Я поднималась на лифте, и всё вспоминала и думала. Глупая блаженная улыбка никак не сходила с моего лица. Господи, была б моя воля, я бы… Какая разница, что бы я сделала. Есть чувство долга и родители меня ждут.

А завтра в институт. И там будет Ваня.

Только сейчас про Ваню думать совсем не хотелось.

Я вошла в квартиру, поздоровалась, отказалась есть и глянула на мой проснувшийся мобильник. От Вани была целая куча сообщений.

Я написала, что отдыхала за городом, что встретимся завтра. И после душа собиралась завалиться спать.

Пришло сообщение, глянула — от Ильи. Писал, что дежурит завтра и что я могу прийти, а потом простое — «Спокойной ночи!»

Я чуть не расцеловала телефон.

— Анюта, спишь? — в дверях стояла мама.

— Нет, мамуль, собираюсь.В процессе.

— Как отдохнула? Хотя, что спрашиваю, сама молодая была…

— Всё хорошо, просто замечательно.

— Ань, я поговорить хотела, просто предупредить, что ли.

Мама была немного смущена. Меня же это просто забавляло.

— Говори, мамуль.

— Я о контрацепции. Анют, рано ещё детей заводить. А он взрослый мужчина, он на прогулках и кино не остановится. Понимаешь, ребёнок?

— Понимаю. Но пока ничего такого не было. Мамочка, это ты никак жалеешь, что меня рано родила? Мне кажется, что вы с папой не очень о контрацепции думали?

— Что за глупости говоришь, мы хотели детей. И потом папа — это папа! Нюта, институт бы закончить. Мы, конечно, поможем, и всё, что в наших силах… Ты понимаешь, что есть вещи неприемлемые в нашей семье.

— Мамуль, не беспокойся, вот ей-богу. Я разберусь. Я всё знаю. Что переживаешь так?

— Переживаю. Сильно переживаю, дочь. Я же люблю тебя. И мне далеко не всё равно, с кем ты. И вообще страшно, жизнь сложная…

— Мама, но ведь не жить невозможно. Как пойдёт, так всё моё будет. Проживу, и вы рядом. Я люблю его, мама.

Мама обняла меня как маленькую, а я обняла её, и мы так сидели молча, просто прижимаясь друг другу и понимая, как хорошо, что мы есть друг у друга. С мамой хорошо, с мамой спокойно, с мамой тепло даже в самый лютый мороз.

Нет никого роднее мамы.

***

Утром я чуть не проспала. Собиралась как бешеная, только успела родителям сказать, чтобы вечером не ждали, что я на дежурство.

В лекционный зал влетела аж запыхавшись. Плюхнулась на сиденье рядом с Ванькой.

— Анют, я поговорить с тобой должен, серьёзно.

Чёрт, прям официальный такой!

— Конечно, поговорим, только после занятий.

— Я домой тебя провожу.

— Я на дежурство сегодня.

— К нему?

— В хирургию. И ещё у меня там в отделении дядя Глеб лежит.

— А-а-а… Тогда другое дело. Я на дежурство провожу, вот и поговорим.

На занятиях Ваня всё больше молчал. А мы сидим с ним всегда вместе, так то за руку возьмет, то мою руку своей накроет. Чудной!

Занятия закончились, смотрю — ждёт. Оделся, готов уже уходить, но стоит, ждёт, пока я копаюсь.

Вышли из здания института, идём, молчим. Говорю ж, чудной он какой-то приехал…

— Вань, как каникулы?

— Думал, я много думал, Анюта. И об учёбе, и о жизни, и о тебе.

— Вань, меня за ту пьянку под домашний арест посадили. Я из доверия вышла, прикинь.

— Прости!

Насупился, опять молчит.

— Вань, так что ты сказать хотел?

— Не хотел, а хочу. Аня, я понимаю, что у меня ничего на данный момент нет, я понимаю, что мне ещё трудиться и трудиться, я даже думаю, что твои родители прогонят меня в шею. Но я люблю тебя. Выходи за меня замуж!

— Сейчас?

Это был самый глупый вопрос, который я могла задать, но я его задала. Потому что ожидала чего угодно, только не вот такого признания. И никак не такого предложения.

— Аня, я не шучу, я люблю тебя, понимаешь, люблю! Я хочу жизнь с тобой прожить! Я даже понимаю, что ответных чувств у тебя нет. Но они будут, они придут, я буду очень стараться, и ты полюбишь меня. Вот увидишь, что полюбишь!

Я была просто ошарашена. Я не могла сказать твёрдого «нет». Я боялась обидеть его. Я не хотела его обижать! Господи, он был мне настолько дорог, просто как друг, что не будь в моей жизни Ильи, я бы, пожалуй, согласилась и вышла бы замуж за Ваньку. А что, может быть действительно полюбила бы его со временем…

— Вань! Это так неожиданно. И потом, я люблю тебя как друга. Ты мой единственный друг, понимаешь?

— Замуж пойдёшь? — он злился.

— Не знаю. Сейчас — точно нет. Ни за тебя, ни за кого другого. У меня другие планы. Мне учиться надо. И потом, на чью шею я мужа приведу? Об этом ты не думал? Скажу такая — папа, ты знаешь, мне тут сексу захотелось, так вот вам ещё и сын, кормите и поите, а мы развлекаться будем. Так?

— Аня, ты жестока. Моей любви хватит на двоих, а то, что ты говоришь — удар ниже пояса.

— А то, что предлагаешь ты, не имеет под собой никакой базы. Давай решим всё знаешь как?

— Как?

— Ты мне ничего не говорил. Мы друзьями были и друзьями будем. И пусть пройдёт время, а там жизнь покажет. Видно будет.

— Что видно? Полюбишь? Или за другого пойдёшь, материально обеспеченного?

— Ну, или осёл сдохнет, или царь умрёт.

— Смеёшься, всегда смеёшься надо мной. Высокомерная ты, Анька. Вот за то тебя девчонки не любят.

— Прекрати, Ваня! Прекрати! Я не хочу с тобой ссориться, а ты всё время нарываешься. Я не люблю войны, я… Ты мой единственный друг, Ваня. Ну что же ты!

Я побежала от него со всех ног, а он остановился и догонять не стал. Я не обернулась, но шагов сзади не было. Добежала до больничного сквера и остановилась. Слёзы надо высушить, прежде чем в отделение идти. Сейчас сначала дядю Глеба навещу, с ним посижу, а уж потом, когда приду в себя в полном смысле этого слова, тогда можно будет и на глаза Илье показаться.

Гуляла в сквере. На снег смотрела, а он искрился по краям дорожек на деревьях. Переливался всеми цветами радуги в лучах заходящего солнца.

Руки и ноги замёрзли у меня почти до потери чувствительности. Вот тогда я в здание больницы вошла. Поднялась в отделение и прямо на Илью наткнулась.

— Анюта? Почему глаза на мокром месте? Что случилось-то?

— Илья Владимирович! Илюша, ну почему я не умею быть счастливой?

— Не умеешь? Странно, я бы не сказал, что не умеешь. Но раз ты так думаешь… Научу!

========== А любовь сладкая? ==========

Время приобрело у меня совсем другой отсчёт. От встречи до встречи с Ильёй. Я жила только рядом с ним. Мне так казалось, остальное время я просто существовала: занималась, сидела на лекциях, писала конспекты, разговаривала с Ванькой, ела, делала какие-то домашние дела. И считала мгновения до звонка, до свидания. Он стал моим сумасшествием, моей жизнью, моими эмоциями.

Я бегала на все его дежурства и все свободные вечера проводила с ним. Мама лишь вздыхала и пыталась запихать в меня еду, когда я возвращалась домой. Да, я похудела, совсем одни кожа и кости остались. И ещё глаза.

— Анюта, я скучаю по тебе, — говорила мне Юлька, забираясь ко мне в кровать, и рассказывала все свои девчоночьи, такие детские проблемы про отношения с подружками. Смешная и наивная. Даже не верится, что и я такой была когда-то.

Она моя младшая любимая сестра, а у меня просто не хватает на неё времени. А Глебка здоровается и не лезет ни с какими рассказами, ни с расспросами. Я и не вижу его почти.

Да я маму с папой почти не вижу, не говоря уже про дядю Глеба с Лёней.

Иногда слышу разговор родителей у моей комнаты:

— Маша, наша красавица пришла? — это спрашивает папа.

— Котлету съела, спит.

— Съела, уже хорошо. Ей надо витамины купить, Маша.

— Купила, говорит, что пьёт. Всё будет хорошо, правда, Саша? — а в голосе столько беспокойства.

— Ну, все через этот период проходили…

— Нет, я не проходила.

— Так ты дома была, а я при тебе… Но я-то проходил. Он заканчивается, период этот, Машенька.

Вот так я живу.

Знаете, о чём мечтаю? Замуж хочу. За Илью. Просто чтобы не расставаться никогда. Но он почему-то не зовёт, а я всё не решаюсь спросить. Ещё подумает, что навязываюсь.

А не так давно, на восьмое марта, я стала его женщиной. Всё так случайно и одновременно закономерно произошло. Сначала были поздравления, немного коньяка, поцелуи, а потом случилось.

Улыбаюсь, вспоминая. Что находят в этом так называемом сексе, я так ещё и не поняла. Но Илья говорит, что всё со временем. Но ему хорошо со мной, так и мне хорошо от этого.

Я хочу быть с ним, всегда, каждый день. Хочу вставать по утрам и готовить ему завтрак, и ждать его с работы с накрытым ужином. Почему же не зовёт замуж, почему тянет? Ведь говорит, что любит. Не понимаю я.

И про это самое «любит» спрашиваю. А он смеётся и ребёнком меня называет. Я не ребёнок — я женщина. Мне нужно внимание, стабильность и определённость. А если нет этих трёх составляющих, вернее, даже четырёх, ЛЮБОВЬ-то — главное, то в душу закрадывается беспокойство. А это такая гадость, скажу я вам. Потому что закрадывается самая маленькая капелька тревоги и начинает расти, и толстеть, и множиться, как снежный ком, или так растут бактерии на питательных средах в термостате.

А что из этого выходит — да болезнь или боль. Реальная или душевная. Вот я ещё молодая совсем, а причину всех болезней установила: беспокойства и переживания всему причина. А боль — она перетекает из душевной в физическую и болит, кажется, лишь душа, а страдает сердце… Вот куда меня занесло. И самое интересное, что всё это душевно-страдательное дело можно обосновать при помощи биохимии. Вот!

А вчера и позавчера произошли события, которые не просто беспокойство в душу поселили, а тревогу какую-то. Причём сильную тревогу, потому что касались очень близких мне людей.

Но сейчас всё расскажу по порядку.

Позавчера вечером была у Ильи дома. Мы ужинать собирались, я чебуреки нажарила, салат с капустой накрошила. Тут звонок в домофон. К нему пришли Влад с Ольгой. Без предупреждения пришли.

Ну, я их к столу пригласила, я ж готовила, вот на правах хозяйки и позвала. А Влад и говорит:

— Смотри , Илюша, как девочка твоя освоилась, хозяйку изображает.

Не знаю, почему, но не понравилось мне это. А потом за столом разговор о делах пошёл, о договорах и сделках. И тут Влад заявляет:

— Я на поставки Поддубному рассчитывал очень. Институт крупный, перспективный, на них можно деньги сделать. А тут влезает эта стервь Говорова и требует пересмотреть цены. Нет, ты понимаешь, Поддубный почти подписал. Он ручку в руках держал уже. И всё, как отрезало. Выслушал он «Машеньку» и потребовал пересмотра цен. Педик чёртов.

Вы думаете, я смолчала? Нет! Я высказалась по всем пунктам, от неправильной ценовой политики его фирмы, до нанесения личных оскорблений близким мне людям.

А Илья просто ржал.

— Так, не понял, что значит — близким людям? — Влад совершенно опешил и даже растерялся.

— А близким людям, друг мой, значит то, что профессор Говорова — мама Анечки, а профессор Поддубный — её родной дядя. Вот как-то так. А моя девочка, естественно, грудью на амбразуру за родню кинулась. Вот за это люблю её ещё больше.

— Ань, прости, я не знал, — Влад извинялся, а его жена только и сверкала глазами.— Не, ну правда, не знал. Я уважаю их обоих, несмотря на их отвратительные характеры. Хотя, ты понимаешь, это же дела, может быть, в жизни они премилые люди. Да я даже уверен, что просто замечательные люди. Это бизнес, Анечка, не более чем бизнес. Ну и эмоции…

— А может быть, мы попросим Анечку повлиять на родственников? — заговорила Ольга. — Нам действительно очень нужен этот контракт.

— Я ни на кого влиять не буду, и даже о нашем знакомстве слова им не скажу. Дела через детей не делаются, а я не в теме. Вы ещё через Юльку повлиять попробуйте, это сестра моя младшая, в первый класс пошла. И вообще, я не знаю, почему всегда так привлекательны чужая жизнь, чужая постель и чужие деньги. Причём деньги — особенно, так всем и хочется забраться в явно не свой кошелёк и отгрести как можно больше.

Чем больше я распалялась, тем больше они все смеялись. А это так обидно, когда смеются над тобой просто так, только потому что я младше. Я ведь права и умные вещи говорю! Ну, я-то думаю, что умные. А почему не умные, истины прописные я говорю.

Короче, я чуть не разревелась, вскочила и побежала одеваться. А Илья за мной.

— Анечка, прекрати. Пойдём обратно. Не над тобой мы смеялись, а над собой, циники мы, понимаешь, старые циники. А тут такое чудо!

— Кто это чудо?

— Ты — чудо моё!