Выю тельцу иль телице, пасущимся в роще зеленой, —

Так обоих Приамидов с коней Диомед, не хотящих,

Сбил беспощадно на прах и сорвал с пораженных доспехи,

Коней же отдал клевретам, да гонят к кормам корабельным.

Храбрый Эней усмотрел истребителя строев троянских;

Быстро пошел сквозь гремящую брань, сквозь жужжащие копья,

Пандара, богу подобного, смотря кругом, не найдет ли;

Скоро нашел Ликаонова храброго, славного сына,

Cтал перед ним и такие слова говорил, негодуя:

«Пандар! где у тебя и лук и крылатые стрелы?

Где твоя слава, которой никто из троян не оспорил

И в которой ликиец тебя превзойти не гордился?

Длани к Зевесу воздень и пусти ты пернатую в мужа,

Кто бы он ни был, могучий: погибели много нанес он

Ратям троянским; и многим и сильным сломил он колена!

Разве не есть ли он бог, на троянский народ раздраженный?

Гневный, быть может, за жертвы? а гнев погибелен бога!»

Быстро Энею ответствовал славный сын Ликаонов:

«Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!

Сыну Тидея могучему, кажется, муж сей подобен:

Щит я его узнаю и с забралом шелом дыроокий;

Вижу его и коней, но не бог ли то, верно не знаю.

Если сей муж, как поведал я, сын бранодушный Тидеев,

Он не без бога свирепствует; верно, при нем покровитель

Бог предстоит, обвив рамена свои облаком темным:

Он от него и стрелу налетавшую быстро отринул.

Я уже бросил стрелу и уметил Тидеева сына

В рамо десное, пробив совершенно доспешную лату,

И уже уповал, что его я повергнул к Аиду;

Нет, не повергнул! Есть, без сомнения, бог прогневленный!

Коней со мною здесь нет, для сражения нет колесницы;

В Зелии, в доме отца, у меня их одиннадцать пышных,

Новых, недавно отделанных; к бережи их, покрывала

Окрест висят, и для каждой из них двуяремные кони

Подле стоят, утучняяся полбой и белым ячменем.

Нет, не напрасно меня Ликаон, воинственный старец,

Так увещал, отходящего к брани, в отеческом доме:

Старец наказывал мне, ополчась на конях, в колеснице

Трои сынов предводить на побоищах бурных сражений.

Я не послушал отца, а сие бы полезнее было.

Коней хотел пощадить, чтоб у граждан, в стенах заключенных,

В корме они не нуждались, привыкнув питаться роскошно.

Коней оставил и так устремился я пеш к Илиону,

Твердо надежный на лук, но сей лук для меня не помощник!

В двух воевод знаменитейших бросил я меткие стрелы:

В сына Тидея и в сына Атрея; того и другого

Ранивши, светлую кровь я извлек и озлобил их больше.

В злую годину, я вижу, и лук, и пернатые стрелы

Cнял со столба я в тот день, как решился в веселую Трою

Рати троянские весть, угождая Приамову сыну.

Если я вспять возвращусь и увижу моими очами

Землю родную, жену и отеческий дом наш высокий, —

Пусть иноземец враждебный тогда же мне голову срубит,

Если я лук сей и стрелы в пылающий пламень не брошу,

В щепы его изломав: бесполезный он был мне сопутник!»

Пандару быстро Эней, предводитель троян, возражает:

«Так не вещай, Ликаонид любезный! Не будет иначе

Прежде, нежели мы человека сего, в колеснице

Противостав, не изведаем оба оружием нашим.

Шествуй ко мне, взойди на мою колесницу, увидишь,

Троса кони каковы, несказанно искусные полем

Быстро летать и туда и сюда, и в погоне и в бегстве.

К граду и нас унесут они, бурные, если б и снова

Славу Зевс даровал Диомеду, Тидееву сыну.

Шествуй, любезный; и бич, и блестящие конские вожжи

В руки прийми ты, а я с колесницы сойду, чтоб сразиться.

Или врага принимай ты, а я озабочусь конями».

Но ему возражает блистательный сын Ликаонов:

«Сам удержи ты бразды и правь своими конями:

Прытче они под возницей привычным помчат колесницу,

Ежели мы побежим пред могучим Тидеевым сыном.

Или они, оробевши, замнутся и с бранного поля

Нас понесут неохотно, знакомого крика не слыша.

Тою порою нагрянет на нас Диомед дерзновенный,

Нас обоих умертвит и похитит коней знаменитых.

Ты, Анхизид, удержи и бразды, управляй и конями;

Я же его, налетевшего, пикою острою встречу».

Так сговоряся и оба в блистательной став колеснице,

Вскачь на Тидеева сына пустили коней быстроногих.

Их усмотревши, Сфенел, знаменитый сын Капанеев,

К сыну Тидея немедля крылатую речь устремляет:

«Храбрый Тидид Диомед, о друг, драгоценнейший сердцу!

Вижу могучих мужей, налетающих биться с тобою.

Мощь обоих неизмерима: первый – стрелец знаменитый

Пандар, гордящийся быть Ликаона Ликийского сыном;

Тот же – троянец Эней, добродушного мужа Анхиза

Сын, нарицающий матерью Зевсову дочь Афродиту.

Стань в колесницу, и вспять мы уклонимся; так не свирепствуй,

Между передних бросаясь, да жизни своей не погубишь».

Грозно взглянув на него, отвечал Диомед нестрашимый:

«Смолкни, о бегстве ни слова! к нему ты меня не преклонишь!

Нет, не в породе моей, чтобы вспять отступать из сражений

Или, робея, скрываться: крепка у меня еще сила!

Мне даже леность всходить в колесницу; но так, как ты видишь,

Пеш против них я иду; трепетать не велит мне Афина.

Их в колеснице обратно не вынесут быстрые кони;

Оба от нас не уйдут, хоть один и укрылся бы ныне.

Молвлю тебе я иное, а ты сохрани то на сердце:

Ежели мне Тритогения мудрая славу дарует

Их обоих поразить, быстроногих ты собственных коней

Здесь удержи, затянувши бразды за скобу колесницы;

Сам, не забудь, Капанид, на Энеевых коней ты бросься

И гони от троян к ополчениям храбрых данаев.

Кони сии от породы, из коей Кронид громовержец

Тросу ценою за сына, за юного дал Ганимеда;

Кони сии превосходнее всех под авророй и солнцем.

Сей-то породы себе у царя Лаомедона тайно

Добыл Анхиз властелин, из своих кобылиц подославши:

Шесть у Анхиза в дому родилося породы сей коней;

Он, четырех удержав при себе, воспитал их у яслей;

Двух же Энею отдал, разносящих в сражениях ужас.

Если сих коней похитим, стяжаем великую славу!»

Тою порой, как на месте герои взаимно вещали,

Близко враги принеслися, гонящие коней их бурных.

Первый к Тидиду воскликнул блистательный сын Ликаонов:

«Пламенный сердцем, воинственный, сын знаменитый Тидея!

Быстрой моею стрелой не смирен ты, пернатою горькой;

Ныне еще испытаю копьем, не вернее ль умечу».

Рек он – и, мощно сотрясши, послал длиннотенную пику,

И поразил по щиту Диомеда; насквозь совершенно

Острая медь пролетела и звучно ударилась в броню.

Радуясь, громко воскликнул блистательный сын Ликаонов:

«Ранен ты в пах и насквозь! и теперь, я надеюсь, не долго

Будешь страдать; наконец даровал ты мне светлую славу!»

Быстро ему, не смутясь, отвечал Диомед благородный:

«Празден удар, ты обманут! но вы, я надеюся, оба

Прежде едва ль отдохнете, доколе один здесь не ляжет

Кровью своею насытить несытого бранью Арея!»

Так произнес – и поверг; и копье направляет Афина

Пандару в нос близ очей: пролетело сквозь белые зубы,

Гибкий язык сокрушительной медью при корне отсекло

И, острием просверкнувши насквозь, замерло в подбородке.

Рухнулся он с колесницы, взгремели на падшем доспехи

Пестрые, пышноблестящие; дрогнули тросские кони

Бурные; там у него и душа разрешилась, и крепость.

Прянул на землю Эней со щитом и с огромною пикой

В страхе, да Пандаров труп у него не похитят ахейцы.

Около мертвого ходя, как лев, могуществом гордый,

Он перед ним и копье уставлял, и щит круговидный,

Каждого, кто б ни приближился, душу исторгнуть грозящей

Криком ужасным. Но камень рукой захватил сын Тидеев,

Страшную тягость, какой бы не подняли два человека

Ныне живущих людей, – но размахивал им и один он;

Камнем Энея таким поразил по бедру, где крутая

Лядвея ходит в бедре по составу, зовомому чашкой;

Чашку удар раздробил, разорвал и бедерные жилы,

Сорвал и кожу камень жестокий. Герой пораженный

Пал на колено вперед; и, колеблясь, могучей рукою

В дол упирался, и взор его черная ночь осенила.

Тут неизбежно погиб бы Эней, предводитель народа,

Если б того не увидела Зевсова дочь Афродита,

Матерь, его породившая с пастырем юным, Анхизом.

Около милого сына обвив она белые руки,

Ризы своей перед ним распростерла блестящие сгибы,

Кроя от вражеских стрел, да какой-либо конник данайский

Медию персей ему не пронзит и души не исторгнет,

Так уносила Киприда любезного сына из боя.

Тою порою Сфенел Капанид не забыл наставлений,

Данный ему Диомедом, воинственным сыном Тидея:

Коней своих звуконогих вдали от бранной тревоги

Он удержал и, бразды затянув за скобу колесницы,

Бросился быстро на праздных Энея коней пышногривых,

И, отогнав от троян к меднолатным дружинам ахеян,

Другу отдал Деипилу, которого сверстников в сонме

Более всех он любил, по согласию чувств их сердечных,

Гнать повелев к кораблям мореходным; сам же, бесстрашный,

Став в колеснице своей и блестящие вожжи ослабив,

Вслед за Тидидом царем на конях звуконогих понесся,

Пламенный. Тот же Киприду преследовал медью жестокой,

Знав, что она не от мощных богинь, не от оных бессмертных,

Кои присутствуют в бранях и битвы мужей устрояют,

Так, как Афина или как громящая грады Энио.

И едва лишь догнал, сквозь густые толпы пролетая,

Прямо уставив копье, Диомед, воеватель бесстрашный,

Острую медь устремил и у кисти ранил ей руку

Нежную: быстро копье сквозь покров благовонный, богине

Тканный самими Харитами, кожу пронзило на длани

Возле перстов; заструилась бессмертная кровь Афродиты,

Влага, какая струится у жителей неба счастливых:

Ибо ни брашн не ядят, ни от гроздий вина не вкушают;

Тем и бескровны они, и бессмертными их нарицают.

Громко богиня вскричав, из объятий бросила сына;

На руки быстро его Аполлон и приял и избавил,

Облаком черным покрыв, да какой-либо конник ахейский

Медию персей ему не пронзит и души не исторгнет.

Грозно меж тем на богиню вскричал Диомед воеватель:

«Скройся, Зевесова дочь! удалися от брани и боя.

Или еще не довольно, что слабых ты жен обольщаешь?

Если же смеешь и в брань ты мешаться, вперед, я надеюсь,

Ты ужаснешься, когда и название брани услышишь!»

Рек, – и она удаляется смутная, с скорбью глубокой.

Быстро Ирида ее, поддержав, из толпищ выводит

В омраке чувств от страданий; померкло прекрасное тело!

Скоро ошуюю брани богиня находит Арея;

Там он сидел; но копье и кони бессмертные были

Мраком одеты; упав на колена, любезного брата

Нежно молила она и просила коней златосбруйных:

«Милый мой брат, помоги мне, дай мне коней с колесницей,

Только достигнуть Олимпа, жилища богов безмятежных.

Страшно я мучуся язвою; муж уязвил меня смертный,

Вождь Диомед, который готов и с Зевесом сразиться!»

Так изрекла, – и Арей отдает ей коней златосбруйных.

Входит она в колесницу с глубоким крушением сердца;

С нею Ирида взошла и, бразды захвативши в десницу,

Коней стегнула бичом; полетели послушные кони;

Быстро достигнули высей Олимпа, жилища бессмертных.

Там удержала коней ветроногая вестница Зевса

И, отрешив от ярма, предложила амброзию в пищу.

Но Киприда стенящая пала к коленам Дионы,

Матери милой, и матерь в объятия дочь заключила,

Нежно ласкала рукой, вопрошала и так говорила:

«Дочь моя милая, кто из бессмертных с тобой дерзновенно

Так поступил, как бы явно какое ты зло сотворила?»

Ей, восстенав, отвечала владычица смехов Киприда:

«Ранил меня Диомед, предводитель аргосцев надменный,

Ранил за то, что Энея хотела я вынесть из боя,

Милого сына, который всего мне любезнее в мире.

Ныне уже не троян и ахеян свирепствует битва;

Ныне с богами сражаются гордые мужи данаи!»

Ей богиня почтенная вновь говорила Диона:

«Милая дочь, ободрись, претерпи, как ни горестно сердцу.

Много уже от людей, на Олимпе живущие боги,

Мы пострадали, взаимно друг другу беды устрояя.

Так пострадал и Арей, как его Эфиальтес и Отос,

Два Алоида огромные, страшною цепью сковали:

Скован, тринадцать он месяцев в медной темнице томился.

Верно бы там и погибнул Арей, ненасытимый бранью,

Если бы мачеха их, Эрибея прекрасная, тайно

Гермесу не дала вести: Гермес Арея похитил,

Силы лишенного: страшные цепи его одолели.

Гера подобно страдала, как сын Амфитриона мощный

В перси ее поразил треконечною горькой стрелою.

Лютая боль безотрадная Геру богиню терзала!