Хлынули беды в отчизну римлян.

Едва созревши, рада скорей плясать

Ионян танец дева, и с нежных лет

Искусно мажется, заране

Мысль устремляя к любви нечистой.

А там любовник, лишь бы моложе, ей

За пиром мужним сыщется: нет нужды

Искать тайком, кому преступно

Ласки дарить, удалив светильник;

При всех открыто – тайны от мужа нет —

Идет, велит ли следовать ей купец,

Зовет ли мореход испанский,

Срама ее покупатель щедрый.

Иных отцов был юношей род, что встарь

Окрасил море кровью пунийской, смерть

Принес лихому Антиоху,

Пирру-царю, Ганнибалу-зверю.

Сыны то были воинов пахарей,

Они умели глыбы земли копать

Сабинскою мотыгой, строгой

Матери волю творя, из леса

Таскать вязанки в час, когда тени гор

Растянет солнце, с выи ярмо волам

Усталым снимет и, скрываясь,

Ночи желанную пору близит.

Чего не портит пагубный бег времен?

Отцы, что были хуже, чем деды, – нас

Негодней вырастили; наше

Будет потомство еще порочней.

7

Астерида, зачем плачешь о Гигесе?

Ведь с весною его светлый Зефир примчит

Вновь с товаром вифинским,

Верность свято хранящего.

Лишь на небо взошла злобной Козы звезда,

К Орику отнесен Нотом, он там в слезах

Не одну, сна не зная,

Ночь провел одинокую,

Искушала хотя всячески хитрая

Няня Хлои его, гостеприимицы,

Говоря, что пылает

Так к нему, к твоей радости.

Сказ вела, как жена, вины облыжные

Вероломно взведя, Прета подвигнула

Против Беллерофонта,

Чтоб сгубить его, чистого;

Как чуть не был Пелей передан Тартару,

Ипполиту когда презрел, магнезянку,

И другие рассказы

О любовных грехах вела, —

Втуне, ибо пока глух он к ее речам,

Как Икара скала… Лишь бы тебя саму

К Энипею соседу

Не влекло больше должного.

Хоть и нет никого, кто б с той же ловкостью

Гарцовал на коне по полю Марсову

И чрез Тусскую реку

Переплыл с той же скоростью.

Ночь придет – дверь запри и не выглядывай

Из окна, услыхав флейты звук жалобный,

И хотя бы жестокой

Звали, будь непреклонною.

8

Ты смущен, знаток языков обоих! —

Мне, холостяку до Календ ли марта?

Для чего цветы? С фимиамом ящик?

Или из дерна

Сложенный алтарь и горящий уголь?

Белого козла и обед веселый

Вакху обещал я, когда чуть не был

Древом придавлен.

В этот светлый день, с возвращеньем года,

Снимут из коры просмоленной пробку

С амфоры, что дым впитывать училась

В консульство Тулла.

Выпей, Меценат, за здоровье друга

Кружек сотню ты, и пускай до света

Светочи горят, и да будут чужды

Крик нам и ссора.

Брось заботы все ты о граде нашем, —

Котизона-дака полки погибли,

Мидянин, наш враг, сам себя же губит

Слезным оружьем.

Стал рабом кантабр, старый друг испанский,

Укрощенный, пусть хоть и поздно, цепью,

И, оставя лук, уж готовы скифы

Край свой покинуть.

Брось заботы все: человек ты частный;

Не волнуйся ты за народ; текущим

Насладися днем и его дарами, —

Брось свои думы!

9

Прежде дорог я был тебе,

И руками никто больше из юношей

Шеи не обвивал твоей,

И счастливей царя был я персидского!

– Прежде страстью горел ко мне,

И для Хлои забыть Лидию мог ли ты,

Имя Лидии славилось,

И знатней я была римлянки Илии.

– Мной для Хлои забыто все,

Нежны песни ее, сладок кифары звон;

За нее умереть готов,

Лишь бы только судьба милой продлила век.

– Мне взаимным огнем зажег

Кровь туриец Калай, Орнита юный сын;

За него дважды смерть приму,

Лишь бы только судьба друга продлила век.

– Если ж прежняя страсть придет

И нас свяжет опять крепким, как медь, ярмом;

К русой Хлое остынет пыл,

И откроется дверь снова для Лидии.

– Хоть звезды он красивее,

Ты ж коры на волнах легче и вспыльчивей

Злого, мрачного Адрия,

Я с тобой хочу жить и умереть с тобой.

10

Если Дона струи, Лика, пила бы ты,

Став женой дикаря, все же, простертого

На ветру пред твоей дверью жестокою,

Ты меня пожалела бы!

Слышишь, как в темноте двери гремят твои,

Стонет как между вилл, ветру ответствуя,

Сад твой, как леденит Зевс с неба ясного

Стужей снег свеже-выпавший?

Брось же гордость свою ты, неприятную

Для Венеры, чтоб нить не оборвалась вдруг;

Ведь родил же тебя не Пенелопою

Твой отец из Этрурии!

И хотя бы была ты непреклонною

Пред дарами, мольбой, бледностью любящих

Между тем как твой муж юной гречанкою

Увлечен, все же смилуйся

Над молящим! Не будь дуба упорнее

И ужасней в душе змей Мавритании;

Ведь не вечно мой бок будет бесчувственен

И к порогу и к сырости!

11

О Меркурий-бог! Амфион искусный,

Обучен тобой, воздвигал ведь стены

Песней! Лира, ты семиструнным звоном

Слух услаждаешь!

Ты беззвучна встарь, нелюбима, – ныне

Всем мила: пирам богачей и храмам!..

Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды

Слух преклонил я,

Словно средь лугов кобылице юной,

Любо ей сказать; не дает коснуться;

Брак ей чужд; она холодна поныне

К дерзости мужа.

Тигров ты, леса за собою властна

Влечь и быстрых рек замедлять теченье;

Ласкам ведь твоим и привратник ада,

Грозный, поддался

Цербер-пес, хотя над его главою

Сотня страшных змей, угрожая, вьется;

Смрадный дух и гной треязычной пастью

Он извергает.

Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий

Вдруг смеяться стал; без воды стояли

Урны в час, когда ты ласкала песней

Дщерей Даная.

Слышит Лида пусть о злодейках-девах,

Столь известных, пусть об их каре слышит!

Вечно вон вода из бездонной бочки

Льется, хоть поздно.

Все ж виновных ждет и в аду возмездье.

Так безбожно (что их греха ужасней?),

Так безбожно всех женихов убили

Острым железом!

Брачных свеч была лишь одна достойна.

Доблестно отца, что нарушил клятву,

Дева ввесть в обман приняла решенье,

Славная вечно.

«Встань, – она рекла жениху младому, —

Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда

Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек,

Скройся от тестя!

Словно львицы, вдруг на ягнят напавши,

Так мужей своих они все терзают;

Мягче их – тебя не убью, не стану

Дверь запирать я.

Пусть за то, что я пощадила мужа,

Злой отец меня закует хоть в цепи;

Взяв на судно, пусть отвезет в пустыню,

В край Нумидийский.

Ты ж иди, куда тебя ноги ль, ветры ль

Будут мчать: шлют ночь и Венера помощь.

В добрый час… А мне над могилой вырежь

Надпись на память…»

12

Дева бедная не может ни Амуру дать простора,

Ни вином прогнать кручину, но должна бояться дяди

Всебичующих упреков.

От тебя, о Необула, прочь уносят шерсть и прялку

Трудолюбицы Минервы сын крылатый Кифереи

И блестящий Гебр Липарский.

Лишь увидишь, как смывает масло с плеч он в водах Тибра,

Конник, что Беллерофонта краше, ни в бою кулачном

Не осиленный ни в беге.

В ланей, по полю бегущих целым стадом, он умеет

Дрот метнуть и, быстр в движеньи, вепря, что таится в чаще,

На рогатину взять смело.

13

О Бандузии ключ, ты хрусталя светлей,

Сладких вин и цветов дара достоин ты;

Завтра примешь козленка

В жертву – первыми рожками

Лоб опухший ему битвы, любовь сулит

Но напрасно: твои волны студеные

Красной кровью окрасит

Стада резвого первенец.

Не коснется тебя жаркой Каникулы

10 Знойный полдень; даешь свежесть отрадную

Ты бродячему стаду

И в_о_лу утомленному.

Через песни мои будешь прославлен ты:

Ясень в них воспою, скалы с пещерами,

Где струятся с журчаньем

Твои воды болтливые.

14

Цезарь, про кого шла молва в народе,

Будто, как Геракл, лавр купил он смертью,

От брегов испанских вернулся к Ларам

Победоносцем.

Радостно жена да встречает мужа,

Жертвы принеся справедливым Ларам,

И сестра вождя, и, чело украсив

Белой повязкой,

Матери юниц и сынов, не павших.

Дети же всех тех, что в бою погибли,

И вдовицы их, от словес печальных

Вы воздержитесь.

Мне же этот день будет в праздник, думы

Черные прогнав. Не боюсь я смуты,

Ни убитым быть, пока всей землею

Правит наш Цезарь.

Отрок, принеси и венков, и мирра,

И вина, времен войн с народом марсов,

Коль спаслось оно от бродивших всюду

Шаек Спартака.

И Неера пусть поспешит, певица,

В узел косы пусть, надушив, завяжет.

Если ж брань начнет негодяй привратник,

Прочь уходи ты.

Голова, седея, смягчает душу,

Жадную до ссор и до брани дерзкой.

Не смирился б я перед этим юный

В консульство Планка!

15

Женка бедного Ивика,

Перестань наконец ты сладострастничать,

И себя примолаживать!

Коль ногою одной ты уж в гробу стоишь,

Не резвись среди девушек,

Затеняя собой блеск лучезарных звезд.

Что Фолое идет к лицу,

То Хлориде нейдет! Дочь лучше матери

Осаждать будет юношей,

Как Вакханка, в тимпан бить наученная.

К Ноту страсть неуемная

Так и нудит ее прыгать, как козочку.

Ты ж, старушка, в Луцерии

Сядь за пряжу. Тебе ль быть кифаристкою,

Украшать себя алою

Розой и осушать чашу с вином до дна?

16

Башни медной замок, двери дубовые,

Караульных собак лай угрожающий

Для Данаи могли б верным оплотом быть

От ночных обольстителей.

Но над стражем ее, робким Акрисием,

Сам Юпитер-отец вместе с Венерою

Подшутил: путь найден верный, едва лишь бог

Превратил себя в золоте.

Злато так и плывет в руки прислужникам

И скорей, чем перун, может скалу разбить, —

Рухнул сразу и пал жертвою алчности

Дом пророка Аргивского.

В городских воротах муж-македонянин,

Разуверясь, свергал силою подкупа

Всех, кто метил на трон; и на морских вождей

Подкуп сети накидывал.

Рост богатства влечет приумножения

Жажду, кучу забот… А потому боюсь

Вверх подъятым челом взор привлекать к себе,

Меценат, краса всадников.

Больше будешь себя ты ограничивать,

Больше боги дадут! Стан богатеющих

Покидаю, бедняк, и перебежчиком

К неимущим держу свой путь, —

Я хозяин тех крох, что не в чести у всех,

Лучший, чем если б стал хлеб всей Апулии

Работящей таить без толку в житницах,

Нищий средь изобилия.

Но кто правит, как царь, плодною Африкой,

Не поймет, что мое лучше владение, —

Ключ прозрачный и лес в несколько югеров,

И полей жатва верная!

Правда, нет у меня меда калабрских пчел,

И в амфорах вино из Лестригонии

Не стареет, и мне выгоны гальские

Не ростят тучных овчих стад.

Но меня не гнетет бедность тяжелая

И от новых твоих я откажусь даров!

Сжав желанья свои, с прибылью малою

Буду жить я счастливее,

Чем к Мигдонским полям царство Лидийское

Прибавляя… Когда к многому тянешься,

Не хватает всегда многого. Тот блажен,

Бог кому, сколько надо, дал.

17

О Элий, отпрыск славного Лама ты, —

Того) что имя Ламиям первым дал

И остальным своим потокам —

Летопись память хранит об этом;

И ты от Лама род свой ведешь, – того,

Что первый власть над стенами Формий взял,

Над Лирисом, чьи волны в роще

Нимфы Марики безмолвно льются, —

Тиран могучий. Завтра ненастье Евр

Примчит, засыплет листьями рощу всю,

Устелет брег травой ненужной,

Если не лжет многолетний ворон,

Дождей предвестник. Дров наготовь сухих,

Пока возможно: завтра ведь ты вином

И поросенком малым будешь

Гения тешить с прислугой праздной.

18

Фавн, любовник Нимф, от тебя бегущих,

По межам моим и по знойным нивам

Ты пройди легко и к приплоду стада

Будь благосклонен.

Заклан в честь твою годовалый козлик;

Вволю для тебя, для Венеры друга,