Зайцев автоматически уточнил, чувствуя, как привычно сдавило сердце, — «бунгало». Рудт согласился:

— Точно, бунгало. Правда, с кем она там, женщины не знают. Но ясно, что не с мамочкой.

Илья с Игорем дружно посетовали на собственное убожество и разошлись по своим местам.

С панической просьбой позвонили из приемной, и Игорь пошел выяснить, что там у них стряслось. Зайцев, воспользовавшись его отсутствием, повернулся к оставшемуся сослуживцу и строго предупредил:

— Ты Петухову про наследников особо не толкуй. У него жена давно болеет, детей иметь не может. Они и в прошлом году в Крыму не просто так отдыхали, а в санатории в Саках. Там бесплодие хорошо лечат. И в этом году они по Прибалтике мотались не просто так. Светлане в женской консультации посоветовали в Вильнюс съездить на консультацию к профессору, мировой знаменитости. Так что ты Игорю на больную мозоль не наступай, ему и без того тяжело.

Генрих даже подавился и закашлялся, выпучив глаза. Судорожно пообещал между приступами кашля:

— Да конечно! Я же не знал! Теперь буду нем, как рыба!

Вернувшийся из приемной Игорь в ответ на вопросительные взгляды коллег только развел руками. Не выдержавший таинственности Генрих потребовал отчета:

— Чего там случилось? Говори!

Игорь самокритично признал:

— Бесперебойник мы плохой для секретариата купили, не включается он. Бедные женщины жмут-жмут на кнопочку, аж пальцы дрожат, а он только верещит и работать не хочет.

Побывавший и не в таких переплетах Зайцев сразу догадался, в чем загвоздка.

— В сеть включить не соизволили?

Игорь меланхолично подтвердил:

— Ага! Причем даже извиниться не сочли нужным, когда я штепсель в розетку воткнул и на кнопочку нажал. Заявили, что мы их плохо проинструктировали.

Автоматизаторы, как по команде, одновременно пожали плечами и заискивающе подняли очи гору в поисках Господней защиты.

Долго не переживали, за годы пребывания в женском коллективе к подобным казусам выработался стойкий иммунитет. Поскольку работы накопилось изрядно, Зайцев закопался в свои винчестеры, материнские платы, кулеры и сидюшники, не обращая внимания на происходившее вокруг.

Незадолго до обеда от работы его оторвал Игорь, страдальчески возопивший:

— Илья, выручай! Тут меня Любовь Николаевна домогается, опять у нее что-то стряслось! Генриха уже в АХО вызвали, сходи ты, будь другом!

Илья поежился. Он прекрасно помнил ярко-малиновые ноготки, скорпионисто скользившие по его джинсам. Осторожно спросил:

— Любовь Николаевна в отделе одна?

Игорь судорожно оглянулся, как будто она уже стояла за плечами, готовясь, как вампир, вонзить острые зубки в его бедную шею:

— Не знаю. И выяснять не хочу. Иди, тебе все равно терять нечего, ты холостой.

Зайцев сердито чертыхнулся. Можно подумать, быть холостяком непристойный порок, а не свободное волеизъявление. Но, понимая, что Игорь всё равно не пойдет, встал и двинулся на шестой этаж.

Придя в экономический отдел, первым делом невольно взглянул на пустой стол Лизы. Синий монитор безжизненно молчал, окруженный цветущими голубыми фиалками.

Краем взгляда выхватил сидящую за своим столом бодро улыбающуюся ему Марью Ивановну, и успокоился. Уж при ней-то Любовь Николаевна свои коготочки выпускать не посмеет.

Несравненная дива, увидев вместо Петухова более интересующего ее Зайцева, торжествующе встрепенулась. Шустро вскочила, демонстрируя тонкую талию и загорелую кожу. Хотя, на взгляд придирчивого гостя, ее нарядец, состоявший из джинсовых голубых шорт и свободной летней блузы, заправленной внутрь, подчеркивал раздавшиеся бедра и слишком большую грудь. Но что он понимает в женской красоте? Ему бы сбежать отсюда поскорее.

Пустив его на свое место, Любовь Николаевна плаксиво пожаловалась:

— Мышка у меня барахлит, поменять, наверное, нужно. Открывала файл, она дернулась, и целый каталог куда-то делся, найти не могу. А в нем информация такая ценная. Если он вдруг удалился, Вера Гавриловна меня… — не договорив, она нервически хлюпнула носом.

Марья Ивановна, с интересом наблюдающая за парочкой, встала и подлила воды в чайник.

— Сейчас вскипит, и мы чайку попьем!

Зайцев хотел было воспротивиться, но, сообразив, что в непринужденной беседе сможет собрать кой-какую интересующую его информацию, учтиво согласился, сильно удивив и обнадежив этим роковую красотку, принявшую прорезавшийся у него интерес на свой счет и кинувшую на Марью Ивановну торжествующий взгляд: «мол, а я что говорила!»

Открыв «проводник», он поискал потерянный каталог на диске С, нашел его аж в папке «Программные файлы». Любовь Николаевна, дышавшая ему в затылок, с чувством искреннего облегчения пробормотала:

— Огромное спасибо, вы меня спасли от суровой выволочки и восстановления данных, а это по меньшей мере целая неделя работы! — Брезгливо взяв двумя пальчиками виновницу переполоха, небрежно потрясла ею перед носом автоматизатора: — Мне бы еще мышку поменять, эта вовсе не слушается.

Не выключая компьютер, Илья открыл манипулятор и аж присвистнул.

— Да она у вас пылью забита до упора! — и показал грязные направляющие. — Удивительно, что она у вас еще что-то делала.

Любовь Николаевна начала ретиво оправдываться, по стародавней привычке строя при этом глазки:

— Да откуда мне об этом знать? Если бы еще Лиза на работе была, она бы почистила, а я не умею.

Марья Ивановна с воодушевлением подхватила, выставляя на стол домашнее сдобное печенье и варенье из черной смородины со своей дачи:

— Да, Лизонька у нас молодец! Всё может! И принтер починить, и картридж поменять, и программы настроить, ежели что не так. Без нее тяжеловато.

Любовь Николаевна тут же взревновала:

— Если бы у меня дома был компьютер, я бы тоже всё умела.

С насмешкой посмотрев на коллегу, Марья Ивановна резонно возразила:

— Так купите, кто ж вам не дает?

Собеседница недоуменно пожала плечами:

— А зачем он дома нужен, если на работе есть?

Оценив женскую логику на высший балл с огромным плюсом и ехидно посмеиваясь про себя, Зайцев потребовал кусочек специальной салфетки для протирки компьютерной техники, выдаваемой всем отделам, почистил манипулятор, закрыл его и поводил по коврику. Повеселевшая мышка бегала нормально.

Чайник на тумбочке забурлил и отключился. Марья Ивановна достала из шкафа чайные чашки, налила в них кипяток, поставила рядом с вареньем банку растворимого кофе. Радушно пригласила:

— Берите стул и садитесь поближе! У нас общего чайного стола нет, приходится так, за чьим-нибудь. Чаще за моим, за ним безопаснее, он от входа подальше. Любовь Николаевна, присоединяйтесь!

Зайцев подхватил стул от Катиного стола, хотя Лизонькин был гораздо ближе. Но брать там ничего не хотелось…

Любовь Николаевна, для максимального удобства подкатив громоздкое компьютерное кресло, поставила его так, чтобы касаться своим обнаженным коленом ноги гостя. Илья отодвинулся от нее, сделав вид, что не заметил ее явных призывов. Поняв, что ее надеждам опять сбыться не суждено, она досадливо передернулась и, стараясь скрыть досаду, обидчиво протянула, указывая подбородком на Лизонькин стол:

— Да, у Королевой монитор-то какой шикарный! — и, пытаясь отыграться за несуществующую обиду, возмущенно потребовала у инженера: — А нам когда такие дадут? Почему одним всё, а другим ничего?

Илья молча дернул плечом, отметая нелепые претензии.

— Вопрос не по адресу. Я ведь не директор.

— Конечно, не у всех же папочки крутые, как у Королевой.

Вмешалась Марья Ивановна, любящая справедливость и считавшая, что каждой сестре надо непременно выдать по серьге.

— Да если бы Лизонька плохо работала, никто бы ей хороший компьютер не дал.

Зная прямоту Марьи Ивановны, Любовь Николаевна не стала продолжать скользкую тему, чреватую ненужными подробностями. Быстро перевела разговор, не давая собеседнице продолжить:

— А вы где отдыхали, Илья Викторович?

Он вкратце поведал о своих приключениях, потом, воспитанно поддерживая разговор, спросил о том же у собеседниц.

Марья Ивановна провела отпуск на своей даче под городом, что делала из года в год, уверенная, что лучше отдыха не бывает. Когда она закончила живописать запахи свежесорванных укропа и петрушки и божественный вкус собственных огурчиков, Любовь Николаевна с чувством собственного превосходства начала рассказывать о своем круизе по Дунаю, в который ездила с мужем. Но ей там не особенно понравилось.

— Сервис потрясающий, конечно, но скучновато. На теплоходе главным образом немцы были, а они знаете, какие чопорные!

Зайцев рассудил, что проблема была явно не в немцах, а в ревнивом муже, который не позволил красивой жене развернуться во всю ивановскую.

— А где ваши коллеги? — он небрежно кивнул в сторону пустующих столов и с замиранием сердца стал ждать ответа. Марья Ивановна тут же с удовольствием подхватила:

— Катя, как обычно, отдыхает у родственников в Волгограде, а Лиза в этом году уехала на Таити. С мамой.

Любовь Николаевна заговорщицки подмигнула Зайцеву, фривольно толкнув его коленкой.

— Я думаю, что маму эту зовут Шурик, или Макс, или Вася.

Марья Ивановна гостеприимно отрезала кусок рулета и подвинула его запечалившемуся гостю, который его тут же сжевал и не заметил. После этого возразила:

— А я думаю, мама — настоящая. Лиза никогда своих ухажеров от нас не скрывала, чего ей и тут-то врать? Мы ведь осуждать ее не собираемся. И сами не без греха. — И она с прозрачным намеком покосилась в сторону собеседницы.

Та немедленно надулась и оттолкнула от себя тарелочку с рулетом.

— Ну, не знаю, не знаю… И что вы ее постоянно защищаете?

Немолодая женщина твердо ответила, глядя гостю прямо в глаза, как будто говоря ему одному:

— Да потому что она хорошая девочка. Умная, добрая, отзывчивая. А что красивая, так это просто каприз природы. И ничего в этом страшного нет!

В этих словах Зайцеву почудился тайный намек, и на душе стало почему-то так легко, как будто в его жизни уже случилось что-то удивительно хорошее.

Он допил кофе, поблагодарил дам за гостеприимство и ушел, отказавшись от настойчивой просьбы Любови Николаевны посидеть еще немного.

Стоило ему войти в отдел, как обеспокоенный его долгим отсутствием Игорь удивленно воскликнул:

— Что там с тобой делали, Зайцев? С чего ты засиял, как свежевычищенная сковорода?! Ты поосторожнее давай! А то ведь неприятностей будет выше головы! Это не тот случай, когда можно голову терять!

Илья безмятежно одарил его легкомысленной улыбкой, повергнув этим приятеля чуть ли не в шок:

— Так ведь смотря как к этому относиться. Ежели как к маленькому развлечению в скучной жизни, то совсем другой коленкор получится.

Не веря своим глазам и тем более ушам, Петухов напрямик сказал, взмахивая отверткой, как кинжалом:

— Ну-ну, лезь в пасть к тигрице, не стесняйся! Ей давно кушать хочется! Только потом, когда от тебя обглоданные косточки останутся, не жалуйся, что тебя не предупреждали.

Зайцев, понимая, что говорят они совершенно о разных людях, не стал разубеждать друга в ошибочности его выводов. Зачем? Так спокойнее.

Живя дома в «приятной» компании с хулиганистым попугаем, страдающим манией величия котом, черепашкой с наркотической зависимостью и прожорливыми рыбами, к тому же вынужденный готовить себе пищу самостоятельно, Илья даже заскучал по привычным нотациям матери. Теперь он относился к ним как к побочному продукту довольно приятных жизненных отношений. Во всяком случае, при наличии родичей ему никогда не приходилось задумываться, откуда берется корм для животных. Когда у попугая в его пакетике ничего больше не осталось, пришлось обежать несколько магазинов, чтобы добыть точно такой же. Правда, в соседнем магазинчике ему предлагали другой птичий корм и даже обещали, что он гораздо лучше, но купить его Илья не решился, кто знает, как на него отреагирует Кешка? Вдруг у него живот заболит, сдохнет птичка, что тогда делать? Заменить попугая проблемно, подмену сразу раскусят, это тебе не одинаковые рыбешки, над которыми он особо и не трясся. Если и пропадет какая-нибудь из них, вполне можно прикупить таких же в ближайшем зоомагазине.

С Мурзякиным вообще хлопот не было, тот покорно доедал остатки сваренных хозяином безвкусных супов. Правда, после работы приходилось терпеливо наглаживать его минут двадцать, когда наскучавший в одиночестве кот, сладострастно мурлыкая, неистово терся об его ноги. Лучше всех себя вела черепашка, гулявшая себе по балкону и жевавшая все цветы, до которых могла дотянуться. Каждый из животных по отдельности был бы вполне терпим, но в общей массе они утомляли.