Их и копьем, и мечом, и огромными камнями бьющий,

Кровь покуда горячую свежая рана струила.

Но лишь рана засохла и черная кровь унялася,

Боли мучительно-острые в душу Атрида вступили.

Словно как мать при родах раздирают жестокие стрелы,

Острые, кои вонзают Илифии, Герины, дщери,

Женам родящим присущие, мук их владычицы горьких, —

Столько же острые боли вступили в Атридову душу.

Он, в колесницу вскоча, повелел своему браздодержцу

Коней к судам устремить мореходным; и сердцем терзаясь,

Крик он, кругом раздающийся, поднял, к ахеям взывая:

«Друга, вожди и правители мудрые храбрых данаев!

Вы отражайте теперь от ахейских судов мореходных

Тяжкую битву; а мне не позволил Кронид промыслитель

Ратовать целый сей день с вероломными чадами Трои».

Так произнес, – и бичом браздодержец коней пышногривых

К черным погнал кораблям, и послушные кони летели;

Пену по персям клубя и кругом осыпаяся прахом,

С бранного поля несли удрученного язвой владыку.

Гектор, едва усмотрел уходящего с битвы Атрида,

Голосом звучным вскричал, возбуждая троян и ликиян:

«Трои сыны, и ликийцы, и вы, рукопашцы дарданцы!

Будьте мужами, друзья, и вспомните бурную храбрость!

С боя уходит храбрейший, и мне знаменитую славу

Зевс посылает; направьте, трояне, коней звуконогих

Прямо на гордых данаев, стяжайте высокую славу!»

Так восклицая, возжег он и силу и мужество в каждом.

Словно как ловчий испытанный псов белозубых станицу

В лов раздражает на льва иль на дикого вепря лесного,

Так на аргивских мужей троян раздражал крепкодушных

Гектор герой, человеков губителю равный Арею;

Сам же он, гордо, мечтающий, первый пред ратью идущий,

В битву влетел, как высококрутящийся вихорь могучий,

Свыше который обрушась, весь понт черноводный волнует.

Кто же был первый и кто был последний, которых низвергнул

Гектор герой, как победу ему даровал Олимпиец?

Первый Ассей, и вослед Автоной, и Опид браноносный,

Клития отрасль Долоп, Агелай, и могучий Офелтий,

Ор и отважный Эзимн, и Гиппоноой, пламенный в битвах:

Сих поразил он ахейских вождей именитых, а ратных

Множество: словно как Зефир на облаки облаки гонит,

Хладного Нота порывами бурными их поражая;

Волны, холмясь, беспрестанно крутятся, и пена высоко

Брызжет, взрываясь порывами многостороннего ветра, —

Так беспрестанно от Гектора падали головы ратных.

Гибель была б, совершилось бы тут невозвратное дело,

Верно, упали б в суда отраженные рати ахеян,

Если б Тидида на бой не призвал Одиссей прозорливый:

«Что, Диомед, мы стоим и забыли воинскую доблесть?

Шествуй сюда ты и стань близ меня: нестерпимый позор нам,

Если у нас корабли завоюет божественный Гектор!»

Сыну Лаэрта в ответ говорил Диомед нестрашимый:

«Стану, о друг, я и здесь устою; но пользы немного

Будет от нашего мужества: Зевс, потрясатель эгида,

Больше троянам, чем нам, даровать одоление хочет!»

Так произнес – и Фимбрея сразил с колесницы на землю,

В грудь у сосца поразивши копьем; Одиссей же могучий

Богу подобного сверг Молиона, клеврета царева.

В прахе оставили сих, успокоенных ими от брани;

Сами ж, толпу проходя, волновали ее и, как вепри

Вдруг на псов, их гонящих, гордые мечутся сами, —

Так, обратяся, они истребляли троян, а данаи

Радостно все отдыхали от бегства пред Гектором грозным.

Тут колесницу они и могучих мужей изловили,

Двух сынов перкозийца Мерена, который славнейший

Был предсказатель судьбы и сынам не давал позволенья

К брани погибельной в Трою идти; не послушали дети

Старца родителя: рок увлекал их к погибели черной.

Их обоих Тидейон Диомед, знаменитый копейщик,

Душу и жизнь сокрушил и прекрасные сбруи похитил,

Царь Одиссей Гипподама сразил и вождя Гипороха.

Тут в равновесии бой распростер меж народов Кронион,

С Иды взиравший на брань, и они поражали друг друга.

Мощный Тидид копием уязвил в бедро Агастрофа,

Сына Леонова храброго: коней при нем, чтоб избегнуть,

Не было близко; так Пеонид омрачился душою.

Их возница держал в отдалении; сам же он пеший

Рыскал меж сонмов передних, пока погубил свою душу.

Гектор героев узрел сквозь ряды и на них устремился

С криком свирепым; за ним и трояи полетели фаланги.

Сердцем смутился, увидев его, Диомед благородный

И мгновенно воззвал к близ стоящему сыну Лаэрта:

«Гибель крутится на нас, шлемоблещущий Гектор могучий!

Но останемся здесь, отразим ее, противуставши!»

Рек он – и, мощно сотрясши, послал длиннотенную пику.

И улучил, без ошибки уметил в главу Приамида,

В верх коневласого шлема; но медь отскочила от меди:

К белому телу коснуться шелом возбранил дыроокий,

Крепкий, тройной, на защиту герою дарованный Фебом.

Гектор далёко отпрянул назад и, смесившись с толпою,

Пал на колено; могучей рукой упираяся в землю,

Томньй поникнул; и взор ему черная ночь осенила,

Но пока Диомед за копьем, пролетевшим далеко,

Шел сквозь ряды первоборные, где оно в землю вонзилось, —

Гектор с духом собрался и, бросившись вновь в колесницу,

К дружним толпам поскакал и избегнул гибели черной.

С пикой преследуя, громко вскричал Диомед нестрашимый!

«Снова ты смерти, о пес, избежал! Над твоей головою

Гибель летела, и снова избавлен ты Фебом могучим.

Феба обык ты молить, выходя на свистящие стрелы!

Но убив тебя, я разделаюсь, встретившись после,

Если и мне меж богов-небожителей есть покровитель!

Ныне пойду на других и повергну, которых постигну!»

Рек – и с Пеонова сына доспехи совлечь наклонился.

Тою порой Александр, супруг лепокудрой Елены,

Cкрывшись за столб гробовой на могиле усопшего мужа,

Ила, Дарданова сына, почтенного в древности старца,

Лук нацелял на Тидеева сына, владыку народа;

И как тот, наклонясь, обнажал Агастрофа героя!

Щит от рамен, испещренные латы от персей и тяжкий

Шлем от главы, – Александр, рукоятие лука напрягши,

Мечет стрелу, и не тщетно она из руки излетела:

Ранил в десную пяту, и стрела, пробежав сквозь подошву,

В землю вонзилась. Парис, торжествующий с радостным смехом

Вдруг из засады подпрянул и, гордый победой, воскликнул:

«Ты поражен! и моя не напрасно стрела полетела!

Если б в утробу тебе угодил я и душу исторгнул!

Сколько-нибудь отдохнули б от бед обитатели Трои,

Коих страшишь ты, как лев истребительный агнцев блеющих!»

И ему, не робея, Тидид отвечал благородный:

«Подлый стрелец, лишь кудрями, гордящийся, дев соглядатай!

Если б противу меня испытал ты оружий открыто,

Лук не помог бы тебе, ни крылатые частые стрелы!

Ты, у меня лишь пяту оцарапавши, столько гордишься;

Мне же ничто! как бы дева ударила или ребенок!

Так тупа стрела ничтожного, слабого мужа!

Иначе мчится моя: лишь враждебного тела достигнет,

Острой влетает стрелой, – и пронзенный лежит бездыханен!

И мгновенно вдова его в грусти терзает ланиты,

Дети в дому сиротеют, и сам он, кровавящий землю,

Тлеет, и вкруг его тела не жены, а птицы толпятся!»

Так он вещал, – и, к нему приступив, Одиссей копьеборец

Стал впереди; Диомед же, присев, из ноги прободенной

Вырвал стрелу, и по телу жестокая боль пробежала.

Он, в колесницу вскочив, повелел своему браздодержцу

Коней к судам устремить мореходным: терзалось в нем сердце.

Тут Одиссей копьеборец покинут один; из ахеян

С ним никто не остался: всех рассеял их ужас.

Он, вздохнув, говорил к своему благородному сердцу:

«Горе! что будет со мною? позор, коль, толпы устрашася,

Я убегу; но и горше того, коль толпою постигнут

Буду один я: других аргивян громовержец рассыпал.

Но почто мою душу волнуют подобные думы?

Знаю, что подлый один отступает бесчестно из боя!

Кто на боях благороден душой, без сомнения, должен

Храбро стоять, поражают его или он поражает!»

Тою порою, как думы сии обращал он на сердце,

Быстро троянцев ряды приступили к нему щитоносцев

И сомкнулись кругом, меж себя заключая их гибель.

Словно как вепря и быстрые псы, и ловцы молодые

Вдруг окружают, а он из дремучего леса выходит

Грозный, в искривленных челюстях белый свой клык изощряя;

Ловчие вкруг нападают; стучит он ужасно зубами,

Гордый зверь; но стоят звероловцы, как он ни грозен, —

Так на любимца богов Одиссея кругом нападали

Мужи троянские; он отбивался, и острою пикой

Первого ранил в поверхность плеча Дейопита героя;

После, Фоона и Эннома друг возле друга низринув,

Он Херсидама троянца, когда с колесницы тот прядал,

В чрево блестящим дротом, под щитом его выпуклобляшным,

Ранил; во прахе простершись, руками, хватает он землю.

Сих он оставил и вслед поразил Гиппасида Харона,

Милого брата рождением славного Сока героя.

В помощь ему устремившися, Сок, небожителю равный,

Быстро и близко предстал и к Лаэртову сыну воскликнул:

«Царь Одиссей! неистомный в трудах, неоскудный в коварствах!

Днесь – или ты над двумя Гиппасидами будешь гордиться,

Свергнув мужей таковых и доспех их блестящий похитив,

Или, копьем ты моим ниспроверженный, душу погубишь!»

Рек он – и пикой в размах поразил по щиту Одиссея:

Щит светозарный насквозь пробежала могучая пика,

Броню, художеством пышную, быстро пронзила и кожу

Всю отделила от ребр Одиссеевых; но запретила

Меди Паллада Афина касаться утробы героя.

И, познав Одиссей, что стрелой не смертельной постигнут,

Мало назад отступил и к Гиппасову сыну воскликнул:

«Нет, злополучный, тебя постигает жестокая гибель!

Ты воспрепятствовал мне с фригиянами ныне сражаться;

Я же тебе предвещаю убийство и черную гибель:

Здесь и теперь же моим копием ты поверженный, славу

Даруешь мне, и Аиду, конями гордящимусь, душу!»

Рек он, – и Сок, от него обратившися, в бег устремился;

И ему обращенному пику в хребет углубил он

Между рамен и насквозь через перси широкие выгнал.

С шумом он грянулся в прах, и вскричал Одиссеи, торжествуя:

«Сок, о воинственный сын укротителя коней Гиппаса!

Смертная участь постигла тебя, от нее не избег ты!

Ах, злополучный! тебе ни отец, ни почтенная матерь

Темных очей не закроют умершему; хищные птицы

Скоро тебя разорвут, поражая густыми крылами!

Мне же, умершему, честь воздадут аргивяне герои!»

Так восклицающий, Сока могучего бурную пику

Вырвал из язвы своей и щита Одиссей благородный;

Вслед за оружием хлынула кровь, и душа затомилась.

Мужи троянские только увидели кровь Одиссея,

Крикнув друг другу в толпе, на единого все устремились.

Он же от них отступал и друзей призывал, восклицая.

Трижды вскричал Одиссей, как смогла голова человека;

Трижды послышал сей крик Менелай, копьеборец могучий.

Быстро Атрид возгласил к находившемусь близко Аяксу:

«О Теламонид, Аякс благородный, властитель народа!

Крик Одиссей героя ко мне достигает призывный,

Крику подобный, как будто его одного угнетают

Боем трояне, отрезав от всех на побоище страшном.

Друг, устремимся в толпу: защитить Одиссея нам должно!

Я трепещу, да один меж троянами он не постраждет,

Как ни отважен; великая скорбь поразила б ахеян!»

Рек, – и грядет он, сопутствуем мужем, бессмертному равным.

Скоро они Одиссея узрели: толпою ходили

Окрест героя враги, как меж гор кровожадные волки

Окрест еленя рогатого, коего муж звероловец

Ранил из лука стрелой; от него избежал быстроногий,

Мчася, доколе вращались горячая кровь и колена;

Но когда его мощь одолела стрела роковая,

Хищные волки его, между гор растерзав, пожирают

В мрачной дубраве, и льва истребителя демон приводит;

Волки кругом рассыпаются: добычу лев пожирает, —

Так вокруг Одиссея, искусного в битвах, ходили

Мужи троянские, многие, сильные, он же, бесстрашный,

Вкруг обращаясь, копьем отражал роковую годину.

Сын Теламонов приближился, щит, как башню, несущий;

Стал перед ним, и трояне рассыпались друг перед другом.

За руку взявши его, из толпы выводил благородный

Царь Менелай, пока не предстал с колесницей возница.

Бурный Аякс, на троян опрокинувшись, ранил Дорикла,

Cына Приама побочного; там же он Пандока свергнул,

Свергнул, кругом нападая, Лизандра, Пираза, Пиларта.

Словно река наводненная в поле незапная хлынет,

Бурно упавшая с гор, отягченная. Зевсовым ливнем;

Многие дубы иссохшие, многие древние сосны

Мчит и, крутящаясь, ил свой взволнованный в море бросает, —