— Я в этом ничего не понимаю, но вижу, что это тебя вдохновляет…

— Да, я рад, что решился на такую перемену нашего курса. Я даже начал переговоры с первым консулом французским, Наполеоном…

— Но ведь ты сам называешь его главой бунтовщиков! Ты борешься с французскими модами и при этом ведешь переговоры с самим главой Франции?!

— Что ж, таковы бывают причуды политики. А между тем мои дипломаты мне докладывают, что консул Наполеон оказался вполне здравым человеком, с которым можно достичь соглашения. Ты должна понять: моя единственная цель — это величие и слава России, коей я являюсь самодержавным правителем. И я все сделаю для достижения этой цели!

Павел произнес эти слова твердо, с искренним убеждением. И Анна видела, что в этих словах для него заключалось самое важное — может быть, более важное, чем даже ее любовь. И это наполнило ее уважением к императору.

У нее оставался еще только один вопрос, и она решила его задать:

— Скажи, а твой сын, великий князь Александр, — он предан тебе?

— Почему ты об этом спрашиваешь? — нахмурился Павел.

— Просто… От твоего старшего сына многое зависит. Никакой заговор не может быть успешным, если он его не поддержит.

— Я верю, что мой сын мне вполне предан, — заявил государь. — Я верю — и этого достаточно. Но хватит говорить о грустном. Давай лучше побеседуем о возвышенном. Прочла ты «Песнь о Роланде», что я давал тебе?

И они заговорили о французской поэзии.

Глава 24

Разговор с императором на первых порах успокоил Анну. Она видела, как твердо государь отстаивает свои указы, все свои решения. «Значит, он принимает их не под влиянием настроения, а вполне обдумав, — размышляла она. — Напрасно о нем говорят, что он — человек настроения и иногда даже не помнит, о чем приказывал вчера. Все он помнит. И как твердо он держится! Нет, заговор против такого человека не может быть успешен!»

Однако это ее спокойствие продолжалось недолго. После разговора с императрицей она невольно стала прислушиваться к обрывкам чужих разговоров, которые слышала и во дворце, и на улицах, во время прогулок, и в модных магазинах, куда часто заходила. Она даже отказалась от поездок в карете и стала больше гулять пешком, чтобы слышать, что говорят люди. И в этих обрывках разговоров она то и дело ловила нотки недовольства, о которых рассказывала Мария Федоровна. Дамы в магазинах фыркали по поводу предписанных государем фасонов платьев и шляп, несколько богато одетых господ, стоявших между колонн Биржи, бранили прекращение торговли с Англией, военные (генерал и полковник), рядом с которыми она шла по набережной, обсуждали новые разжалования в гвардии. Да, недовольные были, их было много.

«Но ведь эти люди не составят заговора, — думала Анна. — Дамы из магазинов не могут подсыпать государю яд, эти бородатые купцы не поднимут полки на бунт. Опасность могут представлять только военные. Да, заговорщиков надо искать среди военных…» Так она постепенно прониклась мыслями о существовании заговора и о том, что с ним надо бороться.

С этого времени тревога поселилась в ее сердце. Если раньше она не замечала никаких признаков опасности, то теперь ей везде чудилась угроза. Этими тревогами она поделилась с Марией Федоровной.

Императрица вполне согласилась с ее опасениями.

— Я тоже вижу угрозу с самых разных сторон, — сказала она. — И знаете, в чем я надеюсь найти спасение? В этом его замке, который он так спешно строит. Раньше я вовсе не поддерживала эту его затею. Но теперь мне кажется, что высокие стены этого замка смогут защитить моего мужа.

— А что ваш сын? — спросила Анна. — Что Александр? Вы не узнали его намерений?

— Нет, пока я не говорила с ним, — призналась государыня. — Вот что, моя милая, давайте я приглашу его, и мы поговорим с ним вместе. Попробуем поговорить с ним начистоту.

— Но это вряд ли будет удобно… — замялась Анна. — Вы же понимаете, мой статус при дворе не вполне определен…

— А, полноте, моя милая! — ответила Мария Федоровна. — Это все пустяки! Что же, вы думаете, мой сын не знает, кто вы такая? Как вас ценит государь? Разве он не знает, что царь прислушивается к вашим мнениям, к вашим советам? Все это ему известно. Я предупрежу его о вашем присутствии. Думаю, он не откажется от такого разговора. Я вас извещу, когда мы сможем встретиться.

И действительно, спустя два дня, перед самым Новым годом, императрица попросила Анну прибыть в ее кабинет. Войдя туда в назначенный час, она увидела там кроме самой хозяйки и великого князя Александра — старшего сына государя. Это был молодой человек среднего роста, с приятными чертами лица. Александру совсем не передались уродливые черты его отца, он весь лицом пошел в мать.

Когда Анна вошла, великий князь сдержанно приветствовал ее, она, в свою очередь, сделала перед ним глубокий реверанс. Анна решила держаться с ним как можно почтительнее — ведь от него, как от наследника, зависело будущее династии. И от него же зависело, может ли заговор против его отца быть успешным.

— Вы меня звали, матушка? — спросил Александр.

Голос у него был немного тонкий, но приятный, и когда он говорил, то располагал собеседника к себе.

— Да, мон шер, я пригласила тебя, чтобы побеседовать по одному вопросу, который весьма меня тревожит, — ответила императрица. — И я сочла возможным пригласить на нашу встречу княгиню Гагарину, поскольку отец твой очень к ней прислушивается. Впрочем, я тебя предупреждала о сем.

— Да, я знаю, что отец мой ценит княгиню Анну Петровну, — все тем же приятным голосом, с улыбкой произнес наследник.

Он огляделся и сел чуть в стороне от Анны и матери, почти в углу комнаты. После чего повернулся к императрице, видимо ожидая, что она скажет. Между тем Мария Федоровна, видимо, никак не могла решить, с каких слов начать такой щекотливый разговор. Анна видела ее нерешительность. Она испугалась, что государыня так и не соберется с духом, чтобы заговорить о главном, и сведет разговор на какие-нибудь пустяки. И тогда она, неожиданно для себя самой, заговорила первой.

— Ее величество поделились со мной своей тревогой по поводу слухов, которые до нее доносятся. Это слухи о заговоре неких лиц, заговоре, который направлен против отца вашего, императора Павла. Слухи очень упорные, и потому нельзя истолковать их как простые разговоры досужих людей. Я тоже слышала беседы в гостиных и в других местах, в которых говорящие весьма порицали императора за некоторые его действия. Все это и заставило нас обратиться к вам, как к наследнику престола, и спросить ваше высочество: не знаете ли вы о каком умысле против вашего отца?

— Да, да, вот это самое я и хотела тебя спросить, мон шер! — воскликнула Мария Федоровна, обрадованная тем, что неприятный разговор наконец начат. — Ведомо ли тебе что-то о сем предмете?

На красивом лице цесаревича не отразилось ни волнения, ни тревоги. Он казался только слегка удивленным. И речь свою так и начал со слов удивления.

— Я немного удивился, услышав ваши слова, княгиня, — сказал он, обращаясь к Анне. Затем повернулся к матери и в дальнейшем уже говорил, в основном адресуясь к ней. — Но затем я припомнил некоторые разговоры, которые мне передавали, и понял, о чем идет речь. Видимо, вас встревожили некоторые чересчур горячие речи некоторых гвардейских офицеров, недовольных прекращением италийского похода противу французов и замирением с сими бунтовщиками. Эти офицеры надеялись снискать славу и почести на полях брани, а потому прекращение военных действий и отзыв армии фельдмаршала Суворова их весьма расстроил. Но тут нет ничего, что хоть как-то напоминало бы заговор, решительно ничего! За это я вам ручаюсь, матушка. Вся гвардия до последнего офицера предана его величеству, отцу моему, и готова действовать по его приказу.

— Ну а разговоры, что ведутся в обществе, о которых говорила княгиня Анна Петровна? — спросила императрица. — Эти разговоры проникнуты недовольством, в них порицают многие действия императора, моего супруга.

— И об этом я тоже слышал, — согласился Александр. — Да что там, скажу честно: некоторые такие разговоры ведутся и при мне. Говорящие порицают запреты на ввоз в Россию французских романов и пьес, запреты на ношение одежды некоторых модных фасонов. По правде говоря, я сам не понимаю, почему отец мой так настроен против жилетов и сюртуков. Война с платьем определенного покроя не покроет его бранной славой.

Произнеся этот каламбур, цесаревич слегка усмехнулся, давая собеседницам возможность его оценить. Анна оценила и тоже усмехнулась в ответ шутке. А Мария Федоровна, кажется, ничего не заметила.

— Но все эти разговоры и шутки совсем не ведут к заговору, — продолжал наследник. — Это всего лишь фронда, невинная фронда. Так что я не вижу никакой причины для беспокойства.

— Но мне говорили, мон шер, что некоторые лица рассуждают о возможности ареста твоего отца и заключении его под стражу, — сказала Мария Федоровна. — Говорят, что это весьма важные сановники. И что отношение к этому имеет английский посланник…

— Вы хотите сказать, матушка, бывший посланник, — поправил императрицу Александр. — Сэр Чарльз Уитворт уже не представляет Британию в нашем отечестве, по повелению государя он покинул пределы России. И я, хочу заметить, полностью одобряю этот шаг моего отца. Сэр Чарльз слишком активно вмешивался в дела империи, что не пристало его дипломатическому статусу. Теперь он находится в Лондоне и уже не может навредить делам моего отца. Так что если какие-то важные лица, как вы говорите, матушка, рассуждали о покушении на свободу императора, то они лишились своей поддержки и потому более не опасны.

Анна не хотела вмешиваться в этот разговор, но тут она не утерпела. Было слишком очевидно, что Александр не отвечает на вопросы матери, а лишь старается ее успокоить. К тому же Анне было слишком заметно, что наследник что-то скрывает и не хочет делиться своими знаниями с собеседницами.

— Конечно, если из стаи удалить вожака, то стая уже не будет такой грозной силой, — заметила она. — То же самое с армией — лишенная полководца, она не сумеет с такой же энергией вести сражение. Но ведь сэр Чарльз может и из Лондона сноситься со своими приверженцами, — для того существует почта. И если эти приверженцы не оставили прежних намерений, то опасность для вашего отца не стала меньше. Наоборот, она может даже возрасти. Ведь если заговорщики почувствуют, что над ними нависла угроза разоблачения, они поспешат осуществить свое преступное намерение, пока еще есть возможность.

Заметила ли она тревогу на красивом лице наследника при этих своих словах или ей это только показалось? Во всяком случае, что бы ни значило выражение, на миг мелькнувшее на лице Александра, он тотчас же поспешил придать ему прежнее спокойствие.

— Ваши соображения выдают в вас недюжинный ум, княгиня, — сказал он. — Ваше рассуждение следует признать безупречным. Однако оно имело бы значение, если бы такие заговорщики существовали. Мне же пока ничего не известно ни о каких злоумышлениях. А ведь я общаюсь со всеми важными сановниками империи. Так что я снова уверяю вас, княгиня, равно как и вас, матушка, что поводов для тревоги нет никаких.

После этих слов старшего сына императрица глубоко вздохнула, перекрестилась и произнесла:

— Ну, спасибо тебе, Александр, ты меня успокоил. Если мне доложат о каких тревожных слухах, я так и отвечу этим сплетникам: мол, мой сын успокоил меня, уверил, что поводов для тревоги не существует.

— Вот и славно! — воскликнул цесаревич. — Теперь, ежели я больше не нужен, то позволю себе откланяться.

И он поднялся, поцеловал у матери руку, а потом позволил себе поцеловать ее и в щеку, кивнул Анне и вышел. Императрица после его ухода решила затеять разговор о вреде слухов. Она искренне поверила сыну и решила, что все разговоры о заговоре — досужие сплетни.

Анне было неприятно ее слушать, она постаралась поскорее уйти, придумав какой-то удобный предлог, и вернулась в отведенные ей в Зимнем дворце покои, где принялась ходить по комнате из угла в угол.

Ее разговор с наследником нисколько не успокоил, а, наоборот, встревожил еще сильнее. Она ясно видела, что Александр был неискренен, что он попросту лгал. Лгал, чтобы успокоить мать и чтобы отвести от себя возможные подозрения. Зачем он так делал? Это был самый важный вопрос. Если просто для того, чтобы закончить неприятный разговор (как она сама только что) — это одно дело. Но что, если он все знает? Знает заговорщиков, знает их планы — а сказать не хочет? Тогда… О, тогда над Павлом нависла страшная опасность! Но как можно отвести угрозу? Еще раз поговорить с императором? И что она ему скажет? Что говорила с его сыном и почувствовала в его словах фальшь? Павел ответит, что хорошо знает старшего сына, что тот действительно скрытен и не всегда говорит правду, что это черта его характера, которая в данной ситуации ничего не значит.