Люда с негодованием тряхнула головой, отчего узел каштановых волос, небрежно закрепленный на макушке, развалился. Заматывая волосы в тугой узел, по-дружески посоветовала мужу, гораздо лучше представляя последствия сего «обтесывания»:

— Не лезь в чужую жизнь и не будешь ни в чем виноват! Представляешь, сойдется он с одной из этих шалав, а дальше что?

Он похлопал глазами, не в состоянии соразмерить ее запал с ничтожностью повода.

— Да ничего. Забудет потом, как и звали. Главное, чтобы детей не было.

Люда внезапно обиделась, примерив на себя его нелестные слова.

— Вот как? Значит, если бы у нас не было детей, ты бы обо мне давно забыл?

Он с силой шлепнул себя руками по обнаженным бедрам, издав резкий барабанный звук.

— Нет, кто этих женщин поймет? Мы о нас, что ли, говорим?

Но жена, задрав нос, уже ушла на кухню, оставив его недоумевать в одиночестве по поводу совершенно неприемлемой искаженности женского ума. Какое отношение имеет к их семье какая-то там соседка? Нет, ни один нормальный мужик ни одну бабу с ее капризами не поймет.

Вечером, подливая масла в огонь, заявилась одна из соседок, наряженная в черное коротюсенькое платье без рукавов, соблазнительно оголяющее тело и спереди и сзади, накрашенная, как индеец на тропе войны. Покричав, дождалась, когда соседи соберутся возле калитки и пригласила прогуляться до Туапсе.

Поскольку в искусно составленном приглашении речь о Людмиле и не шла, та сразу отказалась, сославшись на детей. Геннадий, как преданный муж, остался при жене, прекрасно понимая, что иначе ему не жить, а Зайцев просто не захотел, не снисходя до объяснений.

Соседке и в голову не приходило, что мужчина может добровольно отказаться от интима с интересной женщиной. Ломается, скорее всего. Нынче мужики кокетничают почище невоспитанных девиц. Оценивающе оглядела его, оценила как вполне перспективного во всех смыслах и, откровенно поигрывая оголенным плечиком, попыталась уговорить.

— Но почему, Илья? Вам-то что мешает нормально отдохнуть? — для нее отдых, видимо, заключался в возможности прошвырнуться по ночным кабакам. — Вы же не женаты?

Чтобы отвязаться от прилипчивой особы, он доверительно сказал, на всякий случай крепко придерживая разделявшую их калитку, дабы остаться в безопасности:

— Пока нет, но собираюсь. К Новому году.

Соседка скептически скривила ярко накрашенные губки.

— И что, уже невеста есть на примете?

Илья растянул рот в слабом подобии ухмылки.

— Есть, конечно.

Женщина, выставив вперед симпатичную круглую коленку, по-житейски мудро предложила:

— Но тогда перед потерей свободы тем более надо оторваться по полной программе!

Он смерил ее снисходительным взглядом, недоумевая, почему к нему так и липнут дамочки подобного сорта. Что в нем такого для них притягательного? Они-то ему совершенно не импонируют.

Беззастенчиво ухмыльнулся, готовя убийственный ответ.

— Да после нее на других и смотреть не хочется. Красивая она очень.

Услышав о своей неполноценности, соседка оскорбленно выпрямила плечи, раздраженно попрощалась и ушла искать других, более сговорчивых, кавалеров.

Люда, стоявшая рядом, с удивлением повернулась к Зайцеву. Такого она от него не ожидала. Спросила, не скрывая заинтересованности:

— Ты что, это серьезно? Про невесту?

Тот торжественно кивнул, не меняя полупрезрительного выражения лица, предназначавшегося теперь ему самому.

— А чего врать? Невеста имеется. Только проблема в том, что я для нее женишок не подходящий. Ну да ладно, пойду в сад, поем еще персиков. Мне уезжать скоро, надо витаминизироваться. — И, не оглядываясь на сочувственно глядящих ему вслед друзей, ушел в самый конец сада.

Быстро стемнело. Окружающие сад остроконечные вершины гор слились с черным бархатным небом. Понять, что это небо, можно было лишь по крупным ярким звездам, мерцающим в вышине. Теплая южная ночь со всех сторон обволакивала ароматами незнакомых пряных трав и цветов.

Илья устроился под раскидистой яблоней, под тяжестью спелых плодов склонившую ветки до земли, образовав своеобразный шатер, и замер, уткнувшись подбородком в согнутые колени. Дышать было тяжело, день был на редкость жарким и зной еще стоял в воздухе, не остывая. Думать ни о чем не хотелось. Мечтать — тоже. О чем мечтать? Ему и так хорошо. Просто надо гнать от себя глупые фантазии, вот и всё. Рецепт простой, проще не бывает.

Чуть видневшийся из-за деревьев дом с греющими душу желтыми огоньками окон постепенно погрузился во тьму. Все легли спать. Но он упрямо продолжал сидеть на прогретой земле, не шевелясь. Ночь шептала истории на своем, непонятном людям языке. Он внимательно вслушивался во всё громче звучавшее пение то ли цикад, то ли лягушек, подсознательно надеясь на подсказанный природой выход из удручающего житейского тупика, в который ненароком угодил, но жизнерадостный хор не рассчитывал на непосвященных слушателей, он пел исключительно для себя.

Ночь тянулась безобразно долго, казалось, ей не будет конца, как и черной полосе в его жизни. Но вот с гор повеяло свежестью сосновых лесов, легкий ветер принес освежающую прохладу, заставив рассеяться удушливую духоту; лучистые звезды начали меркнуть, гаснуть, и на горизонте медленно посветлело.

Чернота беспросветной ночи плавно уступила место розовому восходу, и первые лучи солнца подсветили горы животворным светом, вознеся благодарственные свечи мирозданию. На небо стремительно выкатился огромный золотой диск, согрев всё вокруг приятным, ещё нежарящим теплом.

Сад и окрестные горы, заросшие густыми лесами, немедля зашевелись, встряхнулись и звонко запели. Казалось, поет каждый кустик, деревце и травинка. На сердце у Ильи тоже полегчало. Густая вуаль уныния, заволакивающая душу последние годы, если и не рассеялась, то стала гораздо легче, тоньше, и ему показалось, что ее без труда можно разорвать, навсегда избавившись от давящего морока.

Душу охватило ожидание неизбежного чуда. Это неестественное чувство заставило его вздрогнуть и к чему-то прислушаться. Издалека, что-то неясно обещая, ему послышался мелодичный голос Лизоньки.

Вскочив, Илья повертел головой, старательно слушая окрестный гомон, но Лизин голос больше не слышался. Решив, что так можно и с ума сойти, он встряхнулся, отгоняя галлюцинации, и пошел в дом готовить завтрак.

Вставшая через час хозяйка была приятно поражена: на кухонном столе уже красовалась зеленая эмалированная кастрюлька с наструганным салатом, сковорода с горячим омлетом и большая белая фарфоровая тарелка с вымытыми фруктами. Вышедший за ней следом Генка в одних трусах, потягиваясь, весело сказал:

— Вот что значит экономия энергии! Если бы я столько сил по ночам не тратил, я бы тоже так мог.

Вспыхнувшая как заря Людмила старательно закуталась в тоненький ситцевый халатик, напрасно пытаясь скрыть следы постельных излишеств. Чтобы не провоцировать мужа на новые откровения, сделала вид, что никаких крамольных слов не прозвучало, и быстро сбежала из кухни под предлогом побудки детей.

Мужчины, понятливо переглянувшись, положили на свои тарелки по изрядной порции пищи и приступили к утренней трапезе. Они уже перешли к десерту, выбрав по большой брызжущей соком желтой груше, когда у соседнего дома остановился грузовик, и из него неуклюже выбрались пошатывающиеся соседки, изрядно вымотанные интенсивными ночными развлечениями.

Геннадий прокомментировал сие явление на редкость меланхолично, поскольку воскрешался к жизни только после полноценного завтрака:

— Да, у каждого в жизни собственные радости! — проявив столь несвойственную ему мудрость, отломил от буханки здоровенный кусок и густо намазал его маслом. — Но вот мне подобных уже не хочется. Старею, видно.

Пришедшие с Людмилой дети, уже умытые и переодетые, но еще толком не проснувшиеся, молча принялись за еду, зевая и сонно щурясь. Но скоро Костя окончательно очнулся и занудно заканючил, справедливо полагая, что вода камень точит:

— Дядя Илья! Оставь меня здесь, у тети Люды! Клянусь, я буду вести себя замечательно, как памятник! Так же буду стоять, где поставили, только домой меня не забирайте!

Илья флегматично возразил:

— Мне твоя мать за самодеятельность голову открутит. У нее наверняка другие планы. Да и следить за тобой не слишком приятное занятие.

Геннадий, пришедший после хорошо проведенной ночи и обильной еды в редкостно благодушное настроение, предложил взаимовыгодное решение:

— А пусть он остается с нами, но при условии: потом нам на смену приедут Ольга с Валерием. Они-то в отпуске еще не были? — Илья кивнул головой. — Вот и будет эстафета — нам через пару недель уезжать, а детишек своих мы твоей сестрице подкинем! Жена, не возражаешь?

Люда, онемевшая от чудненькой перспективы избавиться на пару-тройку недель от вечно шумно соперничающих близняшек, только восторженно тряхнула головой. Дети довольно завопили «ура!», ведь насколько приятнее плескаться в теплом ласковом море, чем толкаться по пыльному городскому двору.

После завтрака Зайцев позвонил домой. На вопрос, не смогут ли сестра с зятем приехать и пожить здесь до начала учебного года, услышал решительное — нет! Они же купили путевки в санаторий! Что их теперь, сдавать, что ли? Он пожал плечами, мечта детей разбилась о прозу жизни, но тут у сестры трубку забрала слушавшая разговор мать.

Посидеть с девочками и Костей до первого сентября? Да чудненько, если за постой платить не надо. Дети уже большие, какие с ними могут быть проблемы? И тут же заявила, реализовав свою воспитательскую страсть: да и позаниматься с ними не мешает, им потом в школе легче будет учиться. Они с отцом тотчас бегут за билетами и выедут через пару недель.

Довольный столь удачно провернутой операцией, Илья сообщил о итогах переговоров остальным, вызвав бурный восторг.

Уезжал назавтра глубокой ночью, оставив довольного племянника на попечении Людмилы. Приехав через пару дней в родной город, взял такси и без приключений добрался до дома.

В понедельник, как положено, пришел на работу. Войдя в здание, окончаниями напряженно загудевших нервов ощутил, как здесь пусто и уныло. Укоризненно качнув самому себе головой, взбежал в отдел. Коллег еще не было, и он с неприятным чувством потери посмотрел на то место, где совсем недавно стоял Лизонькин стол. Почудился ее нежный аромат и тут же вспомнилось восхитительное ощущение воплотившейся грезы, когда он один-единственный раз держал ее в своих объятьях так близко, как хотел.

Тело тут же отозвалось неприятным томлением и он сел на место, уныло повесив голову и увещевая себя разумнее смотреть на жизнь. От меланхоличных размышлений его отвлекли появившийся за пять минут до начала рабочего дня Петухов, крепко, с воодушевлением пожавший ему руку и, по давно заведенному обычаю, ровно в девять — Рудт, раздобревший за лето еще больше.

Поставили чайник и за чашкой кофе порассказали, кто где был. Генрих — без особого воодушевления о даче-огороде, на котором пропахал весь отпуск, Игорь — про поездку с женой в Прибалтику, Илья — о вояже по Печоре и купании в Черном море.

Игорь слушал его рассказ как волшебную сказку, завистливо вытянув губы узкой трубочкой.

— Ну и ну! Вот это отпуск, я понимаю! И на севере побывал, и на юге. И спортом интенсивно позанимался, мускулы проветрил, и на пляже повалялся! Недурственно! А вот нам со Светланой не повезло, — почти везде лили дожди. И в Риге, и в Вильнюсе, и в Таллине. Сплошные зонты да мокрая обувь. Да еще и паспорта эти заграничные замучили. Унизительные проверки без конца. Я вообще себя каким-то шпионом-диверсантом чувствовал. Больше туда не поедем. Лучше по России прошвырнемся. Или по Европе прокатимся…

Генрих сварливо заметил:

— Лучше бы детей заводили, чем по миру кататься. Не молоденькие уже, наследники нужны! А то в немолодом возрасте детей тяжеленько будет поднимать. — И назидательно добавил, гордясь собой, всё сделавшим правильно: — Всё нужно делать вовремя.

На лицо Игоря наползла сумрачная тень, но он бодро отрапортовал, вскинув руку в шутливом приветствии:

— Успеем еще, какие наши годы!

Генрих хотел сказать еще что-то такое же нравоучительное, но его на полуслове неучтиво перебил Зайцев:

— А когда Владимир Иванович выходит?

— Со следующей недели. Он в Крым с семьей уехал. Не знаю только, по путевке или дикарями. Они аж на трех машинах погнали. Денег истратят — жуть, там такая дороговизна кругом.

Генрих неприязненно заметил:

— Да уж, для нас это большие деньги, а для кое-кого типа Королевой — жалкие гроши. Я сейчас на лифте с дамами из общего отдела поднимался, так они сказали, что она почти два месяца живет то ли на Гаити, то ли на Таити, не помню точно. В общем, где Гоген жил, который картинки типа детских рисовал. У их семейки там хижина из бамбука, что ли.