– Ты хоть одну попробовала? – спрашивает Мередит.

– Нет, на них все еще эти грязные точечки. – Я показываю одну виноградину.

Сент-Клэр берет ее из моих пальцев и кладет себе в рот. Я, словно загипнотизированная, наблюдаю, как двигаются его губы и кадык.

Я озадачена. Как лучше поступить – отмыть виноград или оставить все как есть ради того, чтобы заслужить его одобрение?

Сент-Клэр с улыбкой берет другую виноградину:

– Открывай рот.

Я открываю.

Прежде чем попасть внутрь, виноградина задевает нижнюю губу и лопается во рту. Она оказывается настолько сочной, что я давлюсь и едва не выплевываю ее. Вкус очень интенсивный и такой сладкий, что больше напоминает конфетку, чем фрукт. Сказать, что я раньше не пробовала ничего подобного, значит ничего не сказать. Мередит и Сент-Клэр смеются.

– Подожди, ее нужно распробовать, как вино, – говорит Мередит.

Сент-Клэр наматывает полную вилку пасты.

– Итак, как прошел урок французского? – спрашивает он.

Такая резкая смена темы заставляет меня вздрогнуть.

– Профессор Жиллет меня пугает. Она постоянно хмурится…

Я откусываю кусочек багета. Корочка хрустит, но внутри хлеб мягкий и упругий. О боже. Я запихиваю в рот еще кусочек.

Мередит выглядит задумчивой.

– Она может пугать поначалу, но, когда вы познакомитесь поближе, ты убедишься, что она очень хорошая.

– Мередит – ее лучшая ученица, – сообщает Сент-Клэр.

Рашми отлипает от Джоша, который явно изумлен притоком свежего воздуха.

– Мер делает успехи во французском и в испанском, – добавляет она.

– Может, ты побудешь моим репетитором? – обращаюсь я к Мередит. – Языки мне даются отвратительно. Здесь закрыли глаза на мои оценки по испанскому лишь потому, что директриса любит читать тупые новеллы моего папеньки.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Мередит.

Я округляю глаза:

– Она упоминала это несколько раз во время телефонного разговора. – Постоянно спрашивала о том, как продвигаются съемки «Маяка». Словно отец что-то говорит по этому поводу. Или мне есть до этого дело. Она и не предполагает, что я могу предпочитать несколько иные фильмы, чуть более интеллектуальные, к примеру.

– Мне нравится итальянский, – говорит Мередит. – Но здесь его не преподают. Я хочу в следующем году поступать в колледж в Риме. Или в Лондоне. Возможно, я могла бы учить его там.

– Разве итальянский не лучше изучать в Риме? – спрашиваю я.

– Ну, да. – Мередит украдкой бросает взгляд на Сент-Клэра. – Но мне всегда нравился Лондон.

Бедная Мер. Ее дела совсем плохи.

– А ты чем хочешь заниматься? – спрашиваю я Сент-Клэра. – Куда будешь поступать?

Он пожимает плечами. Так медленно, лениво, удивительно по-французски. Точно так же сделал официант вчера вечером, когда я спросила, есть ли у них пицца.

– Не знаю. Это зависит… Хотя мне нравится история. – Парень наклоняется вперед, словно хочет поделиться интимным секретом. – Я всегда мечтал быть одним из тех типов, у которых берут интервью на Би-би-си или Пи-би-эс[14]. Ну знаешь, с умопомрачительными бровями и замшевыми заплатками на локтях.

Прямо как я! Ну что-то вроде того.

– Я тоже хочу, чтобы меня показывали по каналу с классическими фильмами, где мы обсуждали бы Хичкока и Капру[15] с Робертом Осборном, – признаюсь я. – Он там ведет большую часть программ. Я хочу сказать, он, конечно, старый пижон, но все-таки крутой. И знает просто все о кино.

– Правда? – В голосе парня слышится неподдельный интерес.

– Голова Сент-Клэра забита совсем другим. Его интересуют исключительно учебники по истории размером с энциклопедию, – вклинивается в разговор Мередит. – Поэтому выманить из комнаты его крайне тяжело.

– Поэтому там вечно торчит Элли, – сухо замечает Рашми.

– Кто бы говорил! – Сент-Клэр кивает в сторону Джоша. – Особенно если вспомнить… Анри.

– Анри! – повторяет Мередит, и оба смеются.

– Один-единственный чертов день, но ты никогда не устанешь мне о нем напоминать. – Рашми косится на Джоша, но тот занят пастой.

– Кто такой Ан-ри? – Я пытаюсь правильно произнести имя.

– Один экскурсовод, с которым мы познакомились на втором курсе, во время поездки в Версаль, – отвечает Сент-Клэр. – Маленький, тощий заморыш, но Рашми бросила нас в Зеркальной галерее и побежала к нему…

– Ничего подобного! – Рашми в возмущении всплескивает руками.

Мередит качает головой:

– Они обжимались весь день. На глазах у всех.

– Вся школа два часа ждала их в автобусе из-за того, что Рашми забыла, в какое время мы уезжаем, – добавляет Сент-Клэр.

– И вовсе не два часа… – не сдается Рашми.

– Профессор Хансон в конце концов обнаружил ее под каким-то кустом в саду, и вся шея у нее была в следах от укусов, – заканчивает Мередит.

– В следах от укусов! – прыскает Сент-Клэр.

Рашми фыркает:

– Заткнись, Английский язычок.

– А?

– Английский язычок, – смеется девушка. – Так мы стали называть тебя после того захватывающего представления, которое вы с Элли устроили на уличной ярмарке прошлой весной.

Сент-Клэр пытается протестовать, но смех получается неестественно громким. Мередит и Рашми прекращают перебранку, но… Я уже потеряла нить разговора. Я думаю о том, как теперь целуется Мэтт. И возможно ли, что, попрактиковавшись, он стал целоваться лучше? Может, это из-за меня он так плохо целовался?

О нет.

Я плохо целуюсь. Наверняка дело во мне.

Однажды мне вручат статуэтку в форме губ, на которой будет выгравировано: «Худшая в мире девушка для поцелуев». И Мэтт скажет речь о том, как, доведенный до отчаяния, начал встречаться со мной, холодной и неприступной. И в итоге лишь зря потратил время, не подозревая, что все эти дни по нему сохла вполне доступная Черри Миликен. А что она доступная – знают все.

О боже! Неужели Тоф тоже считает, что я плохо целуюсь?

Это было всего один раз. В последнюю перед отлетом во Францию смену в летнем лагере. Время тянулось медленно, и мы почти весь вечер просидели в лобби одни. К тому же это была наша последняя встреча перед расставанием. На целых четыре месяца. Возможно, нам казалось, что это наш последний шанс. Как бы то ни было, мы вели себя безрассудно. Отчаянно храбро. Флиртовали весь вечер напролет, и к тому моменту, когда нужно было возвращаться домой, мы уже не могли разойтись просто так. Поэтому… мы продолжили разговор.

А потом Тоф признался, что будет по мне скучать.

И поцеловал меня.

А потом я ушла.

– Анна? С тобой все в порядке? – спрашивает меня кто-то из друзей.

Все за столом смотрят на меня.

Не плачь. Не плачь. Не плачь.

– Мм… А где здесь туалет?

Туалет – моя любимая отговорка в любой ситуации. Стоит о нем упомянуть, и все расспросы тут же прекращаются.

– Туалеты дальше по коридору. – Сент-Клэр смотрит на меня с недоверием, но не отваживается задать вопрос. Возможно, он боится, что я начну рассказывать про впитывающие способности тампонов или упомяну страшное слово на букву «М».


Остаток ланча я просиживаю в туалете. И до боли скучаю по дому. Голова гудит, живот крутит, все кажется ужасно неправильным. Я никогда не просила посылать меня сюда. У меня была своя жизнь… Я бы предпочла, чтобы родители предоставили мне выбор: где бы я хотела учиться последний год – в Атланте или в Париже?

Кто знает? Возможно, я бы выбрала Париж.

О чем мои родители никогда не задумывались, так это о том, что я хочу иметь право выбора.

Глава пятая

Кому: Анна Олифант ‹bananaelephant@femmefilmfreak.net›

От кого: Бридж Сондервик‹bridgesandwich@freebiemail.com›

Тема: Не оборачивайся, но…

… нижний правый угол твоей постели не заправлен. ХА! А вот и обернулась. И прекрати разглаживать невидимые морщинки. Серьезно. Как там во «Французской академии»? Красавчики есть? Кстати, о красавчиках. Угадай, с кем мы ходим на матанализ? С Дрю! Он перекрасил волосы в черный и сделал пирсинг, проколол губу. И он просто callipygian[16] (загляни в словарь, ленивая попа). За ланчем я сижу на том же месте, но без тебя все не то. Не считая этой ненормальной Черри. Она постоянно встряхивает волосами, и клянусь, мне уже слышится, как ты напеваешь рекламу «ТРЕСемме». Я возьму у Шона фигурку Дарта Мола и выколю себе глаза, если она будет сидеть с нами каждый день. Между прочим, твоя мама просила меня присмотреть за ним после школы, так что я лучше пойду. Не хочу, чтобы он погиб по моей вине.

Ты поганка. Возвращайся домой.

Бридж


P. S. Завтра объявят лидеров секций в группе. Пожелай мне удачи. Если мое место отдадут Кевину Квиггли, тогда фигурка Дарта Мола выколет глаза ЕМУ.

Callipygian. Имеющий идеальные ягодицы. Мило, Бридж.

Моя лучшая подруга просто словесный маньяк. Одно из ее самых ценных приобретений – Оксфордский словарь английского языка, который она купила два года назад практически за бесценок на распродаже бэушных вещей. Этот словарь включает двадцать томов, в которых не только даются определения, но и описывается происхождение каждого слова. Бридж постоянно бравирует умными словечками, ей нравится наблюдать за тем, как люди пытаются выкрутиться, делая вид, будто все понимают. Но я уже давно перестала играть в эти игры. Хотя подружка все равно каждый раз пытается меня поддеть.

Итак, Бридж коллекционирует слова и, по-видимому, события моей жизни.

Поверить не могу, что мама наняла ее Шону в няньки. Конечно, раньше мы присматривали за Шоном вместе, так что это неплохой выбор, и все же… Странно, что она там одна, без меня. Разговаривает с моей мамой, в то время как я застряла здесь, на другом конце света.

В следующий раз Бридж расскажет мне о том, что устроилась на вторую работу, в кинотеатр.

Кстати говоря, Тоф за два дня так и не прислал мне ни одного письма. Не то чтобы я ждала, что он будет писать мне каждый день или хотя бы каждую неделю, но между нами определенно что-то было. Я имею в виду, мы целовались. Неужели это чувство, чем бы оно ни было, закончилось теперь, когда я здесь, во Франции?

Настоящее имя Тофа – Кристофер, но он терпеть не может, когда его называют Крисом, поэтому откликается на Тофа. У него нереально зеленые глаза и обалденные бакенбарды. Мы оба левши, оба любим сырные начос, которые обычно продают на стойках у входа в магазин, и ненавидим Кьюбу Гудинга-младшего. Я втрескалась в Тофа в первый же день, когда он засунул голову под сосок автомата с мороженым и стал жадно трескать его прямо оттуда, просто чтобы меня рассмешить. До конца дня Тоф проходил с голубым ртом. Не каждый решится выставить на всеобщее обозрение синие зубы. Но поверьте мне, Тоф может.

Я проверяю «входящие письма» – просто на всякий случай, – ничего нового. Несколько часов я сижу перед экраном компьютера в ожидании, пока Бридж вернется из школы. Я рада, что она мне написала. Мне почему-то хотелось, чтобы она написала первой. Возможно, для того, чтобы подруга решила, будто я так счастлива и занята, что у меня совершенно нет времени на болтовню. На самом деле мне грустно и очень одиноко.

И хочется есть. В мини-холодильнике пусто.

Я ходила в столовую на обед, но опять не стала становиться в очередь, решив наесться хлебом. Возможно, утром Сент-Клэр снова закажет мне завтрак. Или Мередит. Уверена, она не откажется помочь.

Я отвечаю Бридж, рассказываю о моих новых знакомых, умопомрачительной столовке с едой, как в ресторане, и гигантском Пантеоне. А потом, вопреки собственному желанию, пишу про Сент-Клэра, упоминая, как на физике он перегнулся через Мередит, чтобы одолжить у меня ручку как раз в тот момент, когда профессор Уэйкфилд определял, кто с кем будет делать лабораторки. Учитель подумал, что мы сидим рядом, и теперь мы с Сент-Клэром партнеры по лабораторным на ВЕСЬ ГОД.

Это лучшее, что случилось со мной за день.

Еще я рассказываю Бридж о таинственном уроке под названием «Жизненные навыки», La Vie, о котором мы гадали все лето. (Я: «Спорим, там будут обсуждать Большой взрыв и смысл жизни». Бридж: «Дурочка, вас, наверное, будут учить дыхательной гимнастике и способам сжигания калорий».) Но сегодня мы просто тихо сидели и делали домашку.

Какая жалость.

Урок я провела за чтением первой заданной по английскому книги. И вау! Вдруг осознала, что действительно нахожусь во Франции. Потому что в книге «Как вода для шоколада» описывается секс. МНОГО секса. Женщина настолько вожделеет мужчину, что в доме начинается пожар, а потом солдат сажает ее обнаженную на коня, и в конце концов они уносятся вдаль, занимаясь «этим» прямо на скаку. В Библейском поясе[17] никто не позволил бы такое читать. Самое развратное, что мы читали, – это «Алая буква» Натаниэля Готорна.