Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй

– Мой друг. Иди посмотри телик.

– Что случилось с твоим мобильным? – спрашивает Сент-Клэр. – Забыла зарядить?

– Да ну?! Со мной такого не бывает.

– Знаю, я удивился, когда включилась голосовая почта. Но я рад, что добыл твой домашний номер. Просто на всякий случай.

Сент-Клэр преодолел столько трудностей, чтобы дозвониться, и это так приятно. Я счастлива.

– Чем занимаешься? Разве ты не собирался праздновать?

– Да нет. Мама неважно себя чувствует, и я остался дома. Она спит, так что, наверное, буду наблюдать за обратным отсчетом времени до Нового года в одиночестве.

Его маму выписали из больницы несколько дней назад. Но состояние нестабильное, ей то лучше, то хуже.

– А как же Элли? – как на автомате спрашиваю я.

– Я… мм… уже поговорил с ней. Она празднует Новый год в Париже. Вернулась на следующий день после Рождества, – добавляет Сент-Клэр.

Я представляю, как они чмокали друг друга в трубку. И сердце сжимается от боли.

– Она ушла на вечеринку, – угрюмо добавляет Сент-Клэр.

– Прости, что тебе приходится использовать запасной вариант.

– Не тупи. Второй запасной. Мама спит, забыла? – Он снова смеется.

– Спасибо. Так, может, мне стоит повесить трубку, пока мой вариант номер один не заснул сном младенца?

Я думаю о Шонни, который подозрительно затих в соседней комнате.

– Да брось, я только что позвонил. Как твой парнишка? Он держался молодцом, хотя и не понял слово, которое я сказал.

– У тебя забавный акцент. – Я улыбаюсь. Люблю его голос.

– Говори за себя, Атланта. Я слышал, что такое южный акцент…

– Нет!

– Да! Несколько раз на этой неделе.

Я хмыкаю, и моя улыбка становится шире. Мы созванивались с Мередит несколько раз за эти каникулы, но с ней никогда не было так весело, как с Сент-Клэром. Я перебираюсь с телефоном в гостиную, где Шонни свернулся калачиком в обнимку с моим песчаным человеком.

Мы с Сент-Клэром вместе смотрим обратный отсчет. У нас с Сан-Франциско разница в три часа, но это неважно. Едва бьет полночь, мы дуем в воображаемые рожки и взрываем воображаемые хлопушки. И три часа спустя, когда полночь бьет у него, мы празднуем снова.

И впервые с тех пор, как я вернулась домой, я абсолютно счастлива. Даже странно. Дом! Как можно было так долго хотеть вернуться домой, чтобы приехать и обнаружить, что его больше нет. Быть здесь, в доме своего детства, и понимать, что настоящий дом теперь в другом месте.

Хотя это и не совсем так.

Я скучаю по Парижу, но это не мой дом. Скорее мне не хватает чего-то иного. Теплоты в телефонном разговоре. Возможно ли, что в действительности дом – это не место, а человек? Раньше моим домом была Бридж. Возможно, теперь моим новом домом стал Сент-Клэр.

Я прокручиваю это в голове снова и снова до тех пор, пока наши голоса не стихают, и мы замолкаем. Просто составляем друг другу компанию. Мое дыхание. Его дыхание. Мое дыхание. Его дыхание.

Может, я никогда Сент-Клэру и не признаюсь, но это правда.

Это дом. Мы двое.

Мне грустно от того, с каким облегчением я возвращаюсь во Францию. Это мой первый рейс в одиночестве. К тому моменту, как самолет приземляется в аэропорту Шарля де Голля, я уже с нетерпением ожидаю возвращения в Американскую школу, даже если это означает, что мне придется самой добираться до нее на метро. Кажется, я уже почти не боюсь ездить одна.

Это неправильно. Ведь так?

Однако доехать до Латинского квартала оказывается легко и просто, и, прежде чем я успеваю что-либо осознать, я уже открываю свою дверь и распаковываю чемоданы. Общежитие гудит. Ребята возвращаются после каникул. Я смотрю сквозь шторы на ресторанчик на другой стороне улицы. Оперной дивы не видно, но сейчас только полдень. Она должна появиться вечером. И я непроизвольно улыбаюсь.

Я звоню Сент-Клэру. Он приехал вчера вечером. Погода стоит не по сезону теплая, и они с Джошем вовсю этим пользуются. Просиживают время на ступеньках Пантеона. Сент-Клэр считает, что я должна присоединиться к ним. Конечно же я приду.

Не могу это объяснить, но стоит мне выйти на улицу, как у меня начинают шалить нервы. Почему меня трясет? Прошло всего две недели, но это были очень странные две недели. Сент-Клэр превратился из не пойми кого в моего лучшего друга. И он чувствует то же самое. Мне даже не нужно спрашивать – я уверена в нем, как в своем собственном отражении.

Я внезапно останавливаюсь и выбираю самый длинный путь к Пантеону. Париж прекрасен. Впереди виднеется великолепный Сент-Этьен-дю-Мон, и я думаю о том, как мама Сент-Клэра упаковывает еду для пикника и рисует голубей. Пытаюсь вообразить, как он бегает по ступенькам этой церкви в коротких шортиках и с ободранными коленками, но не могу. Я могу представить лишь человека, которого знаю, – спокойного и собранного, руки в карманах, уверенная походка. Человека, излучающего магнетическое обаяние, которое привлекает всех вокруг.

Январское солнце проглядывает из-за туч и согревает мне щеки. Двое элегантно одетых мужчин останавливаются полюбоваться небом. Нарядная женщина на шпильках с улыбкой проходит мимо. Я тоже улыбаюсь. А затем сворачиваю за угол, и мою грудь сдавливает так сильно, что я не могу дышать.

Потому что Сент-Клэр – вот он.

Склонился над огромным талмудом и полностью поглощен книгой. Ветер играет его темными волосами. Джош сидит в нескольких футах от него, черный альбом открыт, карандаш хаотично двигается. Еще несколько человек наслаждаются скупыми лучами зимнего солнца, но стоит мне отвести от них взгляд, как я тут же о них забываю. Все дело в нем.

Я опираюсь на край столика придорожного кафе, чтобы не упасть. Посетители смотрят на меня с тревогой, но мне все равно. Меня шатает, я задыхаюсь.

Как я могла быть такой глупой?

Как я могла хоть на секунду поверить, что не люблю его?

Я наблюдаю. Сент-Клэр прикусил ноготь на левом мизинце – наверное, книга интересная. Мизинец означает волнение или радость, большой палец – задумчивость или беспокойство. Я и сама удивляюсь, как умудрилась запомнить все эти жесты. Неужели я настолько пристально я за ним наблюдала?

Две пожилые женщины в шубах и шапках из натурального меха проходят мимо. Одна из них останавливается, поворачивается и задает мне вопрос по-французски. Я не знаю точного перевода, но понимаю, что она спрашивает, хорошо ли я себя чувствую. Я киваю и благодарю ее. Она бросает на меня встревоженный взгляд, но уходит.

Я не могу идти. Что мне ему сказать? Мы четырнадцать дней без перерыва болтали по телефону и вот наконец увиделись, а я даже не уверена, что смогу выдавить из себя «привет!». Один из посетителей кафе встает, чтобы помочь мне. Я отрываюсь от столика и плетусь дальше по улице. У меня подкашиваются ноги. Чем ближе я подхожу, тем сильнее понимаю, насколько Пантеон ошеломляет. Он просто огромен. Ступени тянутся далеко-далеко ввысь.

Сент-Клэр поднимает голову.

Наши взгляды встречаются, и лицо парня медленно расплывается в улыбке. Мое сердце бьется все быстрее и быстрее. Сент-Клэр опускает книгу и встает. И в тот момент, когда он называет меня по имени, все меняется.

Он больше не Сент-Клэр, всеобщий любимец и друг.

Он Этьен. Этьен, как в тот вечер, когда мы встретились. Он Этьен, мой друг.

И даже больше.

Этьен. Мои ноги бегут, отбивая по три такта. Эть-ен, Эть-ен, Эть-ен. Его имя на вкус, как жидкий шоколад. Такой прекрасный, такой совершенный.

Он готов заключить меня в объятия. Во рту пересыхает. Сердце бешено стучит… Мы наконец отпускаем друг друга, и я делаю шаг назад. Он ловит меня, чтобы я не упала на ступени.

– Уух, – говорит он. Но не думаю, что это относится к моему падению.

Я краснею и кляну себя за неуклюжесть.

– Да, это было опасно.

Уф! Голос не дрожит.

Этьен смотрит на меня с изумлением:

– Ты в порядке?

Я понимаю, что он все еще держит меня за плечи, и вздрагиваю всем телом:

– Да. Отлично. Супер!

– Привет, Анна. Как прошли каникулы?

Джош. Я и забыла, что он здесь. Этьен осторожно меня отпускает, чтобы я могла ответить Джошу. Но во время разговора я только и мечтаю, чтобы он вернулся к рисованию и оставил нас вдвоем. Через минуту Джон смотрит мне через плечо – туда, где стоит Этьен, – и на лице его появляется забавное выражение. Джош замолкает и вновь погружается в рисование. Я оборачиваюсь, но лицо Этьена совершенно невозмутимо.

Мы вместе садимся на ступени. Я никогда еще так не нервничала в его присутствии, не считая нашей первой недели в школе. Мысли путаются, язык наливается свинцом, живот крутит.

– Ну, – говорит Этьен после мучительной минутной паузы. – Похоже, мы исчерпали все темы для разговоров за каникулы.

Напряжение внутри немного ослабевает, и я наконец обретаю способность говорить:

– Тогда, наверное, мне лучше вернуться в общежитие.

Я делаю вид, что встаю, и Этьен смеется:

– У меня кое-что для тебя есть. – Он тянет меня за рукав. – Запоздалый рождественский подарок.

– Для меня? Но я ничего тебе не купила!

Этьен засовывает руку в карман и что-то достает. Что-то настолько маленькое, что может спрятаться в кулаке.

– Оно маленькое, так что не обольщайся.

– О-о-о… что это?

– Увидел, когда был с мамой, и вспомнил о тебе…

– Этьен! Давай уже!

Он моргает от неожиданности, услышав свое имя. Я краснею, и меня вдруг посещает чувство, что он догадывается, о чем я думаю. Однако он делает удивленное лицо и произносит:

– Закрой глаза и вытяни ладонь.

Продолжая краснеть, я делаю то, что он просит. Его пальцы касаются моей ладони, и я вздрагиваю, словно меня ударило током. Что-то падает и приземляется с тихим дзиньканьем возле нас. Я открываю глаза. Этьен смотрит на меня все с тем же удивлением.

– Кажется… кажется, оно упало вон туда. – Я опускаюсь на корточки, но даже не знаю, что надо искать. Я так и не поняла, что он положил мне в руку. Только почувствовала. – Ничего не вижу! Только камешки и голубиный помет, – добавляю я, стараясь вести себя спокойно.

Где оно? Что это?

– Вот. – Этьен поднимает с верхней ступеньки что-то маленькое и желтое.

Я отхожу назад и снова протягиваю руку. Этьен замирает и разжимает ладонь на несколько дюймов выше моей. Словно избегая прикосновения.

Стеклянная бусина. В форме банана.

Этьен прочищает горло:

– Я знаю, что только Бридж называла тебя Бананой, но маме в прошлые выходные стало лучше, и мы сходили в ее любимый магазин. Я увидел этот банан и подумал о тебе. Надеюсь, ты не против добавить ее к своей коллекции. Особенно с тех пор, как вы с Бридж… ну ты знаешь…

Я сжимаю бусину в ладони:

– Спасибо.

– Мама все удивлялась, зачем мне эта бусина.

– И что ты ей сказал?

– Что это для тебя, конечно. – Этьен произносит эту фразу с придыханием.

Я сияю. Бусина такая легкая, что я почти не чувствую ее веса, лишь ощущаю холодок на ладони. Кстати, о холоде…

Я дрожу.

– Это на улице так холодно или я просто замерзла?

– Возьми. – Этьен снимает черный шарф, свободно намотанный вокруг шеи, и передает мне.

Я беру его и укутываюсь. Голова кружится. Наверное, из-за запаха. Пахнет чистым, вымытым телом. Пахнет им.

– У тебя классная прическа, – замечает Этьен. – Снова высветлила прядь.

Я смущенно касаюсь прядки:

– Мама помогла.

– Ветер просто жуть, пойду схожу за кофе. – Джош захлопывает альбом. Я и забыла, что он рядом. – Вы со мной?

Этьен вопросительно смотрит на меня.

Кофе! Да я что угодно отдам за чашечку кофе.

Я улыбаюсь Джошу:

– Звучит здорово.

А потом мы спускаемся по ступеням величественного Пантеона, расположенного в самом красивом городе мира. Я иду с двумя умными, симпатичными парнями и улыбаюсь от уха до уха. Если бы только Бридж могла меня сейчас видеть…

Я хочу сказать: кому нужен Кристофер, когда в мире существует Этьен Сент-Клэр?

Но как только я вспоминаю о Тофе, в желудке опять начинается нечто невообразимое. Я думала, он будет меня ждать. Какой стыд. Я потратила на него столько времени. Идущий впереди Этьен смеется над словами Джоша. И от этого звука я потихоньку впадаю в панику; в голове снова и снова звучит один и тот же вопрос:

«Что делать? Я влюблена в своего лучшего друга».

Это разновидность болезни. Этьен. Как сильно я люблю его.

Я люблю Этьена.

Люблю, как он приподнимает бровь, когда я говорю что-то, по его мнению, умное или забавное. Люблю слушать его топот над головой. Люблю произносить его имя и милый акцент люблю.

Люблю в нем все.

Люблю сидеть рядом с ним на физике. Случайно прикасаться к нему во время лабораторных. Его неразборчивый почерк на наших листах с заданием люблю. Люблю протягивать ему рюкзак после урока: мои пальцы потом пахнут им добрых десять минут. А когда Аманда говорит какую-нибудь глупость, он отыскивает меня глазами и картинно закатывает глаза – это я тоже люблю.