Светлый, блестящий ковер лежал у него в изголовье.

Близко пришедши, будил почивавшего Нестор почтенный,

Трогая краем ноги, и в лицо укорял Диомеда:

«Встань, Диомед! и что ты всю ночь почиваешь беспечно?

Или забыл, что трояне, заняв возвышение поля,

Близко стоят пред судами и узкое место нас делит?»

Так говорил; почивавший с постели стремительно вспрянул

И, обратяся к нему, произнес крылатые речи:

«Слишком заботливый старец, трудов никогда ты не бросишь!

Нет ли у нас и других, в ополчении младших данаев,

Коим приличнее было б вождей нас будить по порядку,

Ходя по стану ахейскому; неутомим ты, о старец!»

Сыну Тидея ответствовал Нестор, конник геренский:

«Так, Диомед, справедливо ты все и разумно вещаешь.

Есть у меня и сыны непорочные, есть и народа

Много подвластного: было б кому обходить и сзывать вас;

Но жестокая нужда аргивских мужей постигает!

Всем аргивянам теперь на мечном острии распростерта

Или погибель позорная, или спасение[…на мечном острии распростерта или погибель… или спасение… – Пословица древних греков: «Будущая судьба колеблется, как на острие меча».] жизни!

Но поспеши ты и сына Филеева с быстрым Аяксом

К нам призови: ты моложе меня и о мне сожалеешь».

Рек; Диомед, немедля покрывшийся львиною кожей,

Рыжей, огромной, до пят доходящей, и дрот захвативши,

Быстро пошел, разбудил воевод и привел их с собою.

Cкоро владыки ахеян достигнули собранных стражей,

И не в дремоте они предводителей стражи застали:

Бодро младые ахейцы, с оружием в дланях, сидели.

Словно как псы у овчарни овец стерегут беспокойно,

Сильного зверя зачуяв, который из гор, голодалый,

Лесом идет; подымается шумная противу зверя

Псов и людей стерегущих тревога, их сон пропадает. —

Так пропадал на очах усладительный сон у ахеян,

Стан охраняющих в грозную ночь: непрестанно на поле

Взоры вперяли они, чтоб узнать, не идут ли трояне.

C радостью старец узрел их и, более дух ободряя,

Весело к ним говорил, устремляя крылатые речи:

«Так стерегитесь, любезные дети! никто и не думай,

Стоя на страже, о сне: да не будем мы в радость враждебным»

Так говоря, перенесся за ров; и за ним устремились

Все скиптроносцы ахейские, сколько звано их к совету.

С ними герой Мерион и Несторов сын знаменитый

Следовал: сами цари пригласили и их для совета.

Вместе они, перешедшие ров, пред стеною изрытый,

Сели на чистой поляне, на месте, свободном от трупов

В сече убитых, отколь возвратился крушительный Гектор,

Рать истреблявший данаев, доколе их ночь не покрыла;

Там воеводы, сидящие, между собой говорили.

Речь им полезную начал геренский воинственник Нестор:

«Други! не может ли кто-либо сам на свое положиться

Смелое сердце и ныне же к гордым троянам пробраться

В мраке ночном? не возьмет ли врага он, бродящего с краю;

Или не может ли между троян разговора услышать,

Как меж собою они полагают: решились ли твердо

Здесь оставаться далеко от города или обратно

Мнят от судов отступить, как уже одолели данаев.

Если бы то он услышал и к нам невредим возвратился,

О, великая слава была бы ему в поднебесной,

Слава у всех человеков; ему и награда прекрасна!

Сколько ни есть над судами ахейских начальников храбрых,

Каждый из них наградит возвратившегось черной овцою

С агнцем сосущим, – награда, с которой ничто не сравнится;

Будет всегда он участник и празднеств, и дружеских пиршеств»

Рек, – и никто не ответствовал, все хранили молчанье.

Первый меж них взговорил Диомед, воеватель могучий:

«Нестор! меня побуждает душа и отважное сердце

В стан враждебный войти, недалеко лежащий троянский.

Но когда и другой кто со мною идти пожелает,

Более бодрости мне и веселости более будет.

Двум совокупно идущим, один пред другим вымышляет,

Что для успеха полезно; один же хотя бы и мыслил, —

Медленней дума его и слабее решительность духа».

Так говорил, – и идти с ним хотящие многие встали:

Оба Аякса хотят, нестрашимые слуги Арея;

Хочет герой Мерион, Фразимед беспредельно желает;

Хочет и светлый Атрид Менелай, знаменитый копейщик;

Хочет и царь Одиссей во враждебные сонмы проникнуть, —

Смелый: всегда у него на опасности сердце дерзало.

Но меж них возгласил повелитель мужей Агамемнон:

«Отрасль Тидея, любезнейший мне Диомед благородный!

Спутника сам для себя избирай, и кого пожелаешь;

Кто из представших, как мыслишь, отважнейший: многие жаждут.

Но, из почтения тайного, лучшего к делу не брось ты

И не выбери худшего, страху души уступая;

Нет, на род не взирай ты, хотя б и державнейший был он».

Так Агамемнон вещал, за царя Менелая страшася.

К ним же вновь говорил Диомед, воеватель бесстрашный:

«Ежели мне самому избрать вы друга велите,

Как я любимца богов, Одиссея героя забуду?

Сердце его, как ничье, предприимчиво; дух благородный

Тверд и в трудах и в бедах; и любим он Палладой Афиной!

Если сопутник мой он, из огня мы горящего оба

К вам возвратимся: так в нем обилен на вымыслы разум».

Но ему возразил Одиссей, знаменитый страдалец:

«Слишком меня не хвали, не хули, Диомед благородный, —

Знающим всё говоришь ты царям и героям ахейским.

Лучше пойдем мы! Ночь убегает, и близко Денница;

Звезды ушли уж далеко; более двух уже долей

Ночь совершила[…более двух уже долей ночь совершила… – Греки разделяли ночь на три части и время определяли по звездам.], и только что третия доля осталась».

Так говоря, покрывалися оба оружием страшным.

Несторов сын, Фразимед воинственный, дал Диомеду

Медяный нож двулезвенный (свой при судах он оставил),

Отдал и щит; на главу же героя из кожи воловой

Шлем он надел, но без гребня, без блях, называемый плоским,

Коим чело у себя покрывает цветущая младость.

Вождь Мерион предложил Одиссею и лук и колчан свой,

Отдал и меч; на главу же надел Лаэртида героя

Шлем из кожи; внутри перепутанный часто ремнями,

Крепко натянут он был, а снаружи по шлему торчали

Белые вепря клыки, и сюда и туда воздымаясь

В стройных, красивых рядах; в середине же полстью подбит он.

Шлем сей – древле из стен Элеона похитил Автолик,

Там Горменида Аминтора дом крепкозданный разрушив;

В Скандии ж отдал его Киферийскому Амфидамасу;

Амфидамас подарил, как гостинец приязненный. Молу;

Мол, наконец, Мериону вручил его, храброму сыну;

Ныне сей шлем знаменитый главу осенил Одиссея.

Так Одиссей с Диомедом, покрывшись оружием страшным,

Оба пустилися, там же оставив старейшин ахейских;

Доброе знаменье храбрым немедля послала Афина —

Цаплю на правой руке от дороги; они не видали

Птицы сквозь сумраки ночи, но слышали звонкие крики.

Птицей обрадован был Одиссей и взмолился Афине:

«Глас мой услышь, громовержцем рожденная! Ты, о богиня,

Мне соприсущна во всяком труде: от тебя не скрываю

Дум я моих; но теперь благосклонною будь мне, Афина!

Дай нам к ахейским судам возвратиться покрытыми славой,

Сделав великое дело, на долгое горе троянам!»

И взмолился второй, Диомед, воеватель могучий:

«Ныне услышь и меня, необорная дщерь Эгиоха!

Спутницей будь мне, какою была ты герою Тидею

К Фивам, куда он с посольством ходил от народов аргивских;

Возле Асоповых вод аргивян меднолатных оставив,

Мирные вести отец мой кадмеянам нес браноносным

В град, но, из града идущий, деяния, страшные слуху,

Cделал, с тобой: благосклонная ты предстояла Тидею.

Так ты по мне поборай и меня сохрани, о богиня!

В жертву тебе принесу я широкочелистую краву,

Юную, выя которой еще не склонялась под иго;

В жертву ее принесу я, с рогами, облитыми златом».

Так говорили, молясь; и вняла им Паллада Афина.

Кончив герои мольбу громовержца великого дщери,

Оба пустились, как львы дерзновенные, в сумраке ночи,

Полем убийства, по трупам, по сбруям и токам кровавым.

Тою порой и троянским сынам Приамид не позволил

Cну предаваться; собрал для совета мужей знаменитых,

Всех в ополченье троянском вождей и советников мудрых.

Собранным вместе мужам, предлагал он совет им полезный:

«Кто среди вас за награду великую мне обещает

Славное дело свершить? А награда богатая будет:

Дам колесницу тому и яремных коней гордовыйных

Двух, превосходнейших всех при судах быстролетных данайских,

Кто между вами дерзнет (а покрылся б он светлою славой!)

В сумраке ночи к ахейскому стану дойти и разведать:

Так ли ахеян суда, как и прежде, опасно стрегомы[Так ли ахеян суда, как и прежде, опасно стрегомы… – сторожат ли ахейцы суда так же бдительно, с опаской.];

Или, уже укрощенные силою нашей, ахейцы

Между собой совещают о бегстве и нынешней ночью

Стражи держать не желают, трудом изнуренные тяжким».

Так говорил; но молчанье глубокое все сохраняли.

Был меж троянами некто Долон, троянца Эвмеда,

Вестника, сын, богатый и златом, богатый и медью;

Сын, меж пятью дочерями, единственный в доме отцовском,

Видом своим человек непригожий, но быстрый ногами.

Он предводителю Гектору так говорил, приступивши:

«Гектор, меня побуждает душа и отважное сердце

В сумраке ночи к судам аргивян подойти и разведать.

Но, Приамид, обнадежь, подыми, твой скиптр и клянися,

Тех превосходных коней и блестящую ту колесницу

Дать непременно, какие могучего носят Пелида.

Я не напрасный тебе, не обманчивый ведомец буду:

Стан от конца до конца я пройду, и к судам доступлю я,

К самым судам Агамемнона; верно, ахеян владыки

Там совет совещают, бежать ли им или сражаться».

Рек он, – и Гектор поднял свой скипетр и клялся Долону:

«Сам Эгиох мне свидетель, супруг громовержущий Геры!

Муж в Илионе другой на Пелидовых коней не сядет:

Ты лишь единый, клянуся я, оными славиться будешь».

Рек он – и суетно клялся, но сердце разжег у троянца.

Быстро и лук свой кривой, и колчан он за плечи забросил,

Сверху покрылся кожей косматого волка седого;

Шлем же хор o вый надел и острым копьем ополчился.

Так от троянского стана пошел он к судам; но троянцу

Вспять не прийти от судов, чтобы Гектору вести доставить.

Он, за собой лишь оставил толпы и коней и народа,

Резво дорогой пошел. Подходящего скоро приметил

Царь Одиссей и сопутнику так говорил, Диомеду:

«Верно, сей муж, Диомед, из троянского стана подходит!

Он, но еще не уверен я, наших судов соглядатай;

Или подходит, чтоб чей-либо труп из убитых ограбить.

Но позволим сначала немного ему по долине

Нас миновать, а потом устремимся и верно изловим,

Быстро напав; но когда, убегающий, нас упредит он,

Помни, от стана его к кораблям отбивай непрестанно,

Пикой грозя, чтобы он не успел убежать к Илиону».

Так сговоряся, они у дороги, меж грудами трупов,

Оба припали, а он мимо их пробежал, безрассудный.

Но, лишь прошел он настолько, как борозды нивы бывают,

Мулами вспаханной (долее мулы волов тяжконогих

Могут плуг составной волочить по глубокому пару),

Бросились гнаться герои, – и стал он, топот услышав.

Чаял он в сердце своем, что друзья из троянского стана

Кликать обратно его, по велению Гектора, гнались.

Но, лишь предстали они на полет копия или меньше,

Лица врагов он узнал и проворные ноги направил

К бегству, и быстро они за бегущим пустились в погоню.

Cловно как два острозубые пса, приобыкшие к ловле,

Серну иль зайца подняв, постоянно упорные гонят

Местом лесистым, а он пред гонящими, визгая, скачет, —

Так Диомед и рушитель градов Одиссеи илионца

Полем, отрезав от войск, постоянно упорные гнали.

Но, как готов уже был он с ахейскою стражей смеситься,

Прямо к судам устремляяся, – ревность вдохнула Афина

Сыну Тидея, да в рати никто не успеет хвалиться

Славой, что ранил он прежде, а сам да не явится после.

Бросясь с копьем занесенным, вскричал Диомед на троянца:

«Стой иль настигну тебя я копьем! и напрасно, надеюсь,

Будешь от рук ты моих избегать неминуемой смерти!»

Рек он – и ринул копье, и с намереньем мимо прокинул:

Быстро над правым плечом пролетевши, блестящее жалом,

В землю воткнулось копье, и троянец стал, цепенея:

Губы его затряслися, и зубы во рту застучали;

С ужаса бледный стоял он, а те, задыхаясь, предстали,

Оба схватили его – и Долон, прослезяся, воскликнул:

«О, пощадите! я выкуп вам дам, у меня изобильно

Злата и меди в дому и красивых изделий железа.