— Я? Что вы этим хотите сказать?

— Я, собственно, за этим к вам и шел, — произнес Кутайсов, понизив голос и оглянувшись на дверь. — Хотел просить вас, чтобы вы воспользовались своим влиянием на императора и поговорили с ним о наследнике. Он не должен ему доверять! Возможно, ему следует изменить закон о престолонаследии и передать право наследования второму своему сыну, Константину!

— Нет, император на это не пойдет, — уверенно заявила Анна. — Я слышала, как об этом же предмете с ним говорил господин Плещеев. Государь ответил, что он никогда не изменит закон, который сам и принял.

— Да, я знаю это его умонастроение, — кивнул Кутайсов. — Однако, если вы сумеете представить убедительные доказательства преступных настроений наследника, государь может и переменить свое решение. А такие доказательства я постараюсь добыть.

— То есть вы найдете доказательства измены Александра, а я должна их изложить государю?

— Именно так! Я тоже буду все это излагать, но к вам у него веры больше. В целом я предлагаю нам с вами заключить союз для спасения нашего монарха. Вы не против?

— Как я могу быть против такого предложения? На подобный союз я согласна. Но… неужели вы считаете, что дело зашло так далеко? Неужели только наши с вами усилия могут спасти для государя трон?

— Не только трон, но и саму жизнь! — воскликнул граф. — Ведь заговорщики ни перед чем не остановятся! Во всех подобных возмущениях, что были в прошлые годы, государей всегда лишали жизни. Так было и с отцом нашего монарха, императором Петром III.

— Но ведь у государя есть тайная полиция, есть армия, гвардия… — возражала Анна.

— Душа моя! В том и дело, что я не знаю, где коренится измена. Я подозреваю всех! В том числе и начальников гвардейских и полицейских. Так что кроме нас с вами, да еще императрицы, да господ Обольянинова с Донауровым государю надеяться не на кого.

— Хорошо, я сделаю, что вы просите, — кивнула Анна и поднялась, давая понять, что разговор окончен.

Хотя она и была вынуждена вступить в союз с императорским брадобреем, но не могла подавить в себе неприязни к нему. Кутайсов откланялся и ушел.

Оставшись одна, Анна принялась в волнении ходить по комнате. Значит, ее прежние страхи никуда не делись! И они — не выдумка одной лишь императрицы. Их разделяет и такой осторожный и практичный человек, как граф Кутайсов. Стало быть, нельзя предаваться мечтам, надо действовать!

Вечером, перед сном, ее вновь навестил Павел, и они провели несколько часов вместе. Государь клятвенно обещал ей, что весной они обязательно поедут в Италию, в Испанию, а если удастся освободить от англичан его любимую Мальту, то совершат поездку и на остров. Разумеется, рассказывал Павел, они поедут инкогнито, чтобы не давать пищи для слухов. Так будет лучше во всех смыслах — не придется совершать утомительных официальных визитов зарубежным государям, можно будет вести себя более свободно. Они говорили о храмах, замках, которые увидят. И за этими разговорами, за любовью, которую ей подарил государь, она снова забыла все страхи, что ей внушали императрица и Кутайсов.

Глава 26

Февраль в том году выдался снежным, метельным, каким и полагается быть последнему месяцу зимы. Морозец стоял легкий, как раз для прогулок. Не раз и не два они садились вдвоем в легкие санки и отправлялись кататься — или по улицам, или даже совершали более длительные поездки в Царское Село. Как весело было морозным днем мчаться в легких санях, сидя рядом с любимым, слыша его голос! А вечерами то в Михайловском замке, то в особняке у кого-то из знатных вельмож Петербурга давались балы, и Анна с упоением танцевала на них. Никогда она не танцевала на балах с таким удовольствием, как в ту зиму! По свидетельству всех, ее видевших, ей это удавалось на диво хорошо. Говорили даже, что она танцует лучше заезжей знаменитости, французской актрисы и танцовщицы мадам Шевалье, пользовавшейся благоволением графа Кутайсова.

Вот эти темы и обсуждались в свете: новая пассия графа-брадобрея, новая итальянская опера, новые моды. Действия государя не обсуждали вовсе. Сколько ни прислушивалась Анна, она не могла уловить даже обрывка разговора, в котором прослеживалось бы недовольство. Казалось, в обществе наступило полное согласие, и прежние упреки в адрес императора Павла замолкли. Кутайсов тоже не поставлял Анне никаких доказательств измены цесаревича. И она решила, что гроза таки миновала и худшее позади. Ее муж, результат ее бурного увлечения, тоже не подавал о себе вестей из своего Сардинского королевства. Значит, можно было ни о чем не беспокоиться.

Февраль кончился вместе с вьюгами, и наступил март — месяц ветреный, неприятный, время, когда из-за слякоти и льда нельзя было толком гулять. Анна занялась тем, что стала готовить себе гардероб на весну и лето. Памятуя обещания государя устроить зарубежную поездку, она заранее заказала себе штук восемь платьев, в которых могла бы ходить по улицам Рима или Флоренции.

За этими хлопотами прошли первые дни марта. Девятого числа она сидела у себя, как вдруг, без всякого стука, дверь отворилась, и в комнату ворвался донельзя взволнованный Кутайсов.

— Я сделал, я сделал это! — провозгласил он с порога.

— Что вы сделали, граф? — спросила Анна. — И, что бы это ни было, прошу вас впредь соблюдать приличия и не врываться ко мне без уведомления.

— Да, конечно, я прошу прощения, но событие столь чрезвычайное, что я не мог удержаться. Я сделал то, что хотел совершить с вашей помощью! Я добился того, что Александр наконец впал в немилость государя. Тот только что дал распоряжение арестовать и его, и своего второго сына, Константина. Никита Обольянинов должен отвести их под конвоем в церковь великомучеников Бориса и Глеба, дабы они принесли царю присягу в верности.

Анна была в недоумении.

— Присягу? Но разве сыновья уже не присягали на верность своему отцу пять лет назад, при его вступлении на престол?

— Да, конечно, они тогда давали присягу. Но ведь время прошло, и потом, открылись новые обстоятельства. Мне вчера из первых рук сообщили, что Александр имел сношения с князем Зубовым, которого называют главным ненавистником императора.

— Так, значит, уже известно имя одного из заговорщиков?

— Да, мне удалось и это! Так что теперь дело за малым. Хотя Александр и принесет присягу, я не сомневаюсь, что уж теперь государь лишит его права на престол и отдаст его Константину.

Рассуждая, Кутайсов в волнении прохаживался по комнате, лицо его горело от радостного возбуждения.

— Константин немного мягок для исправления императорской должности, — говорил он. — Но ничего, глядишь, и наберется нужной твердости. А Зубов будет арестован на днях, в этом я не сомневаюсь. Я уже дал все нужные сведения начальнику тайной полиции господину фон Палену, и вскоре все будет кончено. Как видите, княгиня, дело сделалось даже скорее, чем мы с вами ожидали, и ваше участие не потребовалось. Я один сделал все!

— Я рада, граф, что вам это удалось, — сказала Анна, осознав значение принесенной новости. — Не сомневаюсь, что теперь вы заслужите еще большее расположение государя. Ваши заслуги перед ним, перед всей династией несомненны!

— Вы тоже так считаете? — просиял Кутайсов. — Ну, если и вы такого мнения, то я смогу просить у государя чего угодно! Рыбные ловли на Волге, поместья в Малороссии… все! — Он тут же спохватился и добавил: — Но вы же знаете, что не это для меня главное! Я служу императору Павлу из верности, из горячей преданности его величеству, а вовсе не в ожидании наград!

— Да, я знаю вашу любовь к императору и разделяю ее, — ответила Анна. — Но скажите, так ли несомненна вина цесаревича? Что означают слова «он имел сношения с одним из заговорщиков»? Может, он просто играл с ним в карты?

— Нет, княгиня, тут не игра! Князь Платон Зубов говорил с наследником о том, что общество недовольно тиранством его отца и хотело бы видеть на троне его, то есть Александра. А тот, вместо того чтобы бежать и сообщить об измене, рассуждал с князем Зубовым, какие недочеты имеются у его отца. Нет, тут есть вина! Как только я пересказал содержание сей беседы государю, он тотчас распорядился арестовать обоих сыновей.

— Да, но Константина-то за что? Или он тоже имел беседу с князем Зубовым?

— Нет, тут со стороны государя имеет место хитрость. Он не хотел бы, чтобы заговорщики знали, что нам известно. Пусть они думают, что это очередной приступ раздражения у государя, и сыновья попались под горячую руку. Это мы вместе с государем придумали. Ловко, правда?

Кутайсов побежал рассказывать свою новость другим, а Анна задумалась. Она испытывала радость от сообщения императорского камердинера, но в то же время сердце ее почему-то щемила грусть. И, поразмышляв, она поняла, почему грустит — ей было жалко государя. «Хотя у Павла уже десять детей, он по-прежнему любит старшего сына. Я это видела, читала у него в глазах. И я понимаю, как ему горько узнать, что Александр, его любимец, изменил ему, возможно, даже желал его смерти. Да, это настоящее горе! Надо сегодня быть мягче с ним!» И, приняв такое решение, она стала ждать вечера, когда должна была остаться с государем наедине.

Ужин в тот день был, как всегда, в девять часов. Кроме обычных участников на нем присутствовал прибывший в столицу маршал Михаил Кутузов — военачальник, чья слава возрастала год от года. Государь хотел получше приглядеться к человеку, которому доверял свою армию.

Анна думала, что ужин получится невеселый — ведь за столом не будет двух старших сыновей императора, попавших в опалу, да и настроение у Павла будет отвратительное. Однако она ошиблась. К своему удивлению, она увидела и Александра и Константина сидящими на их обычных местах. Кроме того, убедилась, что Павел пребывает в хорошем настроении и готов шутить и смеяться. Улучив минуту, она шепотом спросила императрицу о причинах такого поворота событий.

— Ах, друг мой, — ответила ей Мария Федоровна, — вы же знаете, что мой супруг легко принимает решения и так же легко от них отказывается. Граф Кутайсов наговорил ему на наших сыновей, вот Павел и рассердился на них, даже заставил давать повторную присягу. Они оба принесли ее, и оба исповедовались. Кроме того, оба со слезами заверили меня в том, что совершенно ни в чем не повинны. Я пересказала наш разговор Павлу, и что же? Он тут же распорядился отменить арест и простил сыновей. Я рада, что так все обернулось.

— Но почему вы уверены, что за Александром нет никакой вины? — спросила Анна. — Разве Кутайсов не рассказывал вам о разговоре…

— Ах, полноте! — не дала ей договорить императрица. При этом лицо ее выразило досаду. — Князь Кутайсов — известный сплетник и интриган. Зачем его слушать? Он горазд наветы на людей делать. Разве я своих сыновей не знаю? — И с этими словами она отвернулась от Анны, показывая, что не желает более разговаривать.

Анна не знала, что и думать. Неужели все разоблачения камердинера — сплошная выдумка? Но чутье, ее внутреннее чутье, подсказывало, что в этот раз Кутайсов ничего не выдумал, не наговорил, что он прав. Однако, глядя на веселое лицо императора, она решила: «А может, и хорошо, что он простил Александра? Надобно прощать своих врагов, о том и в Библии написано».

Ужин меж тем начался. Государь был по-прежнему весел. Он расспрашивал Кутузова о военных действиях на Дунае, об обычаях и нравах турок. В какой-то момент император повернулся и взглянул в зеркало, что висело сбоку от стола. Поглядел в него какое-то время и рассмеялся.

— Что вы смеетесь, ваше величество? — спросил Кутузов.

— Да видишь, какое дело, — ответил государь, — зеркало совсем худое: я в нем вижу себя, а шея у меня на сторону свернута, словно сломана.

И он рассмеялся. Однако никто не поддержал его смеха. Все казались смущенными. Что касается Анны, то ей сделалось просто страшно. Она вдруг увидела — да, ясно увидела! — ту картину, что встала из слов Павла: он все так же сидит на стуле, но мертвый, со свернутой на бок шеей.

Она взглянула в этот момент на Александра. Наследник, обычно всегда спокойный и улыбчивый, был бледен, губы у него дрожали. Он явно не знал, как себя держать, что говорить. Мария Федоровна тоже была смущена. Она уже не выглядела такой уверенной, как в начале ужина.

Конец ужина прошел в молчании, словно сидели на поминках. И в этот вечер Павел почему-то не спустился в комнату Анны. Хотя она ждала его до полуночи, он так и не появился.

На следующий день во дворце царила нервозность. Караульные офицеры путали команды, солдаты плохо их выполняли, император от этого злился и даже раз пришел в бешенство, чего с ним давно не случалось. Впрочем, и он сам не помнил, что собирался делать в этот день, несколько раз менял планы, а после обеда заперся у себя в кабинете, и два часа никто не знал, что он там делал. Даже опытные лакеи словно сонного отвара напились, не помнили, где им встать, что подать, роняли посуду.