Для Анны дни, остававшиеся до назначенного бала, были пустыми — душой она была уже там, в большом зале родительского дома, где ей предстояло еще раз встретиться и, возможно, объясниться со своим избранником. Разумеется, она позаботилась о том, чтобы приглашение, адресованное князю Павлу Гагарину, было составлено и отослано без проволочек. Она сама бы взялась его отнести, если бы это не вызвало множества толков. Теперь ей оставалось только ждать. Она без внимания встретила даже Рождество, бывшее ее любимым праздником на протяжении всей жизни. Ее не радовали ни яства за праздничным столом, ни вина, ни разговоры сестер. Она считала дни…

И, как нарочно, в эти самые дни император пожелал, чтобы Анна проводила как можно больше времени с ним. Они катались на санях вдоль Невы, ездили на Васильевский остров. А накануне Нового года государь заявил, что желает показать Анне строящийся Михайловский замок — свое любимое детище.

— Я уже говорил тебе, как мне опостылел Зимний, этот дворец, построенный по замыслу моей матери, — рассказывал он ей, пока они гуляли вдоль стен дворца.

С некоторых пор государь объявил, что чувствует к Анне особую близость и потому обращение на «вы» в разговоре с ней ему невыносимо. Он даже произнес фразу, которую можно было принять за попытку просить разрешения на такое обращение к ней. Впрочем, он мог и не просить: у нее не было формальных поводов для отказа. Император обращался на «ты» ко всем своим сановникам, невзирая на их возраст и титулы, и делал исключение только для духовных лиц и дам. Но, раз он ощущал ее своим самым близким другом, он имел право обращаться к ней как к другу.

— Я не могу жить в этих стенах, бывших свидетелями непристойных сцен между моей матерью и ее фаворитами, — продолжал Павел. — Мне рассказывали ужасные вещи, а некоторые я наблюдал и сам, будучи еще ребенком. По этой же причине я совсем не могу жить в ее дворце в Царском Селе. Нет, я должен иметь собственный замок, построенный согласно моему плану! И сейчас его строительство близится к завершению. Правда, я еще не знаю, какой цвет должны иметь стены замка, все никак не могу определиться. Но я желаю показать тебе то, что уже сделано. Надеюсь в будущем году перебраться туда и хочу, чтобы ты была на новоселье.

И они поехали. Павел повел ее в обход стен замка, с воодушевлением показывая, где будет сделан ров (его замок планировалось окружить водой, на манер средневековых рыцарских убежищ), где будут подъемные мосты… Затем они проследовали внутрь. Строители, предупрежденные о приезде самодержца, расчистили часть комнат и будущий тронный зал. Этот зал был отделан больше других, только наборный паркет пока еще не настелили.

— Ты станешь первой, кто увидит это произведение строительного искусства, — говорил государь. — Вот здесь я буду принимать послов и важнейших сановников, здесь буду диктовать законы, которые сделают Россию самой великой и могучей страной. Как я мечтаю об этом времени!

Сказав это, он неожиданно привлек ее к себе и поцеловал. Это было так внезапно, что она не успела воспротивиться, и получилось, что она вроде бы и не была против. Однако все уже случилось, Анна покраснела и решительным движением высвободилась из объятий императора.

— Ваше величество обещали мне, что вы больше не станете делать таких попыток, — прошептала она дрожащим голосом. Голос ее дрожал не от смущения — от гнева. — Вы можете наказать меня, как вам будет угодно, можете заточить в темницу, можете лишить моего отца всех званий, которые ему даровали, — пусть! Но я ни за что не смирюсь с ролью вашей фаворитки, любовницы, с той ролью, что играли приближенные при вашей матери! — на одном дыхании выпалила она.

Сказала — и тут же испугалась. Одну минуту ей казалось, что так все и случится. Лицо Павла исказилось. На нем поочередно отражались самые противоположные чувства: злоба, даже бешенство, потом сожаление о содеянном, влечение к ней… Мучительно было смотреть на это лицо, и Анну вновь, как тогда в Павловске, охватила жалость. Как было не пожалеть этого человека, видевшего в жизни так мало любви!

И как в ее сердце гнев уступил место жалости, так и в душе Павла злоба уступила место состраданию.

— Да, ты права, — глухо произнес он, — я давал такое обещание. Я просто… просто не смог сдержаться. В последний месяц ты стала такой обворожительной, что я не могу сдержать своих чувств. Обещаю, вновь обещаю, что мое поведение будет скромнее. Что я не буду делать того, что сделал сейчас.

— И вы простите меня, государь, за то, что я была резка, — опустила голову Анна. — Мною руководило возмущение.

— Вот и славно, что мы помирились, — обрадовался Павел. — Теперь мы можем обдумать важный вопрос.

— Какой же, государь?

— Цвет стен моего замка, вот какой. Я никак не могу сделать выбор. То мне хочется, чтобы мой замок был красный, то это решение кажется мне слишком простым. Может быть, он должен стать желтым, как дворец в Павловске? Это мой любимый цвет…

— Вы хотите, чтобы я дала свой совет?

— Да, хочу! Для этого я и привез тебя сюда.

— Тогда давайте выйдем наружу, я должна взглянуть на замок.

Они повернулись, вышли из замка и пересекли площадку, где намечалось выкопать ров. Анна обернулась и долгим взглядом посмотрела на будущую резиденцию императора. Потом покачала головой:

— Нет, государь, мне кажется, что желтый цвет в данном случае не подойдет. Этот замок слишком высокий, слишком величественный. Красный был бы ему более к лицу…

— Да, мой архитектор, итальянец, говорит то же самое, — кивнул Павел. — Однако мой замок — особенный, и мне хочется найти для него особенное решение. Какой-то особый цвет, какого нет и не будет более ни у одного здания во всей империи. Ладно, я еще подумаю.

На том их поездка и закончилась, чему Анна была несказанно рада. Рада была и тому, что Павел не придумал специально для нее какой-то особенный способ встретить наступающий год. В результате она отметила его так же, как и Рождество — в кругу семьи. А после праздника всецело занялась подготовкой своего бального наряда. Следовало продумать все до мелочей — платье, туфли, украшения, наколку в волосах, перчатки… Она была красива и теперь, как говорили все вокруг, еще более похорошела. Так что ей шло почти все, что предлагал француз-портной. Тем труднее было сделать окончательный выбор. Наконец она остановилась на белом платье с бледно-красными вставками. С ними должны были гармонировать рубиновые серьги (подарок мачехи), а также доставленные из английского магазина перчатки необычного кирпично-красного цвета и такие же туфли.

До назначенного срока оставалось всего три дня. Анна уже считала не только дни, но и оставшиеся часы. Уже ничто, казалось, не могло отменить задуманное торжество или омрачить его, как вдруг пятого января, утром, когда Анна собиралась ехать во дворец, в ее спальню неожиданно вошла Екатерина Николаевна. Она была чем-то очень взволнована.

— Что случилось, ваше сиятельство? — спросила Анна.

Вместо ответа княгиня протянула падчерице письмо:

— Вот, только что доставили из дворца. Читай.

Анна развернула листок и прочитала. Это было послание от императора, адресованное генерал-прокурору Лопухину. Павел извещал сановника, что узнал о намечаемом в его доме бале и собирается почтить сей праздник своим присутствием. «Надеюсь, ты и твои домашние будут мне рады», — так заканчивалось послание.

— Твой отец пребывает в волнении и расстройстве, — сказала княгиня. — Он думает, не надо ли вообще отменить праздник? Например, ему или мне сказаться больными…

— Отменить?! — с чувством воскликнула Анна. — Как? А мое платье? А все приготовления? Я так жду… мы все так ждем этого бала! Нет, ни за что! И с какой стати?

— Но как же, душенька? Сообрази: ведь государь никогда не посещал балов в чьих-либо домах. И вдруг собирается прийти, да еще без приглашения. Твой отец боится, что государь крайне недоволен тем, что его не пригласили на бал, и выскажет это недовольство на самом празднике. Признаться, я сама опасаюсь того же.

Анна задумалась. Она вспомнила сцену, бывшую несколько дней назад между ней и Павлом, гнев, охвативший императора. Что, если он тогда только для вида показал, что одолел злое чувство, и теперь решил отомстить ей за холодность?

Но вслед за этим она вспомнила несчастное лицо Павла, вспомнила все свои беседы с ним. «Нет, — подумала она. — Государь гневлив, это верно. Гневлив, но не мстителен. Он не способен таить злобу. И нам не следует ждать подвоха».

— Нет, ваше сиятельство, — сказала она мачехе, — ничего отменять не нужно. Я уверена, что государь не имеет в виду ничего дурного. Напротив — сие послание есть знак его расположения. Я думаю, следует известить всех приглашенных о том, что мы ожидаем столь высокого гостя. Оттого наш бал получит новый блеск.

Екатерина Николаевна поглядела на падчерицу так, словно увидела ее впервые. Да и немудрено было! Анна говорила как человек, умудренный жизнью.

— Хорошо, я скажу отцу, чтобы он сделал, как ты советуешь.

Глава 14

И этот день настал! С самого утра в доме Лопухиных все были на ногах и пребывали в непрестанных хлопотах. Слуги носились по лестницам и коридорам, доделывая еще недоделанное. Во всех комнатах царила праздничная суета: сестры Анны, она сама, ее мачеха примеряли бальные наряды. Даже генерал-прокурор, в обычное время имевший величавый и неприступный вид, был озабочен и суетлив, он отдавал распоряжения управляющему, беседовал с приглашенным шеф-поваром, то и дело ходил за советами к старшей дочери.

К середине дня эта суматоха достигла своей высшей точки, а затем стала спадать. Все приготовления были сделаны, все распоряжения отданы, оставалось только ждать результата. И вот наступил вечер, и начался съезд гостей. Накануне выпало изрядное количество снега, дворники не успели весь его счистить, потому часть гостей прибыла в каретах, а часть, по русскому обычаю, в тех же каретах, но на санном ходу.

Парадный подъезд особняка на Литейном был ярко освещен. Кареты подъезжали одна за другой. Миновав двери, гости оказывались в огромном вестибюле, щедро украшенном цветами. (Это была придумка Анны, помнившей, что император любил зимние сады и цветы в доме.) Такими же цветочными вазами и растениями в кадках был уставлен и главный зал, где планировались танцы.

Анна стояла в дверях зала рядом с отцом и мачехой. Второй раз за короткое время ей доводилось быть хозяйкой вечера, принимающей гостей. В прошлый раз она была хороша, но выглядела утомленной и несколько напряженной, теперь же, на празднике, придуманном ею самой и для себя самой, она выглядела лучше, чем когда-либо. Глаза ее оживленно блестели, для каждого из приглашенных она находила теплое слово, но ждала только одного человека. И вот наконец в дверях появился Он. Князь Гагарин успел сменить гвардейский мундир на костюм дипломата, который тоже очень ему шел. Пожалуй, сейчас, в гражданском костюме, он нравился ей даже больше, чем в мундире.

Вот Гагарин поздоровался с князем Лопухиным, приложился к ручке его супруги… И повернулся к Анне. Их глаза на секунду встретились, и ей показалось, что она прочитала в его глазах какое-то особое внимание, особый интерес.

Не успел князь отойти, как в вестибюле вдруг стало тихо и как будто просторнее — все, кто там находился, словно сделались меньше ростом. В дверях показался император, сопровождаемый графом Донауровым. Милостиво улыбаясь и слегка кивая головой присутствующим, он подошел к хозяевам бала. Все трое согнулись в глубоком поклоне. Государь приветствовал их, с похвалой отозвался об убранстве вестибюля и выразил надежду, что сегодняшний вечер будет веселым. В сопровождении хозяев он направился в зал, где его приветствовали все собравшиеся.

Спустя несколько минут грянула музыка, бал начался. Анна заранее составила порядок танцев и передала этот список дирижеру приглашенного оркестра. В нем, чередуясь, соседствовали менуэт, рондо, вальс и мазурка — так она надеялась угодить и людям в возрасте, которые привыкли к прежним танцам, и молодежи.

Первые танцы были старинные. Анну пригласили и на них: первый раз какой-то офицер, которого она видела впервые, затем — чиновник средних лет, со звездой. Она ждала вальса. И вот грянули знакомые такты… и, опережая других, к ней направился император.

— Я специально для тебя занимался этим модным танцем, — сообщил он ей, едва они оказались рядом, — даже нанял учителя. Надеюсь, сегодня ты оценишь мои усилия.

Когда танец начался, Анна отметила, что он действительно стал двигаться лучше, чаще попадал в такт музыке, держался более уверенно, и, похвалив его, улыбнулась.

— Ты сегодня так обворожительна, словно невеста, идущая к венцу. Осталось найти жениха… — произнес государь.