— Всё, оставьте её в покое, — вдруг заявил дядя Глеб. — Пусть пройдёт время, а к Илье я заеду и ему объясню. Есть причина, вижу, что есть. Но дело, как мне кажется, не в Анюте и не в Илье. Давайте подождём. Время рассудит.

Мама с папой неожиданно с ним согласились. И мне самой вдруг стало легче. Время действительно рассудит. И время позволит Нине родить, и время позволит Илье определиться — будет он с Ниной или нет. Он ведь развёлся с женой когда-то, значит, не хочет жить с нелюбимой женщиной, так чем Нина лучше? Если бы у него к ней были бы чувства, то меня бы с ним не было. Три года он не женился на ней, но на мне-то собирался. И года не ждал.

Да, время решит всё.

Тут раздался звонок домофона. Глебка сообщил, что явился Ваня с букетом.

Цветы он вручил моей маме.

— Анют, ты опять плакала? — так он поздоровался со мной.

Мужчины нашего семейства только улыбались и переглядывались. Мама пригласила Ваню к столу и заставила поесть, прежде чем он произнесёт хоть слово.

А потом он попросил моей руки. Официально, красиво, торжественно! И сам был такой интересный в тот момент.

Жаль, что я люблю другого. Ваня хороший.

— Ванечка, а ты у Ани согласие-то спросил? — это был папа.

— Она вчера согласилась, скорее, от отчаяния, конечно. Но я ее люблю и, думаю, смогу прожить с ней жизнь так, чтобы она была счастливой.

Тут мама расплакалась.

Я тоже была на грани. Ну почему всё происходит не так, как надо?

Почему человек, который мне просто друг, испытывает ко мне искренние чувства, а тот, которого люблю я, не может разобраться со своим прошлым?

Игры какие-то. Марионеткой чувствую себя, вот не иначе, как марионеткой.

— Ваня, давай решим так. Впереди сессия и каникулы, летние каникулы. Ты уедешь домой и там всё обдумаешь. Ситуация непростая. На согласии от отчаяния жизнь не строят. А в сентябре вернёшься и будет видно, абсолютно всё будет видно. Если моя дочь выберет тебя, то так тому и быть. А если нет… Я её неволить не стану. Но друзьями вы останетесь. Это же счастье, иметь такого друга, как ты.

Как я потом папу благодарила за эти его слова. Вот смог же, никого не обидев, всё правильно рассудить.

А мама причитала, что выдала бы за Ваньку с удовольствием свою дочь, только младшую и лет так через десять.

========== Как я ошибалась! ==========

Сессию я сдала очень уж паршиво, но сдала, не отчислили и ладно. Экономическую теорию чуть не провалила, политологию с социологией на четвёрку, а вот нормальную физиологию (гос. экзамен), биологическую химию (гос. экзамен), микробиологию (экзамен), я учила, так и сдала нормально, на отлично, а иностранный язык, логику, военную подготовку не дотянула, четвёрки у меня. Физкультуру поставили просто так.

Я ж не ходила с мая. Мне не до физкультуры, у меня живот растёт. Я физкультурнику бутылку коньяка французского принесла, так он так рад был.

Ага, вот такие новости.

Только о них никто не знает, ни мои мама с папой, ни отец того, кто в животе. Скажу потом, когда можно будет. Пока не видно ничего, ну, почти не видно. Я то замечаю все изменения своей фигуры. Мой организм и я сама ему хозяйка.

На практику напросилась в роддом. Надо присмотреться. Скоро и я сюда… А ещё акушерство — совсем неплохо как альтернатива хирургии.

Интересно, как Он живёт? Вспоминает ли меня? Или совсем забыл? Все знакомые женщины утверждают, что мужчины любят, пока видят. А как только с глаз долой, то любят другую.

Больно-то как… Что ж так больно! Почему не отпускает? Ему же уже давно всё равно! Убеждаю себя в этом и сама себе не верю.

Уже больше двух месяцев я его не видела и не слышала о нём ничего. А так хочется, хотя бы издали, хотя бы минуточку, нет, секундочку хотя бы …

В роддоме мне понравилось. Скучать там так точно не приходилось. Вот где круговерть!

Я сначала в приёмном практиковалась. Истории заполняла, замеры всякие делала: рост, вес, акушерские размеры таза. На родах присутствовала. Интересно.

Это просто чудо — рождение человека.

А первый крик! Сморщенная, как бы обиженная рожица крохи. Удовольствие неповторимое.

Кстати, одна опытная акушерка могла по крику отличить, что испытывает пришедший в наш мир человек. Она утверждает, что есть четыре тональности первого плача: протест, ужас, боль и слабость. Но что бы не выражал этот крик, ребёнок жив. И вот оно — счастье!

Не знаю, почему мне всё это таким близким кажется, не знаю, почему так душа радуется в роддоме. Нигде и никогда раньше такого не было, даже в хирургии за операционным столом. Видимо, акушерство ближе мне, чем хирургия, а может, потому что во мне самой человек живёт. Необыкновенно любимый человек. Думаю, что девочка. Даже имя для неё придумала. Илиана. Видите? Чувствуете? Да? Там половина имени его, а половина моя. Хотя я смотрела в интернете, имя означает «солнечная». Конечно, солнечная, а какая ещё может быть моя любимая дочурка?

Догадываются о чём-то мои родители или не догадываются, я не знаю. Они ни о чём меня не спрашивают и сами ведут себя как обычно. В душу не лезут.

Говорим о практике, о работе, о детишках, о восторгах о моих. Ну, как-то так.

Только в один из дней моя будущая работа не показалась мне столь радужной, как раньше. А дело было так.

Я занималась ничегонеделаньем в приемном. Врач, которая дежурила, ушла на кесарево, вторая из отделения принимала сложные роды. Акушерки в родзале, а я осталась одна. И тут «скорая». Женщина вся в слезах, родила в дороге, ребёнок глубоко недоношенный. Крохотный такой, ей (девочка это была) пуповину пережали, а плаценту даже отделять не стали. Но ребёнок живой, дышит.

Врач со «скорой» её так бросила на стол:

— Оформляйте, — говорит, — всё равно не жилец.

А у меня сердце чуть не выскочило. Схватила я ребёнка и утащила в детскую реанимацию. Реаниматолог-неонатолог удивилась, а я плачу, объясняю, что без помощи погибнет девочка.

Они её взяли, пуповину отделили, в специальный бюкс положили. Вес, говорят, кило четыреста, шансов мало.

А у меня брат всего на сто граммов больше весил, так вон какой дядя вырос. Ему тринадцать, а размер ноги сорок четвёртый и выше он меня почти на голову. Выжил же.

Значит, можно спасти ребёнка при желании.

Я всё это сбивчиво врачам повторяю, уже раз на десятый пошла.

А в приёмном паника — пропал ребёнок.

Они его ищут, найти не могут. Ой, как ругали меня потом!

Сначала всё оформить надо было, а только потом неонатологов вызывать. Но я же хотела как лучше, быстрее так. Шансов у ребёнка больше.

Могла домой уйти, не ушла, с девицей рядом с бюксом осталась. Позвонила родителям, чтобы не волновались.

Только вечером следующего дня девочку оставила. Врачи сказали, вне опасности она.

***

Дома меня тоже ждал сюрприз. Папа за ужином рассказал, что Нина пригласила его с мамой моей на свадьбу. Даже приглашение показал.

У меня аж вилка упала на пол, вместе с куском мяса.

— Анюта, что с тобой? — забеспокоилась мама.

— Папа, ты хочешь сказать, что Илья женится? — меня уже просто трясло.

— Илья?! Причём тут Илья? Нет! Аня, ты здорова?

— Анна, что ты напридумывала? — дядя Глеб взял меня за плечи. — Саша, за кого выходит замуж Нина?

— Да рентгенолог у нас новый, месяца они не встречались, так вот сразу и замуж. Мы там ржём все. Наконец она нашла себе кого-то, правда, он пьёт прилично, но ведь ей это не мешает. Анечка, какое тебе дело до Нины?

— А ребёнок?

— Ничего не понимаю. Аня, какой ребёнок, и как Нина связана с Ильёй?

И тут я всё рассказала. И про тот разговор с Ниной, и про то, как к Ваньке заявилась с просьбой жениться на мне. И про свою беременность тоже.

Никогда не забуду выражения их лиц…

Мама обняла меня и поздравила. Представляете, ни слова осуждения. Вот такая у меня мама! А папе сбивали давление.

Он потом так долго ругался. Нет, не на меня. Он поражался подлости человеческой.

Только у меня как будто камень с души упал. Мои всё знают, Нина никогда не была беременной, а уж от Ильи — так точно.

Завтра попробую с ним поговорить. Я так решила. Завтра, обязательно завтра.

***

Утром летела в роддом как на крыльях и сразу в детское отделение.

Палату мыли. Санитарки старательно надраивали окна и панели. А маленькая девочка лежала в своём кювезе мёртвая и давно холодная.

Её просто отключили.

Как же я ревела!

Врачи пытались сказать, что она всё равно бы не выжила, так зачем давать мнимую надежду матери. Ещё говорили, что нормальной она бы никогда не была. Но ведь Глебка есть.

Я никак не могла не могла успокоиться, я винила их во всём, они просто убили её, они — люди, не бог. Бог давал девочке шанс, а люди его отобрали.

Только плачь не плачь, а жизнь обратно не вдохнёшь. Убить можно, а оживить не в нашей власти.

Меня прогнали из роддома, велели домой идти.

И я пошла, только не к себе домой, а к Илье. У него отпуск, так папа сказал.

Кафедральные все в отпусках.

Я долго звонила в двери, потом стучала. Мне никто не открыл.

Пошла к соседке, разузнать.

— Так он уехал, детка. Ключи мне оставил, цветы поливать.

— Уехал?

— Да, уехал. С сумкой такой большой, а вот куда — забыла.

========== Он вернулся ==========

Я очень долго и упорно объясняла соседке Ильи, что мне нужно войти в квартиру и оставить записку на самом видном месте.

— Понимаете, — всё повторяла и повторяла я, — я должна ему написать, чтобы он, как только вернётся, связался со мной. Это очень и очень важно.

— Кто ты ему?

— Невеста.

— Невеста его бросила. Он мне сам сказал. Давно, ещё в начале мая. Пришёл сам не свой вечером, да как долбанёт по стенке кулаком. Я услышала и прибежала. В кровь руки разбил. А он хирург. Я тогда с ним до утра сидела. Всё успокаивала, пыталась объяснить, что жизнь на бабе не заканчивается. И я тебя после этого в квартиру пущу? Да?! Да он из-за тебя съезжать собрался. Сказал, надоело всё, надо начинать на новом месте жизнь с нуля… Вот и поехал искать новое счастье на новом месте.

— Как съезжать?! Куда?! Совсем?! Так он не вернётся?!

— Вернётся за вещами и квартиру продать…

Я сползла по стенке на пол, живот скрутило, прямо сильно так, больно.

Испугалась я, ой, как испугалась. Телефон достала и давай набирать. У мамы вне доступа, от папы пришло сообщение — «не могу сейчас говорить». Ответил только дядька.

— Да, Анюта, что? У меня совещание. В темпе говори.

— Дядя Глеб, Илья уехал совсем, квартиру продавать будет. Меня соседка внутрь не пускает, записку оставить, и у меня живот схватило, а девочка умерла, её отключили.

— Где ты? Адрес давай, и попроси соседку дать тебе но-шпу. Если сильно болит — вызывай «скорую». Сейчас мать твою найду. Та девочка, из роддома?

— Господи, какая девочка умерла? — соседка захлопотала около меня. — Тебе плохо детка, давай ко мне заходи, сейчас принесу воды, сколько но-шпы? — слышала она, что ли, то, что дядька говорил? Ну да, у меня же громкая связь включена. — Ага, две таблетки, да? — продолжала соседка. — Или давай ампулу дам, выпьешь ампулу, вкус мерзкий, но ничего, действует быстро. Нет у меня в таблетках, а желчный приступы даёт, вот Илюша и велел ампулы но-шпы в доме держать. Он мне и колет, и вообще сколько раз он мне жизнь спасал…

Я полулежала у незнакомой тётки на диване, ампула довольно быстро возымела своё действие, и мне стало легче, физически легче.

— Так он не вернётся? — сквозь слёзы опять спрашивала я.

— Я ж сказала, приедет. С животом что?

— Ребёнок!

— Ильи ребёнок?

Я только головой кивнула.

— А какого ты его прогнала?

— Да мне наговорили всякого.

— Сама ещё ребенок, как погляжу. Вот горе луковое Илюше-то досталось… А такой парень видный. Теперь у него двое детей, не считая сына. Вот же ты горе луковое!

Она причитала, жалея Илюшу, и взмахивала руками. Расхаживала по комнате, что-то говорила, рассуждала, а я не слушала, потому что все мои мысли были направлены на моего ребёнка, мою девочку. Ей сейчас было плохо, и так хотелось ей помочь. Ведь она должна жить. Должна родиться и жить. Обязательно!

Приехал дядя Глеб с мамой, вызвали «скорую», и я залегла на сохранение.

***

Капают и капают, конца и края этим капельницам не видно. А от Ильи ни слуху ни духу. Зато Ванька звонит чуть ли не каждый день.

Уже три дня прошло. А я реву, день и ночь реву. Потому что я сама ещё тогда, давно, удалила номер Ильи из телефона, и позвонить я ему не могу. Просила папу позвонить. Он рассердился.