Знаете сами; пора начинать нам свой опыт; берите

Лук Одиссеев и силу свою окажите на деле.

Я ж и себя самого испытанью хочу здесь подвергнуть.

Если удастся мне лук натянуть и стрелою все кольца

(115) Метко пробить, удаление матери милой из дома

С мужем другим и мое одиночество будет сноснее

Мне, уж владеть небессильному луком отца Одиссея».

Кончив, он с плеч молодых пурпуровую мантию сбросил;

Встал и, с мечом медноострым блестящую перевязь снявши,

(120) Жерди в глубоких для каждой особенно вырытых ямках,

Их по снуру уравняв, утвердил; основанья ж, чтоб прямо

Все, не шатаясь, стояли, землей отоптал. Все дивились,

Как он искусно порядок, ему незнакомый, устроил.

Стал Телемах у порога дверей и, схватив Одиссеев

(125) Лук, попытался на нем натянуть тетиву; и погнул он

Трижды его, но, упорствуя, трижды он вновь разогнулся.

Им овладеть, нацепив тетиву, уповая, в четвертый

Раз он готов был с удвоенной силой приняться за дело;

Но Одиссей по условью кивнул головой; отложивши

(130) Труд, обратился к отцу и сказал Телемах богоравный:

«Горе мне! Видно, я слабым рожден и останусь бессильным

Вечно; я молод еще и своею рукой не пытался

Дерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду.

Ваша теперь череда, женихи, вы сильнее; пусть каждый

(135) Лук Одиссеев возьмет и свершить попытается подвиг».

Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,

К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядом

С ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.

Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.

(140) Тут, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, сказал им:

«С правой руки подходите один за другим вы, начавши

С места, откуда вино подносить на пиру начинают».

Так Антиной предложил, и одобрили все предложенье.

Первый, поднявшийся с места, пошел Леодей, сын Ейнопов.

(145) Жертвогадатель их был он и подле кратеры на самом

Крае стола за обедом садился. Их буйство противно

Было ему; и нередко он их порицал, негодуя.

Первый он должен был взяться за лук роковой, наблюдая

Очередь. Став у порога дверей, он схватил Одиссеев

(150) Лук; но его и погнуть он не мог; от напрасных усилий

Слабые руки его онемели. Он с горем воскликнул:

«Нет! Не по силам мне лук Одиссеев; другой попытайся

Крепость его одолеть; но у многих мужей знаменитых

Душу и жизнь он возьмет. И, конечно, желаннее встретить

(155) Смерть, чем живому скорбеть о утрате того, что так сильно

Нас привлекало вседневно сюда чародейством надежды.

Все мы теперь уповаем, во всех нас пылает желанье

Брак заключить с Пенелопой, женой Одиссея; но каждый,

Лук испытав Одиссеев и силу над ним утомивши,

(160) С горем в душе принужден за другую ахейскую деву

Свататься будет, подарки свои расточая; она же

Выберет доброю волей того, кто щедрей и приятней».

Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,

К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядом

(165) С ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.

Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.

Гневно к нему обратившись, сказал Антиной, сын Евпейтов:

«Странное слово из уст у тебя, Леодей, излетело,

Слово печальное, страшное; слышать его мне противно.

(170) Душу и жизнь, говоришь ты, у многих людей знаменитых

Лук Одиссеев возьмет, потому, что его не способен

Ты натянуть. Но бессильным от матери был благородной

Ты, без сомненья, рожден, не могучим властителем лука;

Многие будут в числе женихов, без сомненья, способней

(175) Сладить с ним». Кончил. Потом, козовода Меланфия кликнув,

«Слушай, Меланфий, – сказал, – здесь огонь ты разложишь; к огню же

Близко поставишь покрытую мягкой овчиной скамейку;

Жирного сала потом принесешь нам укруг, чтоб могли мы

Им, на огне здесь его разогревши, помазывать крепкий

(180) Лук Одиссеев: тогда он удобней натянут быть может».

Так он сказал. И Меланфий, огонь разложив превеликий,

Близко поставил скамейку, покрытую мягкой овчиной;

Сала принес напоследок укруг; и, растаявши сало,

Начали мазать им лук женихи; но из них никоторый

(185) Лука не мог и немного погнуть – несказанно был туг он;

Взяться за опыт тогда в свой черед Антиной с Евримахом

Были должны, меж другими отличные мужеской силой.

В это мгновение, разом поднявшися, из дома вместе

Вышли Евмей свинопас и коровник Филойтий; за ними

(190) Следуя, залу покинул и царь Одиссей; он, широкий

Двор перейдя, за ворота двустворные вышел. Позвавши

Там их обоих, он ласково-сладкую речь обратил к ним:

«Верные слуги, Евмей и Филойтий, могу ль вам открыться?

Или мне лучше смолчать? Но меня говорить побуждает

(195) Сердце. Ответствуйте: что бы вы сделали, если б внезапно,

Демоном вдруг приведенный каким, Одиссей, господин ваш,

Здесь вам явился? К нему ль, к женихам ли тогда б вы пристали?

Прямо скажите мне все, что велит вам рассудок и сердце».

Кончил. Ему отвечал простодушный коровник Филойтий:

(200) «Царь наш Зевес, о, когда бы на наши молитвы ты отдал

Нам Одиссея! Да благостный демон его к нам проводит!

Сам ты увидишь тогда, что и я не остануся празден».

Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая,

Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.

(205) В верности сердца и в доброй их воле вполне убедяся,

Так им обоим сказал, наконец, Одиссей богоравный:

«Знайте же, я Одиссей, претерпевший столь много напастей,

В землю отцов приведенный по воле богов через двадцать

Лет. Но я вижу, что здесь из рабов моего возвращенья

(210) Только вы двое желаете; я не слыхал, чтоб другой кто

Здесь помолился богам о свидании скором со мною.

Слушайте ж, вам расскажу обо всем, что случиться должно здесь:

Если мне Дий истребить женихов многобуйных поможет,

Вам я обоим найду по невесте, приданое каждой

(215) Дам и построю вам домы вблизи моего, и, как братья,

Будете жить вы со мною и с сыном моим Телемахом.

Вам же и признак могу показать, по которому ясно

Вы убедитесь, что я Одиссей: вот рубец, вам знакомый;

Вепрем, вы помните, был я поранен, когда с сыновьями

(220) Автоликона охотой себя забавлял на Парнасе».

Так говоря, он колено открыл, распахнувши тряпицы

Рубища. Те ж, рассмотревши прилежно рубец, им знакомый,

Начали плакать; и, крепко обняв своего господина,

Голову, плечи, и руки, и ноги его целовали.

(225) Головы их со слезами и он целовал, и за плачем

Их бы могло там застать захождение солнца, когда бы

Им не сказал Одиссей, успокоившись первый: «Отрите

Слезы, чтоб, из дому вышедши, кто не застал вас, так горько

Плачущих: тем преждевременно тайна откроется наша.

(230) Должно, чтоб снова – один за другим, а не вместе – вошли мы

В залу, я первый, вы после. И ждите, чтоб мной был вам подан

Знак. Женихи многобуйные, думаю я, не позволят

В руки мне взять там мой лук и колчан мой, набитый стрелами;

Ты же, Евмей, не дождавшись приказа, и лук и колчан мне

(235) Сам принеси. И потом ты велишь, чтоб рабыни немедля

Заперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, если

Шум иль стенанье в столовой послышится им, не посмела

Тронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сидели

Все, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь.

(240) Ты же, Филойтий, возьми ворота на свое попеченье.

Крепко запри их на ключ и ремнем затяни их задвижку».

Так говорил Одиссей им. Он, в двери столовой вступивши,

Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке.

После явились один за другим свинопас и Филойтий.

(245) Лук Одиссеев держал Евримах и его над пылавшим

Жарко огнем поворачивал, грея. Не мог он, однако,

Крепость его победить. Застонало могучее сердце;

Голос возвысив, кипящий досадой, он громко воскликнул:

«Горе мне! Я за себя и за вас, сокрушенный, стыжуся:

(250) Нет мне печали о том, что от брака я должен отречься, —

Много найдется прекрасных ахейских невест и в Итаке,

Морем объятой, и в разных других областях кефаленских.

Но столь ничтожными крепостью быть с Одиссеем в сравненье —

Так, что из нас ни один и немного погнуть был не в силах

(255) Лука его, – то стыдом нас покроет и в позднем потомстве».

Но Антиной, сын Евпейтов, воскликнул, ему возражая:

«Нет, Евримах благородный, того не случится, и в этом

Сам ты уверен. Народ Аполлонов великий сего дня

Празднует праздник: в такой день натягивать лук неприлично;

(260) Спрячем же лук; а жердей выносить нам не нужно отсюда.

Пусть остаются; украсть их, конечно, никто из живущих

В доме царя Одиссея рабов и рабынь не помыслит.

Нам же опять благовонным вином пусть наполнит глашатай

Кубки, а лук Одиссеев запрем, совершив возлиянье.

(265) Завтра поутру пускай козовод, наш разумный Меланфий,

Коз приведет нам отборных, чтоб здесь принести Аполлону,

Лука сгибателю, бедра их в жертву. Согнуть он поможет

Лук Одиссеев; и силы над ним не истратим напрасно».

Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье.

(270) Тут для умытия рук им глашатаи подали воду;

Отроки, светлым кратеры до края наполнив напитком,

В чашах его разнесли, по обычаю справа начавши;

Вкусным питьем насладились они, сотворив возлиянье.

Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный:

(275) «Слух ваш ко мне, женихи Пенелопы, склоните, дабы я

Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

Вот вам – тебе, Евримах, и тебе, Антиной богоравный,

Столь рассудительно дело решившие, – добрый совет мой:

Лук отложите, на волю бессмертных предав остальное;

(280) Завтра решит Аполлон, кто из вас победителем будет;

Мне же отведать позвольте чудесного лука; узнать мне

Дайте, осталось ли в мышцах моих изнуренных хоть мало

Силы, меня оживлявшей в давнишнее младости время,

Или я вовсе нуждой и бродячим житьем уничтожен».

(285) Кончил. Но просьбы его не одобрил никто. Испугался

Каждый при мысли, что с гладкоблистающим луком он сладит.

Слово к нему обративши, сказал Антиной, сын Евпейтов:

«Что ты, негодный бродяга? Не вовсе ль рассудка лишился?

Мало тебе, что спокойно, допущенный в общество наше,

(290) Здесь ты пируешь, обедая с нами, и все разговоры

Слушаешь наши, чего никогда здесь еще никакому

Нищему не было нами позволено? Все недоволен!

Видно, твой ум отуманен медвяным вином; от вина же

Всякой, его неумеренно пьющий, безумеет. Был им

(295) Некогда Евритион, многославный кентавр, обезумлен.

В дом Пирифоя, великою славного силой, вступивши,

Праздновал там он с лапифами; разума пьянством лишенный,

Буйствовать зверски он вдруг принялся в Пирифоевом доме.

Все раздражились лапифы; покинув трапезу, из залы

(300) Силой его утащили на двор и нещадною медью

Уши и нос обрубили они у него; и рассудка

Вовсе лишенный, кентавр убежал, поношеньем покрытый.

Злая зажглась от того у кентавров с лапифами распря;

Он же от пьянства там первый плачевную встретил погибель.

(305) Так и с тобою случится, бродяга бессмысленный, если

Этот осмелишься лук натянуть; не молвою прославлен

Будешь ты в области нашей; на твердую землю ты будешь

К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан;

Там уж ничем не спасешься от гибели жалкой. Сиди же

(310) Смирно и пей; и на старости силой не спорь с молодыми».

Он замолчал. Возражая, сказала ему Пенелопа:

«Нет, Антиной, непохвально б весьма и неправедно было,

Если б гостей Телемаховых кто здесь лишал их участка.

Или ты мыслишь, что этот старик, натянувши великий

(315) Лук Одиссеев, на силу свою полагаясь, помыслит

Мной завладеть и свою безрассудно мне руку предложит?

Это, конечно, ему не входило и сонному в мысли;