Так красотою девичьей подруг затмевала царевна.

(110) Стали они, наконец, собираться домой; в колесницу

Мулов опять заложили и в короб уклали одежды.

Тут светлоокая дева Паллада придумала средство,

Как пробудить Одиссея, чтоб, с ним повстречавшись, царевна

В город людей феакийских ему указала дорогу:

(115) Бросила мяч Навсикая в подружек, но, в них не попавши,

Он, отраженный Афиною, в волны шумящие прянул;

Громко они закричали; их крик пробудил Одиссея.

Он поднялся и, колеблясь рассудком и сердцем, воскликнул:

«Горе! К какому народу зашел я? Быть может, здесь область

(120) Диких, не знающих правды людей? Иль, может быть, встречу

Смертных приветливых, богобоязненных, гостеприимных?

Кажется, девичий громкий вблизи мне послышался голос.

Или здесь нимфы, З владелицы гор крутоглавых, душистых,

Влажных лугов и истоков речных потаенных, играют;

(125) Или достиг, наконец, я жилища людей говорящих.

Встанем же; должно мне все самому испытать и разведать».

С сими словами из чащи кустов Одиссей осторожно

Выполз; потом жиловатой рукою покрытых листами

Свежих ветвей наломал, чтоб одеть обнаженное тело.

(130) Вышел он – так, на горах обитающий, силою гордый,

В ветер и дождь на добычу выходит, сверкая глазами,

Лев; на быков и овец он бросается в поле, хватает

Диких оленей в лесу и нередко, тревожимый гладом,

Мелкий скот похищать подбегает к пастушьим заградам.

(135) Так Одиссей вознамерился к девам прекраснокудрявым

Наг подойти, приневолен к тому непреклонной нуждою.

Был он ужасен, покрытый морскою засохшею тиной;

В трепете все разбежалися врозь по высокому брегу.

Но Алкиноева дочь не покинула места. Афина

(140) Бодрость вселила ей в сердце и в нем уничтожила робость.

Стала она перед ним; Одиссей же не знал, что приличней:

Оба ль колена обнять у прекраснокудрявыя девы?

Или, в почтительном став отдаленье, молить умиленным

Словом ее, чтоб одежду дала и приют указала?

(145) Так размышляя, нашел, наконец, он, что было приличней

Словом молить умиленным, в почтительном став отдаленье

(Тронув колена ее, он прогневал бы чистую деву).

С словом приятно-ласкательным он обратился к царевне:

«Руки, богиня иль смертная дева, к тебе простираю.

(150) Если одна из богинь ты, владычиц пространного неба,

То с Артемидою только, великою дочерью Зевса,

Можешь сходна быть лица красотою и станом высоким;

Если ж одна ты из смертных, под властью судьбины живущих,

То несказанно блаженны отец твой и мать, и блаженны

(155) Братья твои, с наслаждением видя, как ты перед ними

В доме семейном столь мирно цветешь, иль свои восхищая

Очи тобою, когда в хороводах ты весело пляшешь.

Но из блаженных блаженнейшим будет тот смертный, который

В дом свой тебя уведет, одаренную веном богатым.

(160) Нет, ничего столь прекрасного между людей земнородных

Взоры мои не встречали доныне; смотрю с изумленьем.

В Делосе только я – там, где алтарь Аполлонов воздвигнут, —

Юную стройно-высокую пальму однажды заметил

(В храм же зашел, окруженный толпою сопутников верных,

(165) Я по пути, на котором столь много мне встретилось бедствий).

Юную пальму заметив, я в сердце своем изумлен был

Долго: подобного ей благородного древа нигде не видал я.

Так и тебе я дивлюсь! Но, дивяся тебе, не дерзаю

Тронуть коленей твоих: несказанной бедой я постигнут.

(170) Только вчера, на двадцатый мне день удалося избегнуть

Моря: столь долго игралищем был я губительной бури,

Гнавшей меня от Огигии острова. Ныне ж сюда я

Демоном брошен для новых напастей – еще не конец им;

Верно, немало еще претерпеть мне назначили боги.

(175) Сжалься, царевна; тебя, испытавши превратностей много,

Первую здесь я молитвою встретил; никто из живущих

В этой земле не знаком мне; скажи, где дорога

В город, и дай мне прикрыть обнаженное тело хоть лоскут

Грубой обвертки, в которой сюда привезла ты одежды.

(180) О, да исполнят бессмертные боги твои все желанья,

Давши супруга по сердцу тебе с изобилием в доме,

С миром в семье! Несказанное там водворяется счастье,

Где однодушно живут, сохраняя домашний порядок,

Муж и жена, благомысленным людям на радость, недобрым

(185) Людям на зависть и горе, себе на великую славу».

Дочь Алкиноя, ответствуя, так Одиссею сказала:

«Странник, конечно твой род знаменит: ты, я вижу, разумен.

Дий же и низким и рода высокого людям с Олимпа

Счастье дает без разбора по воле своей прихотливой:

(190) Что ниспослал он тебе, то прими с терпеливым смиреньем.

Если ж достигнуть ты мог и земли и обителей наших,

То ни в одежде от нас и ни в чем, для молящего, много

Бед претерпевшего странника нужном, не встретишь отказа.

Град наш тебе укажу; назову и людей, в нем живущих.

(195) В граде живет и землей здесь владеет народ феакиян;

Я Алкиноя, царя благодушного, дочь; Алкиноя ж

Ныне державным владыкой своим признают феакийцы».

Тут обратилась царевна к подругам своим и служанкам:

«Стойте! Куда разбежалися вы, устрашась иноземца?

(200) Он человек незломышленный; нет вам причины страшиться;

Не было прежде, вы знаете, нет и теперь и не может

Быть и вперед на земле никого, кто б на нас, феакиян,

Злое замыслил; нас боги бессмертные любят; живем мы

Здесь, от народов других в стороне, на последних пределах

(205) Шумного моря, и редко нас кто из людей посещает.

Ныне же встретился нам злополучный, бездомный скиталец:

Помощь ему оказать мы должны – к нам Зевес посылает

Нищих и странников; дар и убогий Зевесу угоден.

Страннику пищи с питьем принести поспешите, подруги;

(210) Прежде ж его искупайте, от ветров защитное место

Выбрав в потоке». Сказала; сошлись ободренные девы.

В месте, от ветров защитном, его посадив, как велела

Им Навсикая, прекраснокудрявая дочь Алкиноя,

Мантию с тонким хитоном они близ него положили.

(215) После, принесши фиал золотой с благовонным елеем,

Стали его приглашать к омовению в светлом потоке.

Но Одиссей благородный отрекся и так отвечал им:

«Девы прекрасные, станьте поодаль: без помощи вашей

Смою с себя я соленую тину и сам наелею

(220) Тело: давно уж елей благовонный к нему не касался.

Но перед вами купаться не стану я в светлом потоке;

Стыдно себя обнажить мне при вас, густовласые девы».

Так он сказал; и они, удаляся, о том известили

Царскую дочь. Одиссей же, в поток погрузившися, тину,

(225) Грязно облекшую плечи и спину его и густые

Кудри его облепившую, смыл освежительной влагой;

Чисто омывшись, он светлое тело умаслил елеем;

После украсился, данным младою царевною платьем.

Дочь светлоокая Зевса Афина тогда Одиссея

(230) Станом возвысила, сделала телом полней и густыми

Кольцами кудри, как цвет гиацинта, ему закрутила.

Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,

Девой Палладой и богом Гефестом наставленный в трудном

Деле своем, чудесами искусства людей изумляет;

(235) Так красотою главу облекла Одиссею богиня.

Берегом моря пошел он и сел на песке, озаренный

Силой и прелестью мужества. Царская дочь изумилась.

Слово потом обратила она к густовласым подругам:

«Слушайте то, что скажу вам теперь, белорукие девы;

(240) Думаю я, что не всеми богами Олимпа гонимый

Этот скиталец в страну феакиян божественных прибыл;

Прежде и мне человеком простым он казался; теперь же

Вижу, что свой он богам, беспредельного неба владыкам.

О, когда бы подобный супруг мне нашелся, который,

(245) Здесь поселившись, у нас навсегда захотел бы остаться!

Вы ж чужеземцу еды и питья принесите, подруги».

Так говорила царевна. Ее повинуяся воле,

Девы немедля еды и питья принесли Одиссею.

С жадностью голод и жажду свою утолил богоравный,

(250) Твердый в бедах Одиссей: уж давно не касался он пищи.

Добрая мысль пробудилась тут в сердце разумной царевны:

Чистые платья собрав, в колесницу она их уклала,

Мулов потом запрягла крепконогих и, став в колесницу,

Так Одиссею, его приглашая с собою, сказала:

(255) «Время нам в город; вставай, чужеземец, и следуй за нами;

Дом, где живет мой отец, я тебе укажу; там, конечно,

Встретишь и всех знаменитых людей феакийских; но прежде

Мой ты исполни совет (ты, я вижу, разумен): покуда

Будем в полях мы, трудом человека удобренных, следуй

(260) С девами вместе за быстрой моей колесницею ровным

С мулами шагом – у вас впереди я поеду; потом мы

В город прибудем… с бойницами стены его окружают;

Пристань его с двух сторон огибает глубокая; вход же

В пристань стеснен кораблями, которыми справа и слева

(265) Берег уставлен, и каждый из них под защитною кровлей;

Там же и площадь торговая вкруг Посейдонова храма,

Твердо на тесаных камнях огромных стоящего; снасти

Всех кораблей там, запас парусов и канаты в пространных

Зданьях хранятся; там гладкие также готовятся весла.

(270) Нам, феакийцам, не нужно ни луков, ни стрел; вся забота

Наша о мачтах, и веслах, и прочных судах мореходных;

Весело нам в кораблях обтекать многошумное море.

Я ж от людей порицанья избегнуть хочу и обидных

Толков; народ наш весьма злоязычен; нам встретиться может

(275) Где-нибудь дерзкий насмешник; увидя нас вместе, он скажет:

«С кем так сдружилась царевна? Кто этот могучий, прекрасный

Странник? Откуда пришел? Не жених ли какой иноземный?

Что он? Морскою ли бурею к нам занесенный из дальних

Стран человек (никаких мы в соседстве не знаем народов)?

(280) Или какой по ее неотступной молитве с Олимпа на землю

Бог низлетевший – и будет она обладать им отныне?

Лучше б самой ей покинуть наш край и в стране отдаленной

Мужа искать; меж людей феакийских никто не нашелся

Ей по душе, хоть и много у нас женихов благородных».

(285) Вот что рассказывать могут в народе; мне будет обидно.

Я ж и сама бы, конечно, во всякой другой осудила,

Если б, имея и мать и отца, без согласья их стала,

В брак не вступивши, она обращаться с мужчинами вольно.

Ты же совет мой исполни (тогда и родитель мой помощь

(290) Скорую даст и отечество ты не замедлишь увидеть):

Есть близ дороги священная роща Афины из черных

Тополей; светлый источник оттуда бежит на зеленый

Луг; там поместье царя Алкиноя с его плодоносным

Садом в таком расстоянье от града, в каком человечий

(295) Внятен нам голос. Там сев, подожди ты до тех пор, покуда

Мы не прибудем на место и царских палат не достигнем; когда же

Ты убедишься, что царских палат уж могли мы достигнуть,

Встань и во внутренность града войди и расспрашивай встречных,

Где обитает родитель мой, царь Алкиной многославный.

(300) Дом же его ты узнаешь легко: бессловесный младенец

Может дорогу к нему указать; ни один феакиец

Здесь не имеет такого жилища, в каком обитает

Царь Алкиной. Окруженный строеньями двор перешедши,

Шагом поспешным пройди ты сквозь залу к покоям царицы;

(305) Там перед ярко блестящим ее очагом ты увидишь

С чудным искусством прядущую тонкопурпурные нити

Подле колонны высокой, в кругу приближенных служанок.

Там же и кресла царевы стоят у огня, и, на них он

Сидя, вином утешается, светлому богу подобный.

(310) Мимо царя ты пройди и, обнявши руками колена

Матери милой моей, умоляй, чтоб она поспешила

День возвращенья в отчизну тебе даровать, чужеземцу.

Если моленье твое с благосклонностью примет царица,

Будет тогда и надежда тебе, что возлюбленных ближних,

(315) Светлый свой дом, и семью, и отечество скоро увидишь».

Кончив, ударила звучно блестящим бичом Навсикая

Мулов; затопав, они от реки побежали проворной

Рысью; другие же, пешие, следом пошли; но царевна