Мейвис Чик - Антракт

— Знаешь, кого я так же обнимал сегодня вечером? — со смехом спросил он.

Я постаралась дышать как можно ровнее и спросила весело, хотя, может быть, немного приглушенно:

— Нет, кого?

— Мэрион Френч.

— Актрису?

— Кинозвезду, — поправил он.

— Она твоя подруга?

Вдох, пауза, вдох…

— Нет, — он засмеялся, — никогда раньше не встречались. Но на этой фотосессии она была.

И передышка…

— Зачем?

— Агент проталкивает ее в этот фильм про боксеров…

Если не двигаться, мне был слышен стук его сердца.

— …Отличные могут быть сборы.

— Она очень красива.

— Она ужасная зануда.

Мне нравилась эта женщина.

— А мне бы хотелось быть похожей на нее.

— Ты могла бы дать ей сто очков вперед.

— Она очень сексуальна. — Я прижалась к нему еще сильнее, стараясь не замечать, что мы практически увязли в сорняках.

— Она ужасна. Должно быть, у нее под норковой шубой тонна стали. Что я чувствовал, так это ее сиськи — они уткнулись в меня, как недоспелые дыни.

— Прости. — Я поспешно отстранилась.

— Все в порядке, — любезно сказал Финбар. — Твоих я совсем не чувствую.

Самый сомнительный комплимент, который мне когда-либо делали.

Он немного покачнулся и сказал «Упс» — это прозвучало ободряюще.

— Она получит роль? В этом фильме?

— Ни малейшего шанса, — ответил Финбар со счастливым видом. — Клейтон-младший настоящий христианин. Не выносит сексуальную распущенность. Хочет, чтобы все было достойно, по-христиански и отличного качества. Ничего греховного! Ясно? — Он говорил, имитируя произношение кинопродюсера.

— А что вообще можно считать греховным? И, кстати, кто из нас без греха? — спросила я.

— Именно это я и сказал Джимбо. — Финбар обхватил руками мою голову и поцеловал в переносицу. — Все эксцентрики так же проницательны, как ты?

По моему телу пробежала дрожь.

— Пойдем, — позвал он, обнимая меня за плечи, — холодно, и ты вся дрожишь. Нужно вернуться в дом. — Он повернулся и изящно склонился перед примулами. — Спасибо, мои дорогие, за ваше весеннее представление.

Я обогнала Финбара и успела погасить лампу в кухне, — свет имеет отвратительную особенность менять настроение.

— Потанцуем, — предложила я, когда мы снова оказались в жаркой комнате, выходящей в холл. — Давай устроим праздник. Ешь, пей и веселись, — сильное желание подвигло меня на крайнюю изворотливость, — потому что завтра мы…

— Я бы действительно съел что-нибудь, — согласился он.

— Выпей виски. — Я щедро наполнила бокал. — Побалуй себя. Ты ведь говорил, что собираешься напиться…

И, пока Финбар стоял с бокалом в руке, я крутила ручку настройки старого доброго радиоприемника.

Если ждешь знамения, то обязательно его получишь. Для полуночников кто-то очень чуткий решил поставить песню Эллы Фицжеральд. Она проникновенно пела: «Звезды падают на Алабаму. Мои руки крепко обнимают тебя…» — и мы приникли друг к другу и задвигались под музыку, периодически останавливаясь, чтобы он глотнул виски. Из Алабамы мы переместились на «Синюю луну», моя рука лежала на его заду — он был очень даже неплох, — и мы танцевали еще и еще.

«А потом я внезапно увидела передо мной того единственного, кто был в моем сердце…»

— Ты прекрасна, — прошептал он мне на ухо.

— Да, — тихо согласилась я.

— Да, ты знаешь все слова.

Я прикоснулась к его шее.

Финбар передернул плечами.

— Поцелуй меня, — попросила я, сильно нервничая.

Уверенная соблазнительница, какой я наивно себя представляла, такого не могла допустить. И все же одному из нас нужно было подтолкнуть события, мы не могли всю ночь топтаться на месте.

— Финбар, — спросила я, — неужели тебе не жарко?

Глупый вопрос — жар исходил от него.

— Да, — пробормотал он где-то в районе моего уха.

— Выпей и охладись. — Я протянула ему бокал, и он выпил, как послушный ребенок, глядя на меня поверх него. — Может быть, снимешь джемпер?

— Герань, ты пытаешься соблазнить меня?

— Да, — твердо ответила я.

Зачем увиливать?

— Ты восхитительная девушка и очень соблазнительная, — сообщил он. И икнул.

Мы, с трудом переставляя ноги, поднялись по лестнице. Финбар практически повис на мне около двери в туалет, пока мы вдвоем пытались снять с него свитер. Круглый ворот может оказаться западней, когда нужно быстро освободиться от одежды.

— Восхитительная, восхитительная девушка, — бормотал он.

— Восхитительный, восхитительный мужчина, — повторяла я и тянула джемпер, рискуя свернуть ему шею.

Что ж, все-таки мы его сняли и успешно добрались до спальни. Я начала думать, что переборщила со спиртным, когда он, снова заважничав, снял туфли и стащил носки. Затем, самостоятельно поднявшись — звук молнии, потянул, стащил, — выбрался из джинсов, снял трусы и, прекрасный в своей наготе, развалился на кровати.

И имел наглость сразу же крепко уснуть.

Я, архиепископ Кентерберийский и королева — мы гарантированно защищены от СПИДа.

Как смогла, я пристроилась рядом с Финбаром — наши лица оказались очень близко друг к другу, — и пальцами приподняла ему веко. Зрачок описал небольшой круг, дернулся, и глаз снова закрылся. Я провела рукой по его спине, но красавец не шелохнулся. Финбар был великолепно сложен, просто идеально для предложенной ему роли боксера… и для той роли, которую я ему определила. Я вздохнула, стараясь привыкнуть, что после такого длительного перерыва кто-то оказался в постели рядом со мной. «Я не смогу уснуть», — в ту ночь это была моя последняя здравая мысль.

Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что за звук разбудил меня. Луч солнца бил в глаза, я заморгала и снова зажмурилась. Снова этот противный звук, а потом что-то упало. Я все вспомнила и потянулась, надеясь, что выгляжу не очень растрепанной. Открыв один глаз, я постепенно привыкала к яркому солнцу. Потом пригляделась и увидела обнаженного мужчину, прыгавшего на одной ноге — другая безнадежно запуталась в трусах. Он едва двигал рукой, пытаясь ухватиться то за трещащий кусок хлопка, то за голову. И дергался, как зверь, страдающий от сильной боли.

— О Боже, — бормотал он, — Боже, Боже! — Потом, сдавшись, упал на пол, снова застонал и тихо пожаловался: — Голова, моя голова…

— Полцарства за мою голову, — хихикнула я.

— Совсем не смешно. — Приглушенный голос доносился откуда-то из района коленей.

Мужская ступня — практически идеальная, потому что ей никогда не приходилось приспосабливаться к крайностям обувной моды, — осторожно прокладывала путь в сторону отверстия для ног в изделии «Уай-франт»[27]. Вторая, на которой все еще виднелся едва заметный след от острого каблука, какое-то время продолжала дергаться, пока тоже не достигла своей цели. Финбар ухватился за резинку и, снова застонав, поднялся; эластичный пояс шлепнул его по талии. Он постоял некоторое время, похожий на приболевшего Геркулеса, — слабый, но торжествующий. Дрожа от возбуждения, я похлопала по пустующему месту рядом с собой.

— Иди, приляг, — пригласила я, наивно представляя себя сиреной с темными глазами.

— Где мои брюки? — высокомерно и с раздражением — что всегда характерно для состояния похмелья — потребовал Финбар.

Мне было жаль его. Да, момент, чтобы предпринимать попытки к сближению, был явно неподходящий. Распутная темноглазая сирена отправилась обратно в свой придуманный будуар, а я — помогать Финбару. Ведь в большей степени его состояние — моя вина. Я задернула шторы, преградив путь яркому солнцу, нашла джинсы и подошла к нему.

Мне захотелось признаться в своих чувствах. Фраза «Я люблю тебя, Финбар!» могла бы прозвучать очень мило, но, честно говоря, его состояние не располагало к таким откровениям. И я просто протянула ему джинсы:

— Держи, нужно просунуть ногу вот сюда…

Он попробовал, не получилось.

— Обопрись, я помогу.

Он так и сделал. Снова застонал и натянул сначала одну штанину, затем справился с другой. Я подняла джинсы до талии, но не стала их застегивать: не нужно, чтобы мужчина ассоциировал меня со своей слабостью.

— Спасибо, — кротко поблагодарил он. Глаза закрыты, лицо очень бледное.

Я поцеловала его в щеку.

— Кофе, — взмолился он. — Мне нужен кофе…

— Глупости, — сказала я. — Что тебе нужно, так это вода. Много-много воды, чтобы не было обезвоживания. — У меня появилась замечательная эротическая идея. — Может быть, принять ванну? Тебе станет лучше…

— Нет времени, — пробормотал Финбар. Пытаясь надеть футболку, он рассеянно размахивал руками. — Нужно репетировать драку на мечах… О Господи! — Он обхватил голову руками. — Как мне плохо!

Я провела пальцем по его виску.

— Ты такая милая, — сказал он с несчастным видом. — Прости, что я… Господи, я не предполагал, что могу так напиться…

— Принесу тебе «Алка-Зельтцер». — Я подняла с пола ночную рубашку, надела — вряд ли имело смысл оставаться обнаженной — и отправилась вниз.

Когда я принесла стакан с шипящей жидкостью, Финбар был немногословен:

— А почему ты так хороша сегодня утром? — И подмигнул. — О, я забыл, ты ведь практически всегда навеселе! — Финбар храбро попытался изобразить веселую улыбку, но его лицо, скорее, стало похоже на посмертную маску Дантона, и прикоснулся к моей щеке. — Ты выглядишь удивительно свежей.

Я чуть не призналась ему, в чем причина, однако сдержалась. Вместо этого во мне снова заговорила надежда.

— Думаю, тебе следует принять ванну.

— Нет времени. Где мой джемпер?

Мы нашли его — скомканный — на лестнице, у двери в туалет.

— Финбар, — мягко сказала я. — Ты не очень-то любезен со мной, учитывая происшедшее прошлой ночью.

Опустила глаза и жеманно улыбнулась, но момент выбрала не самый подходящий, — он только что выпил газировку.

— О Боже! — Финбар отрыгнул.

— Сейчас лучше? — осмелилась я.

— Нет, хуже. Пожалуйста, прости меня и за это, и за прошлую ночь. Мне вообще не следовало приходить сюда и вторгаться в твою спокойную жизнь со своими проблемами.

Я разыскала его туфли и носки и, вздыхая, вспомнила, как он избавлялся от них, но время нежных мыслей прошло. Я подумала, не спрятать ли обувь под кровать, но решила, что это бессмысленно, и, как жертву, бросила на пол перед Финбаром. Потом обхватила его руками за талию, прижала голову к груди. Изнутри доносились ужасные звуки: журчание, шипение и хныканье многих органов.

— А мне понравилось, — заявила я. — Не нужно извиняться. Я уже давно не получала такого удовольствия.

Он слегка отстранился, держа меня за руки, и озадаченно посмотрел мне в глаза.

— Удовольствия? — спросил он. — Разве я… — Поднял голову, посмотрел на потолок, потом на меня и снова на потолок. — Разве я… — Он снова описал головой круг, как будто делал какое-то упражнение для шеи. — Хочу сказать, насколько я помню… А мне кажется, я все помню достаточно хорошо: стихи, цветы, потом танцы… Я ничего не упустил, так ведь?

— О нет, — подтвердила я, — ты все отлично помнишь. Будь по-другому, разве это имело бы значение?

— Не знаю. Зависит от того, что именно я мог бы забыть.

— Финбар, не думаю, что выбор так уж разнообразен.

К несчастью.

— Мне не хотелось бы причинить тебе боль.

— Ты бы этого не сделал.

Он прижал мою голову к своей груди и чмокнул в макушку.

— Герань, ты ужасно кокетлива.

— Как и ты.

— О Господи, — произнес он, обхватив ладонью лоб, как будто мог выжать из него боль, — мне пора. Это правда. Опоздать на репетицию — самое большое преступление для профессионала, особенно на завершающем этапе репетиций, как у нас сейчас.

— Извини. — Я разжала руки.

— Это не твоя вина, — сказал он, ущипнув меня за подбородок. — Я достаточно взрослый и противный, чтобы самому нести ответственность… В конце концов, ты же не вливала в меня виски насильно, правда? — И подмигнул.

Сознаюсь, я отрицательно покачала головой.

Мы начали сражаться с его носками и туфлями.

О, проза жизни!

— Финбар, как насчет фильма?

Он обувался так, словно видел туфли впервые в жизни. Я ждала, почтительно соблюдая тишину, пока он не укротил незнакомцев.

— Ты согласишься?

Финбар не был похож на человека, который готов хоть па что-нибудь согласиться, но я чувствовала, что подобный разговор необходим. Он поднялся с пола, явно вдохновленный своим достижением.