— Нет, никогда! — ответила она столь же тихо. — Наташа была очень несчастна. Я была совсем маленькой, когда графа Федора не стало, но помню, что Наташа плакала от радости и втайне заказала благодарственный молебен. Возможно, поэтому господь наказывает ее и не дает настоящего счастья, — закончила она совсем тихо. И, выдернув все же ладонь из руки Аркадия, прижала ее к глазам.

— Простите. — Аркадий обнял ее за плечи и привлек к себе. — Простите, что огорчил вас своими вопросами. Но это совсем не праздный интерес, Ксения. Мне нужно знать, как прекратить этот спор без неприятных последствий. Смею заметить, у графини масса недоброжелателей, и нам с князем не хотелось бы обострять конфликт до такой степени, чтобы слухи о нем расползлись по всей округе.

— Спасибо, — прошептала Ксения и отстранилась от него, — вы очень любезны, но я все же не уверена, что сестра захочет разговаривать с вами. Должны произойти просто из ряда вон выходящие события, чтобы она пошла на мировую. А пощады она точно не попросит, даже не надейтесь!

— Что ж, я это слышал много раз, — хотел сказать Аркадий, но не успел. Их разговор прервал громкий топот копыт. Князь сидел в седле, Павлик устроился впереди него. Скачка верхом на лошади привела его в неописуемый восторг.

Князь спешился и протянул руки, чтобы снять мальчика с лошади. Но тот надул губы.

— Право, Григорий Александрович, у нас есть еще время покататься на вашем Мулате. Можно проехать до коляски, чтобы Марфуша и Евсей тоже увидели, как хорошо я держусь в седле.

— Всему свое время, — улыбнулся князь. — У вас и впрямь замечательные успехи, но хвастаться пока рано. Что в том замечательного, если я буду вести лошадь в поводу? Если показывать достижения, то только самому. Даю слово, что через неделю вам будет не стыдно показать свое искусство не только перед Марфушей, но и перед маменькой.

Напоминание о маменьке, похоже, испортило мальчику настроение. Он закусил губу и, минуя руки князя, довольно ловко спрыгнул на землю.

Ксения испуганно охнула, а князь вполне спокойно заметил:

— Я вижу, граф, что вы смелый мальчик, однако все ж не следует на первых порах отказываться от помощи.

— Простите, князь, — смутился Павлик. — Но я не маленький, чтобы все время держать меня за ручку. Ксюша, скажи, я ведь не боюсь прыгать с забора? А там гораздо выше, чем с лошади.

Ксения только развела руками. Чтобы доказать свою храбрость, Павлик однажды готов был спрыгнуть с крыши беседки. Но его пыл остудила Марфуша, показав озорнику заросли крапивы, которые затянули все подступы к ней.

Солнце тем временем перевалило зенит. До обеда оставалось чуть больше часа. И Ксения заторопила Павлика. Им надо было добраться до усадьбы раньше, чем Наташа. Иначе завтра их не отпустят на прогулку.

— Смею надеяться, ваша светлость, — произнес Павлик с неожиданной для девятилетнего мальчика учтивостью, — что занятия со мной были не слишком утомительны для вас?

Князь улыбнулся и протянул ему руку. Мальчик почти с благоговением пожал широкую и загорелую мужскую ладонь. Григорий мог головой ручаться, что Павлик проделал это впервые в жизни. И еще он знал, что окончательно завоевал сердце сына той женщины, о которой не мог думать без содрогания. Одно только воспоминание о взгляде графини, которым она готова была испепелить его на месте, повергало князя в неописуемое волнение. Его только отчасти удалось снять, общаясь с ее сыном.

Странно, но он чувствовал себя почти счастливым, когда отвечал на бесконечные вопросы Павла или когда помогал ему удержаться в седле. Причем это состояние никогда не было свойственно его душе. Связь с женщиной, бутылка хорошего вина, удачная охота или сделка — вот что должно доставлять удовольствие настоящему мужчине. Так он думал на протяжении последних двадцати лет, с тех самых пор, когда ощутил себя вполне взрослым человеком. Но он не подозревал даже, что будет испытывать большую радость, занимаясь с ребенком.

Отчасти это объяснялось тем, что Григорий был пресыщен прежними удовольствиями и теперь искал новых ощущений и совсем неожиданно обрел их в общении с этим мальчиком, который боготворил его лишь за то, что он учил его тем самым простым навыкам и умениям, которыми любой деревенский мальчишка владеет с раннего детства. Правда, Павлик был барчуком — изнеженным и закормленным. Но почему-то Григорию Панюшеву захотелось доказать, и себе в первую очередь, что мальчик не ошибается. В князе осталось еще множество из тех прекрасных и благородных качеств, которыми когда-то гордилась его матушка и которые он не сумел растерять за годы скитаний и по-настоящему жестоких испытаний.

— Вы абсолютно правы, граф, — сказал он серьезно. — Я не ожидал, что вы окажетесь таким способным учеником. Поверьте, общение с вами доставило мне несомненную радость.

Павлик покраснел от удовольствия, но изо всех сил постарался сохранить серьезный вид. Попрощавшись вежливым кивком с Аркадием, он вновь посмотрел на князя.

— Очень обидно, что нам приходится встречаться тайком, — произнес он с сожалением. — Но маменька скоро поймет, что вы совсем не желаете ей зла, и позволит вам ездить к нам с визитами. Плохо, что сейчас к нам никто не ездит. В имении очень скучно и… — Павлик не закончил фразу. Все-таки он был хотя и маленьким, но мужчиной, и не хотел предавать свою маменьку по таким пустякам, как отсутствие визитов.

И все же он с явной неохотой попрощался с князем, взяв с него слово, что завтра и впредь тот продолжит с ним уроки верховой езды. Правда, Григорий с присущей ему честностью предупредил мальчика, что могут возникнуть непредвиденные осложнения, которые в тот или иной момент будут способны помешать их встречам. Но обещал непременно извещать его заранее, если вдруг возникнут неприятные обстоятельства.

Конечно, он не стал уточнять, что имеет в виду и по чьей вине в первую очередь могут возникнуть эти обстоятельства. «По воле вашей неугомонной маменьки», — добавил он про себя, но не произнес эти слова вслух. Девятилетнему мальчику совсем не нужно знать, какую смуту в его душе посеяла графиня Изместьева. Он сам в состоянии справиться со своими проблемами. Самое негодное дело привлекать на свою сторону ребенка, особенно если хочешь изрядно досадить его матушке.

Князь положил ладонь мальчику на плечо и слегка подтолкнул его в сторону дороги.

— До завтра, Павлик! Надеюсь, вы не будете сегодня огорчать свою маменьку непослушанием, иначе я не смогу с вами заниматься.

— Клянусь, князь. — Павлик приложил ладони к сердцу и с благоговением посмотрел на Григория. — Я вам обещаю… — Он счастливо рассмеялся и направился вслед за Ксенией в сторону коляски. Но не выдержал и побежал вприпрыжку, намного обогнав свою юную тетку.

Аркадий посмотрел на князя.

— Езжай без меня. Я тебя догоню. Надо проводить их, — он кивнул в сторону двух удаляющихся фигурок и объяснил свою озабоченность: — А то вдруг твои сторожа из засады выскочат и напугают барышню и мальчишку.

— Главное, чтобы ты сторожей не перепугал своим нарядом, — засмеялся Григорий и вскочил в седло. Неважное с утра настроение самым неожиданным образом превратилось в отличное. И он чувствовал, что его не испортит даже новая стычка с графиней. Причем он даже хотел этой стычки, потому что она давала не только повод всласть посостязаться с графиней в острословии, но и вновь увидеть эти горящие глаза, вздымающуюся в справедливом негодовании грудь, раскрасневшиеся щеки…

Дорога шла сквозь лес, насквозь пронизанный золотой канителью солнечных лучей. Множество тропинок сбегало вниз к озеру. Огромное водное зеркало блестело между деревьями. И князю вдруг захотелось спуститься к воде, смыть не только пыль и пот, раздражавшие его кожу, но и то напряжение, которое все сильнее и сильнее давало о себе знать, раздражая его душу.

На пути ему встретились две заставы, выставленные Бобрыкиным в самых неожиданных местах. Сторожа при виде барина снимали шапки и сгибались в поклоне. Все это были ражие мужики, вооруженные старинными ружьями. Князь подозревал, что застав было значительно больше, потому что раз пять замечал, как шевелились кусты то у моста через ручей, то у подножия холма, который дорога обегала по спирали, а то вдруг из ближайшего оврага раздавался громкий свист, чтобы отозваться эхом в густых перелесках и заросших темным ельником холмах. Через мгновение ему отвечали тем же молодецким посвистом, только из глухого буерака, самого волчьего места. И Григорий подумал, что чрезмерная расторопность управляющего приведет к тому, что к осени в здешних местах не останется ни зайцев, ни лис, ни волков, напуганных обилием людей, отирающихся в местах их обитания.

Князь пришпорил Мулата, и конь ускорил свой бег. Самое интересное, что со стороны угодий графини Григорий не заметил ни одного сторожевого поста. Значило ли это, что ее кордоны были гораздо лучше спрятаны, или она предпочитала ловить его крестьян в глубине своих владений? Возможно, не подозревая этого, он сейчас находится под наблюдением нескольких дюжих верзил, готовых влепить ему в задницу заряд соли, стоит ему только перешагнуть невидимую границу, разделявшую оба поместья.

Но Мулат уже взлетел на высокий холм, усыпанный гладкими валунами. Вершина его была безлесной, и с него открывался чудесный вид на окрестные просторы. Озеро лежало перед ним как на ладони. Дальний его берег терялся в сиреневой дымке, накрывшей бескрайние муромские леса. Князь приложил ладонь к глазам, иначе солнечные зайчики, скачущие по воде как одержимые, не давали ему разглядеть усадьбу. Огромный дом из белого камня казался издалека дворцом сказочной принцессы, который злая волшебница превратила в чудесный кораблик, плывущий по волнам озера. И сходство это усиливалось оттого, что сам берег был почти невидим из-за той же дымки.

Князь уже знал, что это предвещает непогоду, хотя на небе не просматривалось ни единого облачка, да и ветер не переменил своего направления. Он опустил взгляд к основанию холма, который заканчивался почти у самого озера низкой каменистой грядой, поросшей редким лесом. Там уже были владения графини. Но при взгляде на озеро ему еще больше захотелось искупаться. Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Григорий направил Мулата вниз с холма.

У его подножия он спешился и повел коня в поводу. Некоторое время озеро скрывалось за камнями и лесом, потом деревья расступились, открыв взгляду обширный луг, по которому тут и там разбежались березовые колки и одинокие, в три обхвата деревья. Нигде не было ни души. Но Григорий держался настороже, хотя проснувшийся вдруг азарт не позволял ему остановиться на полпути.

Солнце припекало все сильнее, а прохладная вода была совсем близко. Снимая на ходу сюртук, князь устремился к песчаной полоске берега. Он уже видел, как волнуются от легкого ветра камыши, слышал, как кричат шныряющие над озером чайки и озабоченно крякает утка, собирая вместе свое беспокойное семейство. Несколько крошечных, еще покрытых желтоватым пухом утят сновали между огромных листьев раскрывшихся кувшинок и сами походили на ожившие вдруг цветы.

Григорий остановился на мгновение, чтобы так же на ходу стянуть с себя сапоги, и тут увидел лошадь. Она мирно паслась шагах этак в двадцати от него, в тени огромной березы, отчего он не сразу ее заметил. Князь чертыхнулся про себя. Сама по себе встреча с лошадью не сулила ничего страшного. Но он моментально узнал ее. Это была чистокровная кобылица арабских кровей. На ее спине покоилось дорогое красивое седло, и всадница наверняка находилась где-то поблизости. Сие обстоятельство крайне не понравилось князю. Мало того, что он, как шкодливый щенок, проник на чужую территорию, не хватало еще столкнуться здесь нос к носу с графиней.

Князь пригнулся и, зажав рот Мулата ладонями, торопливо ретировался к холму. Конь недовольно пофыркивал, мотал сердито головой, но не мог же Григорий позволить ему заржать при виде кобылицы. Хорош был бы у него видок, застань его графиня крадущимся по ее землям. А если она не одна, а в компании со своими сторожами? Князь Панюшев никогда не считал себя трусом, но ему стало неуютно, когда он представил на миг, как его хватают за руки люди графини.

К счастью, он благополучно вернулся в свои угодья и, взобравшись на камни, с крайним сожалением обвел взглядом озеро и прибрежную полосу. По-прежнему все вокруг было спокойно. Князь с недоумением наблюдал некоторое время за лошадью. Она безмятежно разгуливала между деревьев, помахивая хвостом и прядая ушами, а то вдруг улеглась в траве, видно, окончательно насытившись. Графини же нигде не было видно. Тревога постепенно стала перевешивать любопытство. Что такое могло случиться с его соседкой? Почему лошадь бродит без седока? А если произошло несчастье? Вдруг лошадь, испугавшись чего-то или кого-то, понесла и графиня не удержалась в седле?

Наконец Григорий Панюшев не выдержал. Привязав Мулата к дереву, он вторично, только бегом проделал тот же самый путь до озера. Но теперь он оглядывался по сторонам и пытался отыскать взглядом графиню. Осторожно ступая по траве и стараясь не попадать ногой на сухие ветки, чтобы не выдать себя треском, князь исследовал одну березовую рощицу, вторую, третью… И здесь наконец увидел графиню. Она лежала на спине в тени огромного дерева и, прикрыв лицо локтем правой руки, безмятежно спала, совершенно не заботясь о том, что кто-то от беспокойства за нее чуть было не потерял голову.