На улицу выскочили два дюжих лакея и швейцар, и только с их помощью карете удалось занять подобающее ей положение. Возница стоял рядом с ней, вытирал лицо кумачового цвета платком и что-то виновато объяснял лакеям и хозяину гостиницы, который тоже вышел на крыльцо и сделал пару негодующих замечаний недотепе кучеру.

Аркадий же продолжал наблюдать за каретой. Поначалу он решил, что это графиня пожаловала со своим семейством, но, приглядевшись к экипажу внимательнее, понял, что Изместьева вряд ли позволит себе путешествие в такой развалюхе с ободранным лаком и разбитыми рессорами. Он повернулся уже, чтобы отойти от окна, но заметил, что дверца кареты распахнулась. Из нее вышел высокий крепкий человек в клетчатых панталонах и такой же тужурке и почему-то в матросской шапке. Всемсвоим видом он напоминал громилу в портовом кабаке. Сходства добавляли густая рыжая щетина на щеках и скошенный набок нос.

Он прошелся взад-вперед перед каретой, словно разминая после долгой поездки свое огромное тело, пробежался взглядом по окнам гостиницы, отчего Аркадию стало не по себе. Громила просунул в карету руку и через секунду выставил на крыльцо гостиницы два кожаных баула, а следом помог спуститься по приставной лесенке среднего роста худощавому господину в черном длинном плаще, в черных сапогах и в черной же, надвинутой на самые глаза шляпе.

«Ничего себе парочка! — подумал Аркадий. — И кажется, они тоже готовы поселиться в гостинице». Он сбежал по лестнице вниз. Вновь прибывшие гости стояли возле конторки. И курносый хозяин рассыпался в любезностях, предлагая им то один, то другой номер.

Рыжий громила скользнул по Аркадию равнодушным взглядом, а его хозяин и вовсе не обратил на него никакого внимания. Шляпа его была надвинута так низко, что тень от полей закрывала лицо. Но все ж Аркадий отметил длинный хрящеватый нос с горбинкой, тонкие губы и безобразный шрам, который начинался под шляпой и сбегал по щеке к подбородку.

Странный холодок скользнул по спине Аркадия. Этот мрачный тип в компании с явным головорезом только добавили ему беспокойства. И он решил непременно узнать у хозяина, кто они такие и по каким делам явились в Белореченск.

Аркадий быстрым шагом прошел в зал ресторана. Князь по-прежнему в одиночестве сидел за столиком и потягивал мадеру. Завидев приятеля, он в удивлении поднял брови.

— Что случилось? Плохие новости?

— Не знаю, — пожал тот плечами и опустился в кресло напротив. — Хотел подремать немного, но тут к подъезду подали карету, устроили невозможный шум и лишили меня всяческого желания поваляться в постели. К тому же в номере душно, представляю, какая там будет духовка к вечеру. Я распорядился закрыть все окна шторами.

— Я тоже слышал какой-то шум, — ответил лениво князь, — подумал, что графиня пожаловала, но официант сообщил, что прибыла дорожная карета из Ярославля.

— Вероятно, — Аркадий пристально посмотрел на него, — но с ней явились два занятных типа, ни дать ни взять одноглазый Один и его сынок громила Тор![13]

Князь с еще большим удивлением уставился на приятеля.

— Что это тебя потянуло на скандинавскую мифологию? Никогда не замечал за тобой подобных интересов.

Аркадий улыбнулся:

— Сам не понимаю, почему такая чертовщина полезла в голову. Но вид у этих типов, Гриша, еще тот! Встреть их вечером на большой дороге, и сам отдашь кошелек, даже если они его не попросят.

— Что, так уж безнадежно? — усмехнулся князь. — Впервые вижу, чтобы ты испугался каких-то проходимцев.

Аркадий покачал головой:

— У меня возникло странное предчувствие. Что им делать в маленьком городке? Вряд ли они остановились здесь просто переночевать. Это делается обычно под вечер. Сюда же они прибыли рано утром, выходит, выехали из Ярославля еще затемно.

— Возможно, у них какие-то интересы на ярмарке. Наверняка мошенники из столицы. Решили подзаработать на доверчивости местного обывателя. Согласись, такое случается сплошь и рядом.

1

— Нет, здесь другое, — продолжал упорствовать Аркадий. — Слишком их фигуры заметны, чтобы быть просто пинтерами[14] или огудалами[15]. И подобные личности вряд ли поселились бы в гостинице. Для этого они выбирают другие места, чтобы не светиться лишний раз перед полицией. Насколько я знаю, хозяева гостиниц обязаны сообщать в участок обо всех подозрительных постояльцах. А у этих, видно, все в порядке. Хотя паспорта у них наверняка поддельные.

— Успокойся, — улыбнулся князь, — что-то ты сегодня и вправду не в себе. — Он достал из кармана жилета брегет. — Кажется, время поджимает. Осталось пятнадцать минут. Только-только успеем доехать до присутствия.

— Поезжай один, Гриша, — сказал Аркадий и беспокойно посмотрел на дверь. — Я останусь в гостинице. Чует мое сердце, эти господа появились здесь неспроста.

— Ну вот еще, — произнес недовольно князь, — не хватало нам тратить время на каких-то отщепенцев и… — Он замолчал, не закончив фразу, и уже тише сказал: — Ты прав, оставайся здесь.

Аркадий проследил за его взглядом. Из окна ресторана было видно, как господин в черном и его мордатый оруженосец вышли из гостиницы. Они постояли некоторое время возле подъезда, оглядываясь по сторонам и о чем-то переговариваясь.

Одежда их явно знавала лучшие времена. Громила своим внешним видом и повадками смахивал на живодера боцмана с английского корабля, а плащ человека со шрамом и его шляпа, которые он не снял, несмотря на жару, были в моде лет этак десять назад. Они были изготовлены у дорогого портного и искусного шляпника, но основательно поистерлись и обветшали.

— Кажется, ты прав, — сказал угрюмо князь, провожая новых постояльцев взглядом. — Присмотрись-ка к ним. Для нас они вряд ли представляют угрозу, но скоро появится графиня… — Он в упор посмотрел на друга. — Я не хотел бы, чтоб она испугалась. Узнай про этих субъектов все, что получится, до того, как я вернусь. Хорошо?

— Хорошо, — Аркадий вздохнул с облегчением. Выходит, дело не только в его больном воображении. Если сам князь, который на своем веку пережил немало и встречал уйму жестоких негодяев, не на шутку забеспокоился, значит, и вправду почувствовал опасность.

— Я остаюсь в гостинице, — сказал он и пожал князю руку. — Будь спокоен, я не допущу никаких мерзостей со стороны этой парочки.

Они вышли на крыльцо и чуть ли не лоб в лоб столкнулись с графиней, которая, поддерживая юбки, поднималась по ступенькам. Следом шла Ксения, а Павлик держал ее за руку, и оба весело над чем-то смеялись.

Князь вежливо склонил голову в приветствии. Лицо графини вспыхнуло, но, к ее чести, она не сбилась с шагу, а продефилировала мимо с гордо поднятой головой и все-таки ответила на его приветствие едва заметным кивком. Ксения тихо поздоровалась, зато Павлик подпрыгнул от радости и, бросив руку тетушки, со всех ног устремился к Григорию.

— Здравствуйте, ваша светлость! — Он снял шляпу и протянул князю загорелую ладошку. — Как вы доехали? Мы очень хорошо! Было не жарко, и маменька позволила откинуть верх у коляски. И еще разрешила мне прокатиться на облучке рядом с кучером.

— Павлик, — графиня окликнула его негодующим тоном, — поторапливайся! И не приставай к взрослым людям с глупыми разговорами! Князю неинтересны твои восторги!

— Отнюдь, графиня, — князь был сама вежливость. — Я с удовольствием беседую с вашим сыном. Он у вас развит не по годам, и мне интересны его суждения.

Графиня смерила князя уничижительным взглядом, но ничего не успела сказать в ответ, потому что он склонил голову в поклоне.

— Прошу прощения, графиня, но мы спешим по делам. Но вечером, если вы изволите согласиться, мы приглашаем вас с сестрой на ужин. — Он ласково посмотрел на Павлика. — Думаю, этому озорнику тоже найдется место за столом.

— Не могу ничего вам обещать, князь, — произнесла графиня с прежним высокомерием, — я еще не решила, останемся ли мы здесь ночевать или уедем ближе к вечеру. Это зависит от того, как долго я задержусь в земстве. — Она развернулась и вошла в предупредительно открытую швейцаром дверь. Ксения беспомощно посмотрела на Аркадия, едва заметно пожала плечами и перешагнула порог следом за сестрой. Что она могла поделать, если Наташа опять закусила удила. Только Павлик повел себя как ни в чем не бывало. Помахал князю и Аркадию рукой на прощание и весело сообщил, что любит ананасовое мороженое на ужин, а на обед — малиновое.

ГЛАВА 17

Базар они объехали стороной. Наташа строго-настрого наказала Ксении быть осторожной, а кучеру Егору, широкоплечему детине с пудовыми кулаками, велела находиться поблизости и не спускать ни на секунду глаз с барышни и маленького барина.

Через два часа они должны были вернуться к дому Юрия Леонидовича Нежданова, с которым у графини была назначена встреча после ее визита к стряпчему. В земстве она пробыла не более получаса и вернулась крайне недовольная. Землеустроитель подтвердил ее худшие подозрения, явив ее взору слежавшиеся и пожелтевшие карты угодий. А стряпчий и вовсе разбил ее надежды вдребезги, показав ей старые бумаги, где черным по белому значилось, что дорога проходила все-таки по владениям Завидовских. И что княгиня Мария Васильевна Завидовская милостиво разрешала пользоваться ею графу Изместьеву за чисто символическую плату…

Ксения видела, что сестра очень расстроена, и не стала расспрашивать ее об итогах похода по чиновникам. Но крайне удивилась, когда Наташа приказала отвезти ее к Нежданову. Она знала о причинах их размолвки и надеялась, что сестра направляется к Юрию Леонидовичу не затем, чтобы взять свои слова обратно, а потому что прежде находила в нем внимательного слушателя и мудрого советчика.

Возле ворот стояла незнакомая им коляска. Кажется, кто-то уже пожаловал к Нежданову с визитом. Графиня недовольно поморщилась, но отступать было не в ее правилах. Поэтому еще раз велела Ксении быть осмотрительной и, поднявшись по ступеням парадного крыльца, дернула за бронзовое кольцо на двери, за которой тотчас послышались серебристые переливы колокольчика.

Через пару секунд швейцар с солидной седой бородой и в синей ливрее с галунами распахнул перед ней дверь. Наташа бросила на сына и сестру взгляд через плечо, слегка подняла руку, прощаясь, и шагнула через порог.

Павлик вздохнул с облегчением и улыбнулся Ксении.

— Давай поедем быстрее, пока маменька не вернулась и не передумала.

Так они оказались рядом с базарной площадью, где вовсю кипела летняя ярмарка. Толпы людей гомонили, суетились, переругивались. Торговцы зычно зазывали покупателей в длинных рядах, с разложенной на них разнообразной снедью, зеваки шатались возле ярмарочных балаганов, карусели, качелей. Крики горластых торговок рыбой и пирогами с требухой, мычание коров, жалобное пение слепых под волынку и лихие частушки пьяной рябой бабы, восседавшей на возу с огромной кринкой сметаны в руках, гогот гусей, ржанье лошадей, визги молочных поросят, скрип телег и отчаянная ругань возчиков — все слилось в единый бесшабашно-разгульный, веселый гул.

Между рядами и подводами шныряли вертлявые личности с бегающими глазами и мятыми окурками, прилипшими к мокрым губам. Они предлагали всякую всячину, в основном поношенную одежду и обувь, белье и столовое серебро, которые, скорее всего, расстались со своими хозяевами не позднее прошлой ночи. Здесь можно было купить за бесценок греческий коньяк московской фабрикации, французские духи одесского розлива и настоящие английские ситары, похищенные с витрины богатого столичного магазина.

Здесь же калека на деревянной ноге гнусавым голосом вымаливал подаяние, а мерзкие нищенки с проваленными носами хватали за подолы кухарок, закупающих провизию для господских столов, требуя с них грошик в обмен на таинственные снадобья, способные вернуть неверную любовь.

Рядом с базаром находился третьеразрядный трактир «Бристоль». Чем выше был разряд, тем ниже уровень посетителей. В «Бристоле» околачивались большей частью оборванцы, голь перекатная, здесь чувствовали себя свободно жулики всех мастей и воры солидные, не разменивавшиеся на мелочовку. В задних комнатах этой забегаловки продавались, менялись, покупались краденые вещи, на которых виднелись иногда свежие, едва застиранные пятна крови. Здесь «деловые» затевали новые ночные дела, а днем отсыпались в дешевых «нумерах» на втором этаже. И если «Европа» была приютом для благонамеренных, почитающих закон граждан, то «Бристоль» являлся полным ее антиподом — скопищем грязных пороков, низменных страстей и жалких людишек, давно потерявших человеческий облик.

Впрочем, в Белореченске никто не называл «Бристоль» трактиром, и относились к нему, как и следует относиться к низкопробной харчевне. Правда, он славился вкуснейшим хлебным квасом, что и являлось единственной причиной, почему в разгар жаркого летнего дня сюда захаживали приказчики ближних лавок и чиновники земских учреждений, расположенных всего в квартале от базара.