Что, пораженные страхом, как робкие лани, стоите?

Лани, когда утомятся, по чистому бегая полю,

Купой стоят, и нет в их персях ни духа, ни силы, —

Так, пораженные, вы здесь стоите и медлите к бою.

Ждете ли вы, чтоб трояне до самых рядов приступили

Наших судов лепокормных, на береге моря седого,

Там чтоб увидеть вам, вас ли рукой покрывает Кронион?»

Так он, начальствуя, вкруг обходил ратоборные строи.

Скоро приближился к критским, идя сквозь толпу ратоборцев:

Критяне строились в бой вкруг отважного Идоменея;

Идоменей впереди их подобился вепрю, могучий;

Вождь Мерион у него позади возбуждал ополченья.

Их усмотревши, наполнился радостью царь Агамемнон

И предводителя критян приветствовал ласковой речью:

«Идоменей, тебя среди сонма героев ахейских

Чествую выше я всех, как в боях и деяниях прочих,

Так и на празднествах наших, когда благородным данаям

К пиру почетного чермного чашу вина растворяют;

Где предводители прочие меднодоспешных данаев

Пьют известною мерой, но кубок тебе непрестанно

Полный стоит, как и мне, да пьешь до желания сердца.

Шествуй же к брани таков, как и прежде ты быть в ней гордился».

И Атриду ответствовал критских мужей воевода:

«Славный Атрид, неизменно твоим я остануся другом,

Верным всегда, как и прежде тебе обещал я и клялся.

Но спеши и других возбудить кудреглавых данаев.

Битву скорее начнем; разорвали священные клятвы

Трои сыны! И постигнут их первых беды и погибель;

Первые, клятвы поправ, вероломно они оскорбили!»

Так он вещал, – и Атрид удалился, радостный сердцем;

Он устремился к Аяксам, идя сквозь толпу ратоборных:

Оба готовились в бой, окруженные тучею пеших.

Словно как с холма высокого тучу великую пастырь

Видит, над морем идущую, ветром гонимую бурным:

Издали взору его как смола представлялся черной,

Мчится над морем она, предводящая страшную бурю;

С ужасом пастырь глядит и стада свои гонит в пещеру, —

Вслед таковы за Аяксами юношей, пламенных в битвах,

К брани кровавой с врагом устремлялись фаланги густые,

Черные, грозно кругом и щиты воздымая и копья.

Видя и сих, наполняется радостью царь Агамемнон

И, к вождям обратяся, крылатую речь устремляет:

«Храбрые мужи, Аяксы, вожди меднолатных данаев!

Вам я народ возбуждать не даю повелений ненужных:

Сильно вы сами его поощряете к пламенным битвам.

Если б, о Зевс Олимпийский, Афина и Феб луконосец!

Если б у каждого в персях подобное мужество было,

Cкоро пред нами поникнул бы град крепкостенный Приама,

Наших героев руками плененный и в прах обращенный!»

Так произнесши, оставил он их и к другим устремился.

Встретился Нестор ему, сладкогласный вития пилосский:

Строил свои он дружины и дух распалял их на битву.

Окрест его Пелагон возвышался, Аластор и Хромий,

Гемон, воинственный царь, и Биант, предводитель народов.

Конных мужей впереди с колесницами Нестор построил;

Пеших бойцов позади их поставил, и многих и храбрых,

Стену в сражениях бурных; но робких собрал в середину,

C мыслью, чтоб каждый, когда не по воле, по нужде сражался.

Конникам первым давал наставленья, приказывал им он

Коней рядами держать и нестройной толпой не толпиться.

«Нет, – чтоб никто, на искусство езды и на силу надежный,

Прежде других не пылал впереди с сопостатами биться

Или назад обращаться: себя вы ослабите сами.

Кто ж в колеснице своей на другую придет колесницу,

Пику вперед уставь: наилучший для конников способ.

Так поступая, и древние стены, и грады громили,

Разум и дух таковой сохраняя в доблестных персях».

Так им советовал старец, давно испытанный в бранях.

Царь Агамемнон, узрев и его, веселится душою

И, обратяся к нему, устремляет крылатые речи:

«Если бы, старец, доныне еще, как душа твоя в персях,

Ноги служили тебе и осталися в свежести силы?

Но угнетает тебя неизбежная старость; пускай бы

Мужи другие старели, а ты бы блистал между юных!»

И Атриду ответствовал Нестор, конник геренский:

«Так, благородный Атрид, несказанно желал бы и сам я

Быть таковым, как я был, поразивший Эревфалиона.

Но совокупно всего не дают божества человекам:

Молод я был, а теперь и меня постигнула старость.

Но и таков я пойду между конными; буду бодрить их

Словом моим и советом: вот честь, остающаясь старцам.

Копья пускай устремляют ахеяне младшие, мужи,

Родшиесь после меня и надежные больше на силу».

Так произнес, – и Атрид удаляется, радостный сердцем;

Он Менесфея, отличного конника, близко находит

Праздно стоящим, и окрест – афинян, искусных в сраженьях,

Там же, близ Менесфея, стоял Одиссей многоумный;

Окрест его кефалленов ряды, не бессильных во брани,

Праздно стояли, еще не слыхавшие бранной тревоги:

Ибо едва устремленные к бою сходились фаланги

Конников быстрых троян и ахеян, и стоя дружины

Ждали, когда, наступивши, ахейская башня другая

Прежде ударит в троян и кровавую битву завяжет.

Так их нашед, возроптал повелитель мужей Агамемнон

И к вождям возгласил, устремляя крылатые речи:

«Сын скиптроносца Петея, питомца Крониона Зевса!

Также и ты, одаренный коварствами, хитростей полный,

Что, укрывайся здесь, вы стоите, других ожидая?

Вам из ахейских вождей обоим надлежало бы первым

Быть впереди и пылающей брани в лицо устремляться.

Первые вы от меня и о пиршествах слышите наших,

Если старейшинам пиршество мы учреждаем, ахейцы.

Там приятно для вас насыщаться зажаренным мясом,

Кубками вина сладкие пить до желания сердца;

Здесь же приятно вам видеть, хотя бы и десять ахейских

Вас упредили фаланг и пред вами сражалися медью».

Гневно воззрев на него, отвечал Одиссей знаменитый:

«Речи какие, Атрид, из уст у тебя излетают?

Мы, говоришь ты, от битв уклоняемся? Если, ахейцы,

Мы на троян быстроконных воздвигнем свирепство Арея,

Узришь ты, если захочешь и если участие примешь,

Узришь отца Телемахова в битве с рядами передних

Конников храбрых троян; а слова произнес ты пустые!»

Гневным узрев Одиссея, осклабился царь Агамемнон,

И, к нему обращайся, начал он новое слово:

«Сын благородный Лаэрта, герой Одиссей многоумный!

Я ни упреков отнюдь, ни приказов тебе не вещаю.

Cлишком я знаю, что сердце твое благородное полно

Добрых намерений; ты одинаково мыслишь со мною.

Шествуй, о друг! а когда что суровое сказано ныне,

После исправим; но пусть то бессмертные всё уничтожат!»

Так произнесши, оставил вождей и к другим устремился.

Там он Тидида нашел, Диомеда героя, стоящим

Подле коней и своей составной колесницы блестящей;

С ним стоял и Сфенел, благородная ветвь Капанея.

Гневно и их порицал повелитель мужей Агамемнон;

Он к Диомеду воззвал, устремляя крылатые речи:

«Мужа бесстрашного сын, укротителя коней Тидея,

Что ты трепещешь? и что озираешь пути боевые?

Так трепетать не в обычае было Тидея героя;

Он впереди, пред дружиною, первый сражался с врагами.

Так говорили – дела его зревшие; я с браноносцем

В подвигах не был, не видел; но всех, говорят, превышал

Некогда он, не с войной, но как странник, в микенские стены

Мирный вошел, с Полиником божественным рать собирая.

Брань подымали они на священные фивские стены

И просили микенян дать им союзников славных.

Те соглашалися дать и решились исполнить прошенье;

Но Зевес отвратил их явлением знамений грозных.

Оба вождя отошли и путем обратным достигли

Брега Асопа густокамышного, тучного злаком.

Снова оттуда послом аргивяне послали Тидея

В Фивы, куда и пришел он и вместе обрел там кадмеян

Многих, пирующих в царском дому Этеокловой силы.

Там, невзирая, что странник, Тидей, конеборец могучий,

В страх не пришел, находяся один среди многих кадмеян:

К подвигам их вызывал и на каждом легко сопротивных

Всех победил: таково поборала Тидею Афина.

Злобой к нему воспылали кадмейцы, гонители коней,

И на идущего вспять, пятьдесят молодых ратоборцев

Выслали тайно в засаду; и два их вождя предводили:

Меон младый, Гемонид, обитателям неба подобный,

И Автофонов сын, Ликофон, ненасытимый боем.

Но Тидей и для них жестокий конец уготовил:

Всех поразил их и дал лишь единому в дом возвратиться;

Меона он отпустил, покоряяся знаменьям бога.

Так был воинствен Тидей этолиец! Но сына родил он,

Доблестью бранною низшего, высшего только витийством».

Рек он; ни слова царю Диомед не ответствовал храбрый,

Внемля с почтеньем укоры почтенного саном владыки;

Но возразил Агамемнону сын Капанея героя!

«Нет, о Атрид, не неправдуй, тогда как и правду ты знаешь,

Мы справедливо гордимся, что наших отцов мы храбрее:

Воинство в меньшем числе приведя под Арееву стену,

Мы и престольные Фивы разрушили, град семивратный,

Знаменьям веря богов и надеясь на Зевсову помощь.

Наши ж отцы своим безрассудством себя погубили.

Cлавы отцов не равняй, Агамемнон, со славою нашей!»

Грозно взглянув на него, возразил Диомед благородный:

«Молча стой, Капанид, моему повинуясь совету:

Я не вменяю в вину, что владыка мужей Агамемнон

Дух возбуждает к сражению пышнопоножных данаев.

Слава ему, предводителю, если данайские мужи

Мощь одолеют троян а святый Илион завоюют;

Тяжкая горесть ему же, когда одолеют данаев.

Но устремимся, и сами воспомним кипящую храбрость!»

Рек – и с высот колесницы с оружием прянул на землю.

Cтрашно медь зазвучала вкруг персей царя Диомеда,

В бой полетевшего; мужа храбрейшего обнял бы ужас.

Словно ко брегу гремучему быстрые волны морские

Идут, гряда за грядою, клубимые Зефиром ветром;

Прежде средь моря они воздымаются; после, нахлынув,

С громом об берег дробятся ужасным, и выше утесов

Волны понурые плещут и брызжут соленую пену, —

Так непрестанно, толпа за толпою, данаев фаланги

В бой устремляются; каждой из них отдает повеленья

Вождь, а воины идут в молчании; всякий спросил бы:

Cтолько народа идущего в персях имеет ли голос?

Вои молчат, почитая начальников: пышно на всех их

Пестрые сбруи сияют, под коими шествуют стройно.

Но трояне, как овцы, богатого мужа в овчарне

Стоя тьмочисленные и млеком наполняя дойницы,

Все непрестанно блеют, отвечая блеянию агнцев, —

Крик такой у троян раздавался по рати великой;

Крик сей и звук их речей не у всех одинаковы были,

Но различный язык разноземных народов союзных.

Их возбуждает Арей, а данаев Паллада Афина,

Ужас насильственный, Страх и несытая бешенством Распря,

Бога войны, мужегубца Арея сестра и подруга:

Малая в самом начале, она пресмыкается; после

В небо уходит главой, а стопами по долу ступает.

Распря, на гибель взаимную, сеяла ярость меж ратей,

Рыща кругом по толпам, умирающих стон умножая.

Рати, одна на другую идущие, чуть соступились,

Разом сразилися кожи, сразилися копья и силы

Воинов, медью одеянных; выпуклобляшные разом

Сшиблись щиты со щитами; гром раздался ужасный.

Вместе смешались победные крики и смертные стоны

Воев губящих и гибнущих; кровью земля заструилась,

Словно когда две реки наводненные, с гор низвергаясь,

Обе в долину единую бурные воды сливают,

Обе из шумных истоков бросаясь в пучинную пропасть;

Шум их далеко пастырь с утеса нагорного слышит, —

Так от сразившихся воинств и гром разлиялся и ужас.

Первый тогда Антилох поразил у троян браноносца

Храброго, между передних, Фализия ветвь, Эхепола.

Быстро его поражает он в бляху косматого шлема

И пронзает чело: пробежало глубоко внутрь кости

Медное жало, и тьма Эхеполовы очи покрыла;

Грянулся он, как великая, башня средь бурного боя.

Тело упадшего за ноги царь захватил Элефенор.

Сын Халкодонов, воинственный вождь крепкодушных абантов,

И повлек из-под стрел, поспешая скорее с троянца

Латы совлечь – но не долго его продолжалась забота:

Влекшего труп усмотрев, крепкодушный воитель Агенор

В бок, при наклоне его от ограды щита обнаженный,

Сулицей медной пронзил и могучего крепость разрушил.

Там он дух испустил, и при нем загорелося дело, —

Яростный бой меж троян и ахеян: как волки, бросались

Вои одни на других; человек с человеком сцеплялся.

Тут поражен Теламонидом сын Анфемиона юный,

Жизнью цветущий, герой Симоисий, которого матерь,

Некогда с Иды сошедшая вместе с своими родными

Видеть стада, родила на зеленых брегах Симоиса: