэ умерла, однако…

– Послушай… – прервал он ее. – Я действительно думал, что сказал тебе…

– Ничего на самом деле ты не думал!

– Да нет же, уверяю тебя!

Она видела, как он увиливает от ответа, и от этого чувствовала к нему жалость и отвращение.

– Теперь, после смерти мадам Жиродэ, кто хозяин магазина?

– Он достался по наследству мадам Редан.

– То есть теперь ты наемный работник у этой женщины?

– В каком-то смысле – да…

– И за какое вознаграждение?

– Мы это пока не обсуждали.

– Почему?

– Это… это неудобно, Анн.

– Так ты работаешь за ее красивые глаза?

Сильно сутулясь и сцепив между колен ладони, он не смел поднять на дочь глаз. Пьер напоминал большого испуганного кролика, жалкого и смешного.

Анн не могла сдерживать нервную дрожь, сотрясавшую ее. При виде его угодничества и двоедушия все внутри просто взорвалось, и она вдруг грохнула кулаком по овальному столику, заставленному всяческими коробочками:

– А теперь, – крикнула она, – скажи мне правду: эта женщина – твоя любовница, так?

Подбородок Пьера стал тяжелым, и он прошептал:

– Да.

Анн не ждала подобного ответа, и потому признание отца ошарашило ее.

– Как давно? – только и спросила она.

– Со вчерашнего дня.

Обманутая, униженная, она присела в кресло и спрятала лицо в ладони. Плакала не она – это плакала Мили.

– Анн… – простонал Пьер.

Он упал перед ней на колени и силился оторвать от лица ее руки. Сквозь слезы она видела перед собой жалкого попрошайку, суетившегося среди мерзости и лжи.

– Как ты мог? – заикаясь, спрашивала его она. – Полгода не прошло, как мама умерла… Я помню твою тоску, все, что ты мне говорил в то время!.. А сегодня… первая встречная… Это подло!.. Гнусно это в твоем возрасте!..

У нее перехватило дыхание.

– Ты права, – сказал он. – Но я был в отчаянии, мне было так одиноко! У тебя своя жизнь, Анн… Я встретил мадам Редан… Ее любезность, ее чуткость…

– Не говори мне об этой глупой простушке.

– Мили тут ни при чем, и ты это хорошо знаешь… Мили для меня все… Я никого не любил, не люблю и не полюблю, кроме нее…

– Снова ты лжешь! – прошипела Анн.

– Да нет же, уверяю тебя!

Он бросился целовать ей руки. Но Анн оттолкнула его – такое подхалимство вызывало в ней отвращение.

– Ты мне противен! – крикнула она. – Убирайся! Раз у тебя есть постель там, незачем тебе приходить спать сюда!

– Что? Что ты сказала? – вскрикнул Пьер. – Но это невозможно, Анн! Я не могу бросить тебя, ты же моя дочь! Самое дорогое, что есть у меня на свете. Как же я буду без тебя жить? Все что угодно, только не это, Анн, только не это!

Пьер поднялся, однако ноги не держали его, и он тут же присел на подлокотник дивана. От размазанных по лицу слез вид у него был довольно приторный, его сотрясали рыдания. Анн выбежала из гостиной, сильно хлопнув дверью. В коридоре ее остановила Луиза:

– Так готовить обед, мадемуазель?

– Обедайте сами и не трогайте нас, – отрезала она.

Войдя к себе в комнату, она села на стул. В голове гудело. Чуть погодя в дверь постучали. Это был Пьер. Плечи опущены, глаза полны слез.

– Послушай меня, – обратился он к ней, – вот что я думаю. Я напишу ей письмо, в нем будет сказано, что мы больше никогда не должны встречаться. И покажу это письмо тебе…

– Делай что хочешь, мне все равно, – сказала она. – А сейчас оставь меня.