Что им отныне пустовать придется;

Вещей касалась, ей служивших, бедной,

Металась по всему дворцу и, встретив

Кого-нибудь из милых домочадцев,

Несчастная, рыдала, видя их.

Рыдала о своей несчастной доле

И о судьбе оставшихся рабов.

Когда же перестала, – вижу, вдруг

Кидается она к Гераклу в спальню.

Я, притаясь, за ней следила. Вот

Она постель готовит, вот на ложе

Гераклово накинула покров,

Потом сама вскочила на кровать,

Посередине села и, ручьями

Слез жгучих обливаясь, так сказала:

«Постель моя, ты, брачный мой покой!

Навек прощайте! Никогда отныне

Вы спящую не примете меня!»

Воскликнула и, твердою рукою

Свой пеплос разорвав, где он у груди

Застежкой златокованой скреплен,

Все левое плечо и бок открыла.

Я бросилась что было силы сыну

О страшных действиях ее сказать…

Когда ж мы с ним обратно прибежали,

Глядим: она лежит, поражена

Кинжалом двусторонним прямо в сердце.

Ее увидев, вскрикнул Гилл: он понял,

Что в исступленье мать себя пронзила;

Узнал от слуг, но поздно, что она

В неведенье, по наущенью Несса,

Все делала. И юноша несчастный

Оплакал мать. Над ней рыдал он горько,

Он падал на колени, приникал

К ее устам, ложился с мертвой рядом,

Стенал, что обвинил ее безумно

И что лишается обоих сразу,

Что будет жить без матери, отца…

Вот что у нас случилось. Тот безумен,

Кто за два дня загадывает. «Завтра» —

Лишь звук пустой, пока благополучно

Не пережили нынешний мы день.

Стасим Четвертый

Хор Строфа 1

Какую сперва нам оплакать беду?

Какая из двух тяжелее?

Сказать я не в силах.

Антистрофа 1

Одна разразилась под кровом у нас,

Другой, трепеща, ожидаем.

О, горе! О, ужас!

Строфа 2

Когда б залетел

В покой наш попутного ветра порыв!

Унес бы меня!

Боюсь умереть

От страха, узрев

Могучего Зевсова сына!

Говорят, он уж близко,

В неизбывных мученьях…

И жутко и дивно!

Антистрофа 2

Недолго пришлось мне

Рыдать соловьем голосистым! Несут

Его на руках

Нездешние люди,

Скорбя, как о друге, —

Беззвучен их горестный плач…

Он безгласен… О, горе!

Что случилось? Он умер

Иль в сон погружен?

Эксод

Гилл

Как о тебе, отец,

Скорблю, о, как скорблю! О, я несчастный!

Что делать мне? Как быть? Ах, горе, горе!

Старец

Потише, сын! Не пробуждай

Его неистовых мучений.

Еще он жив, – но смерть близка.

Держи его, а сам – молчи.

Гилл

Что говоришь, старик? Ужель он жив?

Старец

Не разбуди его: он спит.

Не береди, не растравляй

Ужасных схваток злобной боли,

Мой сын.

Гилл

Злосчастный я! Каким раздавлен

Я бременем! Мутится ум.

Геракл

О Зевс!

Где я? В какой стране? Кто эти люди?

Где я лежу в мученье безысходном?

О, горе мне! Опять терзает боль

Проклятая…

Старец

(Гиллу)

Ты понял ли, насколько было б лучше

Таить безмолвно скорбь души?

Не должно было отгонять

От вежд страдальца

Отрадный сон.

Гилл

Я удержать себя не мог,

Я не стерпел его ужасной муки.

Геракл

О Кенейский алтарь![71] Так ли мне воздается,

Злополучному? Я ли тебе не принес

Превеликие жертвы, – свидетель мне Зевс!

Погубил ты, ужасно меня погубил!

И зачем я увидел тебя! Я вовек

Не познал бы вершины безумья, – увы! —

Пред которым бессильно могущество чар!

Где кудесник такой, где искусный тот врач,

Кто бы мог – кроме Зевса – избавить меня?

Было б чудо, когда б он явился.

Строфа

О, дайте, дайте мне, несчастному,

Уснуть последним сном!

Зачем касаешься? Ворочаешь зачем?

Меня погубишь ты, погубишь,

Пробудишь вновь затихнувшую боль.

Схватила… Ой!.. Ой!.. Снова подползла…

Неблагодарные, хуже всех эллинов!

Мир очищая, и в дебрях и на море,

Я ль не страдал? А теперь, сокрушенному,

Вы ни огнем, ни копьем не поможете?

О, горе, горе!

Ужель никто не отсечет

Страдальца голову от тела?

Старец

Чадо Гераклово, мне не под силу, —

Ты помогай. Ты сильней и моложе,

Помощь моя не нужна.

Гилл

Я держу.

Только ни я и никто из живущих

Сделать не в силах, чтоб мог позабыться он

И не страдать: это Зевсова воля.

Антистрофа Геракл

О сын мой, сын мой! Где же ты?

Приподыми меня…

Возьми меня, вот так… Увы, увы! О боги!

Проклятая!.. Зашевелилась…

Опять, опять… вконец меня замучит…

Увы! Паллада! Снова боль терзает…

Сын! Пожалей же отца! Не осудят…

Меч извлеки, порази под ключицу!..

Сжалься!.. Убийца – безбожная мать твоя…

Гибель моя да падет на нее!

Аид, брат Зевсов!

О, упокой, о, упокой

Меня быстролетящей смертью!

Хор

При виде мук его дрожу, подруги.

Такой достойный муж – в таких страданьях!

Геракл

Свершил я тяжких подвигов немало

Рукой своей и вынес на плечах!

Но даже ненавистный Еврисфей

Иль Зевсова супруга[72] мук таких

Не причиняли мне, как дочь Ойнея

Коварная, облекшая мне стан

Сплетенною Эриниями сетью, —

На гибель мне, к бокам прилипнув, плащ

Плоть разъедает до костей и жилы

Сосет в груди, пьет кровь мою живую.

В мученьях погибает плоть моя, —

Мне пут не одолеть неизреченных.

И все свершило не копье средь поля,

Не рать гигантов, чад земли, не зверь,

Не эллины, не варвары в краях,

Где появлялся я как избавитель.

Нет, женщина бессильная, одна

Меня сразила насмерть без оружья.

О сын, будь ныне подлинно мне сыном

И матери не предпочти отцу.

Из дому выведи ее и в руки

Мои предай, чтоб ясно видел я,

Кому ты сострадаешь, мне иль ей,

На язвы тела моего взирая.

Смелей же, сын! О, пожалей отца!

Для всех я ныне жалок стал. Ты видишь, —

Как девушка, кричу я и рыдаю,

Таким никто не видывал меня.

Я бедствия переносил без жалоб,

А ныне кто я? Слабая жена!

О, подойди, поближе стань к отцу.

И посмотри, какою лютой болью

Терзаюсь я… Приподыму одежду:

Смотри, глядите все на муку плоти!

Глядите все, как жалок я, злосчастный…

Увы! Увы! О, горе!

Вот вновь схватила боль, горит внутри,

Язвит бока, опять пойдет борьба

С настойчивой, снедающею мукой.

О царь Аид, прими меня!

О пламень Зевса, порази!

Ударь, отец… Опять грызет нутро!

О руки, плечи, грудь моя,

О мышцы верные, что с вами сталось?

А вами был когда-то уничтожен

Тот лев Немейский, пастухов гроза, —

Никто не смел приблизиться к нему,

И Гидра та, Лернейская гадюка,

И сонм полулюдей-полуконей,[73]

Свирепый род надменный, беззаконный

И непомерной силы; мною вепрь

Повержен Эриманфский, и в Аиде

Трехглавый пес[74] необоримый, чадо

Чудовищной Ехидны, и Дракон,[75]

Что сторожит плоды на крае мира.

Свершил еще я подвигов немало, —

Никто не одолел моей руки.

А ныне, весь изломан и растерзан,

Добыча я слепого разрушенья,

Я, благородной матерью рожденный,

Зовущий Зевса звездного отцом.

Одно лишь знайте: хоть я стал ничем,

Хоть недвижим, пускай придет злодейка —

Она узнает силу рук моих!

И сможет засвидетельствовать людям,

Что и пред смертью я борюсь со злом.

Хор

О бедная Эллада! Как ты ныне

Осиротеешь, потеряв его!

Гилл

Отец, ты смолк, – и я могу ответить;

О, потерпи и выслушай меня!

Скажу лишь то, что долг повелевает.

Так яростно не предавайся гневу,

О, выслушай, иначе не поймешь,

Что в ненависти ты неправ и в злобе.

Геракл

Скажи и замолчи. Мешает боль

Тебя понять – мне речь твоя темна.

Гилл

Хочу сказать, что с матерью случилось, —

И что на ней, злосчастной, нет вины.

Геракл

О негодяй! Ты смел упомянуть

О матери своей – отцеубийце?

Гилл

В подобный миг молчанье неуместно.

Геракл

О чем молчанье? Об ее злодействах?

Гилл

О том, что ею ныне свершено.

Геракл

Скажи, но сам не окажись злодеем.

Гилл

Ее уже не стало – пала мертвой.

Геракл

От чьей руки? Вот сладостная весть!

Гилл

От собственной, не от чужой погибла.

Геракл

Увы! Не от моей… а заслужила…

Гилл

Твой гнев пройдет, когда открою все.

Геракл

Речь странная, однако говори.

Гилл

Она ошиблась: цель была благая.

Геракл

Злодей! Благая цель – убить супруга?

Гилл

Хотела лишь тебя приворожить,

Жену увидев новую. Ошиблась.

Геракл

И кто ж такой в Трахине чародей?

Гилл

Ей Несс-кентавр совет когда-то подал

Тем средством страсть твою воспламенить.

Геракл

Увы, увы мне! Гибну я, злосчастный…

Конец, конец… Не мне – сиянье дня.

Увы, я понял все: мне нет спасенья.

Иди, мой сын, нет у тебя отца.

Зови своих всех братьев и Алкмену

Несчастную, что Зевсовой супругой

На горе стала, – я хочу, чтоб вы

Пророчества, мне ведомые, знали.

Гилл

Но матери твоей здесь нет. Она

Давно уже в Тиринф переселилась

И часть внучат с собою забрала,

А остальные обитают в Фивах.

Мы здесь одни, отец. Лишь прикажи,

Я ревностно исполню все, что должно.

Геракл

Так слушай. Доказать настало время,

Что в самом деле ты Гераклов сын.

Когда-то мне отец мой предсказал,

Что смерть свою приму не от живого, —

Но от того, чьим домом стал Аид.

И вот, в согласье с божьим предсказаньем,

Кентавр меня убил: живого – мертвый.

Теперь узнай, как древнее вешанье

Подтверждено другим, совсем недавним.

У горцев селлов,[76] спящих на земле,

Я записал слова, что провещал мне

Глаголющий листвою Зевсов дуб.

Он предсказал, что время на исходе

И ряду тяжких подвигов моих

Пришел конец. Я думал, буду счастлив…

Но, видно, разумел он смерть мою:

Ведь для умерших нет уже трудов.

Все явственно сбывается, мой сын:

Ты ныне будь соратником отцу.

Не доводи меня до горьких слов,

Но покорись, исполнив тем завет

Прекраснейший – отцу повиновенье.

Гилл

Хоть я и трепещу перед исходом

Беседы нашей, – все, отец, исполню.

Геракл

Сперва мне руку правую подай.

Гилл

Отец, ты клятвы требуешь? Зачем?

Геракл

Давай же руку – повинуйся мне.

Гилл

Вот протянул, перечить я не смею.

Геракл

Клянись главою Зевса моего…

Гилл

Но для чего, родимый? Ты откроешь?

Геракл

…Что выполнишь все то, что повелю.

Гилл

Клянусь, – и Зевс да будет мне свидетель.

Геракл

Молись о каре, коль нарушишь клятву.

Гилл

Я клятвы не нарушу… Но молюсь.

Геракл

Ты знаешь эту – Зевсову вершину?