Лёня заметил. Я поняла по пристальному взгляду и незначительному покачиванию головы. Я улыбнулась Лёне, как бы подтверждая его догадку.

Илья осмотрел дядю Глеба. Расспросил, живот пропальпировал, выяснил, ел ли он сегодня, и удостоверившись, что тот крошки в рот не брал со вчерашнего обеда, велел медсестре оформлять историю болезни и поднимать его в отделение. Папа напомнил о вип-палате и пообещал проплатить её сразу после обхода.

На том и распрощались. Папа отправился в своё отделение, а Илья Владимирович в своё, предварительно написав все направления на анализы.

***

— Лёня, на работу дуй, — распорядился дядя Глеб. — А тебе, Машенька, сам бог велел поторопиться в институт. Директора-то сегодня нет, а дел тьма. Тебе ещё сегодня учёный совет проводить. Всё! Все расходитесь, дайте поболеть спокойно! — он пытался держаться и всем своим видом демонстрировал спокойствие, которого-то и в помине не было.

— Да, вот! Все, пожалуйста, расходитесь, а я остаюсь. У меня ещё каникулы и хирургия эта — моя родная.

Такого оборота событий от меня никто не ожидал. Мама лишь переглянулась с дядькой, и взяв Лёню за руку, отправилась к выходу.

А я прошла в подсобку — переодеться в медицинский костюм.

Когда вернулась, в палате дядьки уже не было.

— Его на фиброгастроскопию увезли,— сообщили мне медсёстры.

Я бегом туда. Успела, а там папа.

— Нюта, в чём дело? Может, тебя домой отправить а?

— Я заставила дядю Глеба лечь в больницу, и я буду с ним.

Папа и Илья только понимающе переглянулись.

Потом ФГС показало глубокую кровоточащую язву и встал вопрос об операции.

Мы сидели и пили чай в ординаторской, обсуждая дальнейшую тактику. Вернее, папа с Ильёй Владимировичем обсуждали, а я просто слушала. Папа настаивал на консервативном лечении, а Илья на оперативном.

— Может, попробуем? Недельку? — не сдавался папа.

— При его анемии и застарелом процессе? Давайте не будем играть с динамитом вблизи огня. Я возьму его завтра. Я дежурю, с утра прооперируем, потом до утра смогу наблюдать.

И папа сдался.

— Илья, прошу только…

— Нет, вас в операционной не будет. А вот Анну Александровну могу взять, и пусть на дежурство остаётся.

— Ну что ж, пусть так. Илья, потом, после операции, к нему будут ходить моя жена и мой брат Лёня.

— Я понял все ваши родственные связи… Можете не объяснять. Анна Александровна, а у вас какие планы?

— Илья Владимирович, даже не сомневайтесь, завтра я буду с вами.

Конечно, я позвонила маме и Лёне тоже позвонила. Вечером он пришёл, сидел долго. А я уговаривала их обоих — и дядю Глеба, и Лёню — бросить курить. Вот заклинило меня на этом куреве.

Ушла я с Лёней, гораздо позже, чем покинул отделение Илья Владимирович.

— Лёнь, ты на машине?

— Нет, Анютка, я приехал на такси, а теперь хотел бы прогуляться. Идём?

— Идём. Я никуда не тороплюсь. Лёнь, ты не бойся, всё будет хорошо, Илья Владимирович знаешь какой…

— Какой? Нюта, что у тебя с ним?

— Он лучший хирург. А у меня с ним ни-че-го! Можешь верить, можешь нет. Ни-че-го!

— А хотелось бы?

— Да! Очень. Но у него есть Нина. Он с ней встречается не один год. А ещё есть бывшая жена в приёмном покое. Лёня, я надеюсь, ты родителям не скажешь?

— Они не в курсе?

— Нет.

— Ну, если и узнают, то не от меня. А тебе могу дать совет. Нина не жена, и если бы он хотел — давно бы на ней женился. А бывшая жена — одним словом, бывшая. Так что всё зависит от тебя.

— Ничего от меня не зависит! Я для него ребёнок, как для тебя и для родителей.

— Ну не скажи… Иногда, конечно, тебя выпороть хочется. Только знаешь, в чём различие взрослого человека от ребёнка?

— В чём?

— В способности признавать свои промахи и ошибки. Понимаешь? И ещё в желании их исправлять.

— Не знаю, Лёнь. Могу ли я… Мне-то кажется, что весь мир против меня…

— А ты такая хорошая и тебя пожалеть надо. Так?

— Надо. Пожалеть, посочувствовать, понять — надо. Если бы только знал, как надо!

— Знаю. Сам иногда очень хочу быть понятым.

— А я тебя понимаю, по крайней мере сейчас. Может быть, потому, что чувствую сейчас то же самое…

Предательские слёзы покатились из глаз. Я их не вытирала, темно же. Очень надеялась, что Лёня не заметит. Расстраивать его совсем не хотелось. Но вот тут рядом с ним я позволила себе расслабиться и показать свои страхи. А я так боялась за дядьку!

Больше мы не произнесли ни слова, просто молча идя по улице. Я плакала. Как тихо ни старалась, всё-таки он заметил. Протянул мне платочки разовые и ускорил шаг.

***

В больницу утром пришли вместе. Дядя Глеб уже ждал нас. Конечно, ему дали снотворное на ночь, и, конечно, оно мало помогло.

— Лёня, — произнёс он, как только мы вошли, — Лёня, я отдаю тебе самое дорогое, что у меня есть, сохрани, пожалуйста. А как только вернусь в палату, отдашь мне обратно.

С этими словами он снял с пальца обручальное кольцо и протянул Лёне.

— Я сохраню. Никуда ты от меня не денешься.

— Ну что, готовы, Глеб Олегович? — Илья Владимирович стоял в дверях. — Посетители, покиньте помещение, а Аннушка — переодеваться и мыться. Всё всем ясно? Не волнуйтесь, всё будет. Причём у каждого всё будет своё. Все желания исполнятся, но только чуть после, а сейчас нам надо поработать. Пошли, Анюта. Встретимся в операционной, Глеб Олегович.

========== Илья ==========

— Ань, иди отдохни. Я останусь с Глебом, — папа нежно тронул меня за плечо в палате реанимации.

— Александр Юрьевич, да тут ни вы, ни Анюта не нужны. Спит он, и до завтрашнего дня спать будет.

— Вот забирайте мою дочь, Илья Владимирович, и идите. Проследите только, чтобы она поела и поспала. А я с ним, может быть, это не столько нужно ему, как необходимо мне.

— Не беспокойтесь. За дочь не беспокойтесь. Я понимаю вас. Даже немного Глебу Олеговичу завидую. Хотел бы, чтобы меня моя семья так любила.

— На самом деле всё очень просто, Илья Владимирович, надо иметь родную душу рядом и желательно не одну.

— Не всем дано её или их встретить…

— Главное, не упустить. Понять вовремя, что это именно она, и оставить со своей душой вместе.

Илья Владимирович улыбнулся и позвал меня за собой. Я пошла.

Мы вышли из реанимации и направились в буфет. Я, оказывается, жутко проголодалась за день. Съела и суп, и второе, и чай с пирожным. Люблю я пирожные. И растолстеть вовсе не боюсь. У меня мамина фигура, а она сколько бы ни ела — не поправляется.

— Аня, на выходные какие планы? — задал вопрос Илья Владимирович.

— У меня? — я чуть не подавилась.

— У тебя. Занятия начинаются в понедельник. В субботу-воскресенье к твоему дядьке придут все. Так что твоего отсутствия никто и не заметит. А меня тут друг на день рождения пригласил. На два дня на дачу. В программе шашлык, песни у костра, шампанское у камина. Поедешь?

— Я?!

— Конечно, ты. Я ж с тобой разговариваю.

— То есть вы хотите поехать на дачу к другу со мной?! Вы же меня совсем не знаете.

— Знаю! Анну Александровну Говорову знаю.

— А Нина?

— Нина?! Аня, я приглашаю тебя, и ни слова не говорю о Нине. Мне и в голову бы не пришло появиться в её обществе у моих друзей. Всё понятно?

Я согласилась. Конечно, согласилась! Да я счастлива была неимоверно, сама поверить в своё счастье боялась. Оставалось только дожить до выходных.

Остаток этой ночи я провела сначала в операционной — привезли мальчика с аппендицитом. А потом в ординаторской на диване, укрывшись тёплым пледом и смотря совершенно сказочные сны.

***

С Ильёй Владимировичем я встречалась каждый день, когда приносила обеды дяде Глебу.

Мама и мысли допустить не могла, что он будет питаться больничной едой. Всё вспоминала, какие он ей передачи в роддом носил, когда она на сохранении с Глебкой лежала. И вообще, мама сказала, что теперь за тем, что едят Глеб и Лёня, она будет следить сама. И готовить им она тоже будет сама. Лёня пытался что-то невнятное возразить, но наткнувшись на мамины глаза, полные слёз, уступил. А может, просто отложил вопрос на потом. Он не хотел расстраивать мою маму.

Вот и готовила с утра пораньше до работы, чтобы всё свеженькое было.

Днём она прийти в больницу не могла, а потому передачи носила я. А Илья Владимирович как специально подгадывал время и заходил в палату, а потом шёл провожать меня до выхода из больницы.

Так приятно, просто необыкновенно.

В пятницу он напомнил, что заедет за мной в десять утра завтра.

Прямо в присутствии дядьки напомнил, не скрываясь и не таясь. А дядя Глеб лишь улыбнулся мне.

Как я собиралась! Почти все вещи перемеряла, даже летние. А поехала в джинсах и свитере. На дачу же.

Всю дорогу Илья мне рассказывал про своего друга. Они, оказывается, ещё в один детский сад ходили, и в школе за одной партой, и в институте учились вместе. Только по окончании Влад пошёл работать в фирму отца и занимался поставками медицинского и лабораторного оборудования. А последние лет семь возглавлял фирму.

Дача мне показалась не дачей в моём понимании, а минидворцом. Таким чудесным, из сказки, обрамлённым настоящим еловым лесом.

— Ну наконец-то, привет! — Влад в свитере, без куртки, бежал к нам навстречу по узкой дорожке. — Ух ты, какую красавицу привёз!

Не успел он это произнести, как я оказалась в его медвежьих объятиях. И после того, как он меня отпустил, ещё раз представился

— Влад, я друг вот этого великого хирурга. Ещё с пеленок друг.

— Аня.

Я решила больше ничего не говорить о себе. Всё по ходу. В доме я познакомилась с женой Влада Ольгой. И мы сразу занялись нарезкой салатов.

Готовила в их семье всегда она. Не доверяя это священнодействие никому. Но молодую спутницу Ильи надо было проверить на вшивость. Вот и проверяли.

Шашлыком занимался муж. Ольга тоже оказалась ровесницей Влада и Ильи, да и училась с ними тоже на одном потоке.

Гостей было немного, все старые и проверенные друзья.

Я плохо вписывалась в их компанию из-за возраста, но вот от недостатка внимания не страдала. На меня просто сыпались комплименты мужчин и удивлённые взгляды женщин.

А мне нравилось. Нравилось буквально всё: и дом, и природа, и люди, такие значимые в повседневной жизни и такие простые и милые в своём узком и тесном кругу.

Все, кроме Ильи, семейные, все имеющие вес в обществе.

За столом говорили об имениннике, предавались воспоминаниям, шутили. Мило так, очень мило. Почти как дома тепло.

Илья всё время был рядом, всё время объяснял мне что-то о ком-то, и даже иногда обнимал за плечи.

А что ещё надо для счастья! Любимый человек рядом, а я уже нисколечко не сомневалась, что любимый.

Темнело. Мы вышли на балкон. Илья принёс шампанское.

— Ну что, Аннушка, загадаем желание?

— Да, Илья Владимирович.

— Илья, просто Илья.

— Странно, но хорошо. Пусть будет просто Илья.

Мы пили на брудершафт. А потом он обнял меня и поцеловал в губы. Я не отстранилась, я позволила, я не понимала, что делаю, но мне хотелось ещё, ещё много его поцелуев. Таких странных, что его язык попадал мне в рот, что он покусывал мои губы, а я ощущала вкус его губ вперемешку со вкусом шампанского.

Голова кружилась… Так сильно кружилась голова…

Да, это был первый поцелуй в моей жизни, но так хотелось, чтобы не последний и только с ним…

Нас прервали. Влад стоял в дверях балкона и покашливал.

— Илья, Анечка, пойдёмте на улицу, сейчас шашлык, потом песни. Вы же поёте?

— Я? — я искренне удивилась такому предположению.

— Пойдёмте, если и не поёте, то послушаете.

Самое интересное, что я пела, мы вместе пели, и слова были знакомые, тех самых песен, что пели мама с папой, и песни группы «Браво», которую так любил дядя Глеб.

Разошлись мы по комнатам почти под утро. Я так устала. Уснула практически мгновенно. И только подвинулась к краю кровати, когда Илья, поцеловав меня в щёку, попросил об этом, сказав, что пол холодный, и он замёрзнет там. Он спал со мной рядом.

Понимаете — рядом.

========== Ваня ==========

Как мне не хотелось расставаться с Ильёй! Кто бы только знал, как не хотелось.

Он привёз меня домой почти в восемь вечера, и мы все сидели в машине и говорили, так, ни о чём и обо всём сразу. А ещё целовались, и никак не могли оторваться друг от друга, но прошло почти два часа, а я обещала родителям в десять быть дома, вот и пришлось прощаться.